Страница 7 из 23
– Ба, мужики, да это ж тот пацан, что в седьмом с нами учился, – узнал Ильиных. – Ну здравствуй, как тебя там, Макс, что ли?
Зорин поднялся и встал за спиной Ирины, положив руки ей на плечи.
– Ириш, всё будет хорошо.
Его рост несколько удивил компанию: они помнили его низкорослым и худым.
– Какие-то проблемы, мужики?
– Ты чё, клоун, – зло зашипел Гена. – Осмелел, чё ли? Забыл, как мы с пацанами поучили тебя, ботана?
Агрессия, исходившая от Ильиных, передалась Максу. Он словно заразился ею. Мысленно вернувшись в тот злополучный день, Зорин вновь испытал унижение и боль по вине этой троицы, что находилась сейчас рядом с ним. Он почувствовал, как в нём закипает гнев и требует выхода.
Видимо, они были толстокожими, изменение в нём ощутила только Ирина. Она положила свою руку на его, напряжённо сжавшуюся у неё на плече.
– Пожалуйста, Макс, пойдём отсюда! Ну пожалуйста, Макс! – взмолилась она.
– Это вы что-то осмелели! – произнёс с презрением Зорин. – Вы, шакалы, только и можете, что нападать толпой. По одному-то борзость быстро исчезает. Быков вон наняли туши свои драгоценные охранять.
– Порву! – не выдержал Ильиных.
– А ты попробуй, – ухмыльнулся Макс и размял шею.
Он него не ускользнуло, что Самсонов подал жестом команду телохранителю и что тот вынул резиновую дубинку. Вынул и тут же схватился за сломанную кисть, а дубинка была теперь в руках Макса. Он перемещался как молния. Следующим на пути был Самсонов – он сложился пополам, держась за живот. Второй охранник ввязался в драку и через минуту лежал на полу, держась за челюсть.
Газизов и Ильиных переглянулись. Роман медленно вытащил травматический пистолет и направил сначала на Макса, но тут же, подумав, перевёл «ствол» на Ирину.
Макс похолодел. Внутри он услышал голос: «Он сам подписал себе приговор. Убей его!» Дальше отключилась голова, и сработали навыки. Не помня как, Макс оказался рядом. Выбив пистолет, он ударил Газизова ногой. Запрокинув голову, тот полетел назад на кованую декоративную корзину для зонтов и, ударившись, упал навзничь. Почему-то он сразу захрипел, изо рта пошла кровь. После началась агония, и несчастный стих.
Началась паника: люди кричали, звонили в скорую, вызывали полицию. Иринка поняла: случилось что-то ужасное. Она бросилась к Максу и с плачем прижалась к нему: «Макс!.. Макс!..»
Невидимая человеческому глазу чёрная воронка рассеялась в воздухе за секунду до её появления. Серафима поняла, что её обманули. Шет ничего не намеревался менять в прошлом! Он лишь заманил её туда, это была лишь уловка, отвлекающий фактор. Главное действо у него было запланировано здесь. С издевательской точностью он повторил задуманное, только раньше были курсанты.
Серафима опустилась на пол и с горечью смотрела, как уводят в наручниках Максима, как он что-то ободряющее кричит своей девушке, как та цепляется за него, а полицейские грубо оттаскивают её. И как потом она плачет у колонны, держась за сердце.
* * *
Макс ходил по камере, точно рысь в клетке. Вчера приходили мать с отцом. Сказали, что от Ирины вестей нет и, будут ли делать повторную операцию, неизвестно. Её родители не захотели с ними встречаться. «Ну, надо их понять…»
– Макс, крепись, – отец ободряюще улыбнулся через стекло. – Адвокат делает всё возможное, главное, чтобы Иришка выкарабкалась.
Ночью, когда его забрали, Жукову увезла скорая. Сердце… Оно всегда было у неё слабое. Тогда, в седьмом классе, это был не обморок. Тогда первый раз оно заявило о себе. Теперь оставалось только ждать. «Как же мучительно тянется время!»
После лязга двери голос охраны:
– Зорин! На выход!
Идя по коридору к месту свидания, Макс торопился: «Кто его вызывает? Снова пришёл адвокат или?..»
За стеклом – незнакомый мужчина, очень похожий на Ирининого отца, черты лица те же.
Максим обрадовался:
– Вы отец Иры?
Тот даже не сел. Подойдя к стеклу, взял трубку.
Максим приготовился слушать, но отец Иры пристально смотрел ему в глаза и молчал. Наконец медленно произнёс:
– Сегодня ночью моей девочки не стало. Я не знаю, как ты будешь жить с этим…
Затем он показал охраннику маленький свёрток.
– Передайте этому, – сказал он, кивнув охраннику на Макса, и вышел.
В голове Максима наступила звенящая тишина, охранник что-то говорил ему, указывая на дверь. Макс видел только шевеление губ. Ему что-то сунули в руки, куда-то повели.
Очнулся он уже в камере, когда дверь за ним закрылась. Всё плыло перед глазами. Что-то выпало из руки, Макс подобрал. В пакете он нашёл две записки и ещё что-то в белом конверте. Первая записка была от отца: «Ирины больше нет, мужайся, сын…» Вторая записка была от неё: «Я тебя очень люблю! И буду любить всегда! Твоя Ира». Ещё что-то оказалось кольцом, которое он надел ей на палец… И Макс, опустившись на колени, закричал. Протест, боль и отчаянье сошлись в этом душераздирающем крике. Потом он упал на холодный каменный пол и отключился.
Очнулся он от холода, перешёл на кровать и укрылся одеялом. Макс обхватил голову руками, но это не спасало от мыслей. «Её больше нет… Как это странно звучит… Был человек, и нет человека. А мир стоит, не перевернулся. Всё как всегда… Только её больше нет!..»
Внутри была пустота… Каменная плита, образовавшаяся внутри, давила так, что стало трудно дышать. Когда он вынул из конверта кольцо, вдруг осознал: надежды никакой, никогда больше он не увидит её! И что-то оборвалось, что-то сломалось внутри…
Серафима, ощущая всю горечь и боль, подошла и села рядом. Он не видел ни её слёз, ни её саму. Но ему стало легче, и он заплакал.
«Хорошо. Очень хорошо, Макс. Не нужно стыдиться слёз. Они не делают нас слабыми. Они показывают только одно: что у нас живая любящая душа».
Затем она решительно встала. «Ещё не всё потеряно!» Камеру озарило невероятное сияние, с громким хлопком раскрылись крылья за спиной, и она исчезла. Мощный скачок напряжения вывел из строя все видеокамеры слежения в изоляторе, сработала система оповещения, объявили тревогу, забегали сотрудники СИЗО. И только один Зорин крепко спал, убаюканный светлым ангелом.
* * *
Здесь, наверху, царила атмосфера любви и покоя. Самая что ни на есть благодать! И эйфория захлестнула её. Серафима чувствовала необычайный подъём и упоение: силы всё прибывали. Мир людей с их горестями и страданиями остался далеко внизу – вот он, долгожданный отдых! «Почему я не могу всегда находиться здесь?» Но счастливое головокружение разом прошло, когда Серафима вспомнила, зачем она здесь.
Говорят, только ангелы с самой чистой душой могут узреть того, кого Господь наделил властью над временем. Имя его неизвестно. Видевшие его прозвали Небесным Стрелочником, а кто-то – Распорядителем. Дорогу к нему никто не знал, он всегда появлялся сам, если ищущий вызывал у него любопытство.
Серафима понимала: шансы её были невелики. Тем не менее она сложила крылья, закрыла глаза и стала мысленно рассказывать, что произошло в последней схватке с Шетом и чего она хочет.
– Меня забавляет твоё отчаяние и участие в жизни этого человека, – вдруг услышала она чей-то вкрадчивый голос.
Серафима открыла глаза. Как она оказалась на новом месте, если сидела не шевелясь?
– Чему ты удивляешься?! Кто сказал, что ты должна знать, как устроен мир?
Прямо перед ней была высокая фигура в белом балахоне. Лица незнакомца она не видела: оно было закрыто капюшоном до подбородка. Вокруг была темнота и пустота, яркий луч откуда-то сверху заканчивался внизу островком света. В этом островке и сидел Он.
– И ты горишь желанием вернуть события, чтобы всё исправить? Я тебя правильно понял? – спросил Он. – Зачем это тебе, ангелу? Люди должны страдать, они для этого и приходят на землю: искупить свои грехи.
Серафима вспомнила пустые глаза Максима. Ему даже не дали с ней попрощаться…
– Должны страдать, – согласилась она. – Но не так! Ничто не может сравниться с душевной мукой. Я ощущаю эту боль! У него седые глаза и душа, растерзанная в клочья. Это уже не жизнь, это – агония!