Страница 9 из 284
— А что делать с этими двумя? — спросил один из американцев, указывая на телохранителей Корпа.
— Оставьте их здесь, — ответил Динг.
— Понял, сэр, — кивнул рейнджер, достал пару наручников и вдобавок к пластиковым путам защёлкнул их на кистях телохранителей. Капитан Чека сам надел наручники на Корпа, затем с помощью сержанта поднял генерала. Тем временем Кларк и Чавез, забрав из вездехода свои личные вещи, направились следом за солдатами к вертолёту. Один из рейнджеров протянул Чавезу фляжку.
— Тебе просил передать привет Осо, — сказал он.
Динг повернул голову.
— Как у него дела?
— Преподаёт в школе сержантского состава. Расстроился, что не смог попасть сюда с нами. Я — Гомес, рота «Ф» — «фокстрот», Второй батальон, Сто семьдесят пятая бригада. В прошлый раз я тоже был здесь.
— Вы так провели операцию, будто она вам ничего не стоила, — обратился капитан Чека к Кларку.
— Всего шести недель, — намеренно небрежно отмахнулся оперативник, как требовало того негласное правило его профессии. — Четыре недели бродили по пустыне, две недели ушло на то, чтобы организовать встречу, шесть часов на ожидание и десять секунд — на захват.
— Так и должно быть. — Чека передал старшему сотруднику ЦРУ фляжку с «гаторейдом». Он не сводил с Кларка глаз. Кем бы он ни был, подумал офицер, он явно не в том возрасте, чтобы заниматься подобными играми в пустыне крохотной африканской страны ради шайки туземцев. И только тут Чека увидел глаза оперативника.
— Как вам это удалось всего лишь вдвоём, приятель? — в свою очередь поинтересовался Гомес у Чавеза, когда они подошли к вертолёту. Остальные рейнджеры насторожились прислушиваясь. Чавез, не проронив ни слова, поднялся внутрь «блэкхоука».
— Мы что, всех остальных оставляем здесь? — Гомес был явно раздражён тем, что оперативник не ответил на его вопрос.
— Да, ведь это всего лишь шестёрки. — Чавез оглянулся назад. Рано или поздно один из них сумеет, наверно, выпростать руки, найдёт нож и поможет освободиться остальным; ну а все вместе потом они подумают о тех двух со стальными наручниками. — Нам нужен был только их босс.
Гомес окинул взглядом горизонт.
— Здесь водятся львы или гиены? — спросил он. Динг отрицательно покачал головой. Жаль, подумал сержант.
Рейнджеры с сожалением покачивали головами, размещаясь в креслах и пристёгивая ремни. Как только вертолёт взлетел, Кларк надел наушники и стал ждать, когда экипаж установит радиосвязь.
— «Кэпстоун», это «Берд-дог»… — начал он.
Между Вашингтоном и Восточным побережьем Африки разница во времени восемь часов, так что в столице США был ещё день. Радиосигнал с вертолёта по каналу УВЧ был принят на военном корабле США «Триполи», передан оттуда на спутник, поступил в центр связи Белого дома и дальше прямо на телефон Райана.
— Говорите, «Берд-дог», «Кэпстоун» слушает. Райан с трудом узнал голос Кларка, однако слова слышались достаточно отчётливо, несмотря на атмосферные помехи.
— Добыча в мешке, у нас потерь нет. Повторяю, утка в мешке, никто не пострадал.
— Понял вас, «Берд-дог». Доставьте добычу, как запланировано. Непорядок, подумал Райан, опуская трубку телефона. Такие операции лучше оставлять полевым агентам, но на этот раз президент настоял на своём. Джек встал из-за стола, вышел в коридор и направился к Овальному кабинету.
— Все прошло успешно? — спросила Д'Агустино, когда Райан проходил мимо.
— Вам не полагается знать об этом.
— Босс очень беспокоился, — негромко объяснила Элен.
— Теперь может не беспокоиться.
— Нам нужно было получить по счёту. Добро пожаловать к нам, доктор Райан.
В тот же день прошлое напоминало о себе ещё одному человеку.
— Продолжайте, — попросила психиатр.
— Это было ужасно, — прошептала женщина, склонив голову и глядя в пол. — Такого в моей жизни никогда не было… — И хотя её голос звучал тихо и бесстрастно, особое беспокойство врача вызывал вид пациентки. В свои тридцать пять лет она должна была бы выглядеть совсем иначе, однако перед ней сидела женщина с одутловатым лицом, на которое падали пряди давно немытых волос. В свете электрической лампы оно казалось белым как мел, и никакой макияж не мог бы скрыть глубоких морщин. Лишь отчётливая и выразительная дикция позволяла догадываться, кем была эта женщина прежде. Она рассказывала о событиях трехлетней давности, причём создавалось впечатление, что её осознание функционирует на двух уровнях — и жертвы и стороннего наблюдателя, словно удивляясь, произошло ли все это с нею на самом деле.
— Ведь он занимал такую должность, я работала у него, и он мне нравился… — Голос женщины снова прервался. Она судорожно сглотнула и на мгновение замолкла, собираясь с силами. — Я восхищалась им, уважала, даже преклонялась перед ним за идеи, которые он защищает. — Женщина подняла голову, и врачу показался странным сухой блеск её глаз, не способных к слезам. — Он был так обходителен, вежлив, так заботлив, и…
— Всё будет хорошо, Барбара, не волнуйтесь, — прервала её врач.
Как нередко случалось, ей захотелось протянуть руку и утешить пациентку, но она знала, что должна оставаться в её глазах беспристрастной, неподвластной эмоциям, скрывать свой гнев на того, кто перевернул жизнь этой ещё молодой и умной женщины. Виновником всего был мужчина, который пользовался своей властью и положением, чтобы привлекать женщин. Так пламя притягивает к себе мотыльков, кружащих вокруг огня, они все приближаются и приближаются к нему, пока его жар не обожжёт и не уничтожит их. Рассказ женщины был так типичен для жизни этого города. Она порвала с двумя мужчинами, каждый из которых мог стать её верным спутником в жизни. Она была умна и интеллигентна, закончила Пенсильванский университет, имела степень бакалавра в области политологии и доктора в области управления. Барбара отнюдь не походила на наивную секретаршу, наблюдающую за происходящим широко открытыми от изумления глазами, и, может быть, именно потому и оказалась лёгкой добычей для своего босса. Она была способным и знающим специалистом, отлично справлялась с работой и знала, что ей требуется всего один шаг, чтобы стать «членом команды» — или какой там эвфемизм теперь в ходу в Капитолии. Но проблема заключалась в том, что этот шаг можно было сделать только в одном направлении, и то, что лежало за разграничительной чертой, нельзя разглядеть с другой стороны.
— Я хочу сказать, что отдалась бы ему и так, — с предельной откровенностью призналась Барбара. — Не было никакой надобности прибегать…
— И именно потому вы испытываете чувство вины? — спросила доктор Кларис Гоулден. Барбара Линдерс кивнула. Доктор Гоулден подавила вздох и мягко продолжила: — Итак, вы считаете, что создали у него впечатление, что…
— Совершенно верно, — снова кивнула Барбара. — Именно так он и сказал: «Ты сама дала мне понять, что готова на все». Может быть, так оно и было на самом деле.
— Нет, Барбара, не было. Продолжай, — скомандовала доктор Гоулден.
— Просто в тот момент мне этого не хотелось. Это вовсе не значит, что в другое время, может быть, на следующий день, я бы не согласилась, но в тот момент я неважно себя чувствовала. Помню, пришла на работу в хорошем настроении, однако у меня было ощущение, что я простудилась и вот-вот заболею, а после ланча меня начало поташнивать, и я решила уйти пораньше домой, но в тот день мы работали над дополнением к законо проекту по гражданским правам, который он выдвинул, поэтому я приняла пару таблеток таленола, чтобы сбить температуру. К девяти вечера, кроме нас, в офисе никого не было. Дело в том, что гражданские права — это моя сфера деятельности, — объяснила Линдерс. — Я сидела на диване у себя в кабинете, а он ходил взад и вперёд, как обычно, когда обдумывал формулировки. Вдруг он остановился позади меня и как-то неожиданно произнёс:
«А у тебя очень красивые волосы, Барбара» — таким мягким и приятным голосом, и я ответила: «Спасибо». Затем он спросил, как я себя чувствую, и я ответила, неважно, что, наверно, заболеваю. Он тут же сказал, что вылечит меня, что у него есть средство, которое он сам принимает в подобной ситуации, — бренди. — Теперь женщина говорила поспешно, видимо стараясь покончить с неприятной для неё темой, — как на экране телевизора при быстрой перемотке видеокассеты, чтобы не смотреть рекламу. — Я не видела, положил ли он что-нибудь в стакан. У него в книжном шкафу рядом с письменным столом всегда стояла бутылка французского коньяка, и там же, по-моему, находилось что-то ещё. Я взяла стакан и выпила его залпом.