Страница 1 из 5
Станислава Бер
Даша была дурой
Заика
Семён заикался и густо краснел, когда не мог сразу произнести слово. Однако в деревне прозвище "Заика" к нему так и не приклеилось. Не подходило оно к нему, и всё тут. Любили Семёна в деревне. Рукастый, мастеровой, Семён помогал всем – соседке огород вскопает, деду одинокому крышу подлатает.
Дети к нему липли с любой мелочью.
– Дядь Сень, пошли купаться, а?
– Чаво, род-д-дители одних не пускают, так? – улыбался Семён в густые усы.
– Ага.
Семён собирал детвору и строем вёл на речку. Сидел на берегу и следил, чтобы далеко не заплывали. Женился Семён рано, а вот детей Бог не давал. У сестры Антонины двое ребятишек народилось. Она вообще хорошо устроилась – замуж за городского вышла, сама в люди выбилась – в обкоме работала.
– Видно, не заслужил, – вздыхал Семён, глядя, как малышня плескалась в речной воде.
Потом также строем отводил их обратно в деревню.
– Сень, а я понесла, кажись, – однажды утром сказала ему жена.
Семён от радости не знал, в какой угол посадить любимую.
– Такая рад-д-дость! – только и сказал тогда будущий отец.
Любаша родилась семимесячной, слабенькой, но ничего, выходили. Росла дочь, и нарадоваться родители не могли – умница и красавица. И ни в чём ей отказа не было. Лучшие туфли, лучшие платья, всё самое лучшее было у Любаши. Семён на вторую смену в колхозе оставался, а покупал всё, что дочка попросит. Одна же она у них. Долгожданная. Единственная.
Как выросла, и не заметил никто. Только пришла Любаша к отцу и так сказала.
– В город поеду. В институт поступать хочу.
– А как же родной к-к-колхоз-то? – заволновался Семён.
– Так я же на агронома хочу учиться, – ответила дочь.
– А… тогда другое дело.
Уже на втором курсе Любаша замуж засобиралась. Парня хорошего встретила, перспективного. Сын ректора, профессора, не абы кто.
– К-к-когда свадьба-то? – спросил Семён, прикидывая, что подарить молодым.
– А свадьбы не будет, пап. Распишемся, и всё, – спокойно ответила Любаша.
– Чаво? Эт как так? – растерялся Семён.
– Не хотим. Свадьба – это пережиток прошлого.
Через месяц сестра Антонина в деревню в гости наведалась и спросила его без злого умысла.
– Ты чего же, Сенька, на свадьбу-то не приехал, разболелся?
– Какую ещё свадьбу? – удивился Семён.
– Здрасьте, приехали! На Любашину свадьбу. Я за всю родню отдувалась.
Увидев, как Семён побледнел, Антонина добавила.
– Ой, да нечего тебе там было делать. Сидели как на заседании научного совета. Все гости профессора да кандидаты наук. Скукотища.
– Да уж. И тут отец невесты с заиканием и вечным "Чаво". Да? – подхватил её мысль Семён. – Любаше было бы стыдно за нас.
Сестра уехала. Семён слёг и больше не вставал.
Не угодила
Маринка хоть и курносая была, но миловидная и такая женственная. Ну, знаете, когда посмотришь на девицу, и сразу хочется запрыгнуть на коня и скакать, скакать, а потом подвиги совершать в честь прекрасной дамы.
В общем, мужики к ней липли, как скотч к ненужным поверхностям. А она, нет чтобы доброго да башковитого присмотреть себе в мужья, выбирала всё время калек – моральных и физических. Нет, ну, правда, люди добрые, куда это годится?
Первый муж Маринкин пил, бил, деньги не в семью, а из семьи нёс – всё пропил и замёрз в канаве. Только сына после себя оставил.
Второй муж не пил, не бил, но был старше на цать лет и тиранил Маринку безбожно. По любому поводу она должна была держать ответ. Почему задержалась с работы на пять минут? Куда потратила три рубля? Почему надела короткую юбку? На ладонь ниже колена, а должна быть до лодыжек. Так от ворчания и умер. А может, просто от старости. Дочка от него у Маринки осталась.
Третий муж не пропускал ни одной юбки. Всех любил – толстых и худых, старых и молодых, даже, говорят, горбатая ему приглянусь. И погиб Маринкин избранник от руки обманутого мужа – выкинули ловеласа с десятого этажа прямо на асфальт.
Мы тогда с Маринкой работали вместе, дружили помаленьку.
Смотрю, подруга хвост распушила и вышла на тропу войны – опять этот взгляд беззащитного создания, на который ведутся все мужики.
Ну, всё, пиши пропало, сейчас она выберет опять себе какого-нибудь охламона, а мне потом слёзы из её прекрасных глаз платочком вытирать. Жаль мне её стало, сил нет. Думала я, думала, и наконец, придумала. Никогда никого не сватала, и вот опять. Соседушка мой, Маринкин ровесник, при хорошей должности, овдовел в прошлом году. Чем не жених? Судите сами.
Не пьёт – раз,
руки золотые – два,
характер тоже золотой – три.
Маринка ему сразу приглянулась, не смотря на наличие двух спиногрызов от разных браков. А вот сосед Маринке не понравился.
– Ты чего, подруга, мне тут зверинец устроила? – зашипела она мне в ухо в коридоре, надевая плащ.
– В смысле?
– У него же волосы из носа торчат. Да ещё эта лысина. Нет, нет, такие мне не нужны. Ни в коем случае!
Хлопнула дверью и ушла.
Нет, вы посмотрите, какая цаца! Алкаш, ревнивый старик и бабник ей, значит, нужны, а работящий, непьющий мужик не понравился. А лысина, я считаю, даже украшает мужчину. Волосы из носа подстричь, и хоть на обложку журнала.
В общем, теперь Маринка сама выбирает себе очередного мужа. Даже интересно, кто будет на этот раз.
Тихоня
Оксана всегда была тихоней.
Мы жили в одном подъезде, ходили в один садик, сидели за одной партой, ну и, естественно, учились в одном институте. Я её тянула то в хоровод (в садике), то на дискотеку (в школе), то в клуб (в институте), а она отнекивалась. Всё бы ей с книжкой сидеть, завернувшись в старый плед.
И ведь красивая девка. Всё было при ней – ясные голубые глаза, волосы цвета зрелого пшена, ноги стройные. Только глаза она за очки прятала, а волосы в косу, сутулилась, юбки носила в пол и робела без повода. Ну, кто на такую посмотрит?
Однажды я всё-таки одела её по-человечески и вытащила в клуб. Вот в клубе-то и познакомилась Оксана со своими Альбертиком. Ну, как тоже познакомилась. Высокий симпатичный парень ко мне сначала подошёл.
– Девушка, можно Вас на танец пригласить? – спросил он, галантно поклонившись.
– Я не могу. Я слегка беременна. Перегрузки в моём положении вредны, – ляпнула я первое, что пришло в голову.
Парень нервно сглотнул.
– Вы лучше подругу мою пригласите. Она свободна и рвётся танцевать. Правда, Оксана?
Я подтолкнула тихоню, она споткнулась и волей-неволей оказалась в объятиях Альбертика.
В общем, через месяц они поженились. Как они там жили, точно неизвестно, но глаза у Оксаны сияли тихим счастьем. Там и дети пошли, и внуки уже намечались. А потом Альбертик заскучал с моей тихоней.
Захотелось ему, видите ли, новых ощущений. Бросил он Оксану и гонял теперь на мотоцикле с девицей на двадцать лет его моложе. А у неё волосы развевались на ветру.
– Тьфу! Смотреть противно, – сказала я Оксане и вытерла слезы с её лица.
– А по-моему, это красиво, – возразила подруга сквозь вновь подступающие рыдания.
– Согласна. Сексуально. Но противно, когда со старым мужиком катается малолетка. Может, ты отложишь уже свои книжки и займешься чем-нибудь экстремальным? Чтоб кровь в жилах закипела. А? – предложила я фантастическое развитие сюжета.
Ну, вот зачем я это сказала? Кто меня за язык тянул?
Вдруг Оксана прекратила рыдать и посмотрела на меня с такой надеждой в ясных голубых глазах. Я нервно сглотнула, не узнавая свою тихоню. Подруга расправила плечи и распустила волосы цвета зрелого пшена.