Нестор Летописец

Быстрый подъем по ступеням монашеской иерархии не был в Печерском монастыре чем-то уникальным. Похожим был случай самого Феодосия, но он, видимо, совершил этот подъем как раз в молодом, а не в зрелом возрасте, причем весьма быстро был даже возведен в сан игумена. «Преп. Феодосий был поставлен в игумены в чрезвычайно молодых годах, не имея еще и 30 лет от роду и может быть – имея их не более как 25-ть», – предполагал Е. Е. Голубинский, поясняя: «Это значит, что он решительно возвышался над всею остальною братией, как человек особый в числе ее, и что он давал Антонию провидеть в себе того знаменитого возградителя монастыря, каким явился на самом деле»[39]. Студийский устав гласил: возложение монашеских одежд зависит от настоятеля. По его усмотрению оно возможно в любое время, «если человек знаемый в монастыре»[40]. По церковным канонам (29-му правилу Карфагенского собора и 14-му правилу VI Вселенского собора) в сан диакона нельзя было возводить тех, кто не достиг двадцатипятилетнего возраста. Впрочем, ссылающийся на эти правила Н. М. Левитский делает оговорку: «Не можем сказать, соблюдалось ли в точности это постановление в древней Руси», но всё же утверждает: «по всей вероятности оно исполнялось хотя приблизительно и если препод<обный> Нестор, вскоре по вступлении в монастырь, несмотря на значительное число братии, был возведен в диаконский сан, то, без сомнения, кроме духовной зрелости, он достиг уже и вполне зрелого возраста»[41].

Но если признать, что Нестор вошел во врата Печерской обители уже давно взрослым, в середине жизни, можно ли строить предположения, сколько лет примерно ему было? В Древней Руси жизнь человека было принято делить на семь возрастов: 1) младенец; 2) дитя; 3) отрок; 4) юноша; 5) муж; 6) средовек; 7) старец. Принцип был заимствован из византийской книжности. В одной из самых ранних восточнославянских рукописных книг, содержащих переведенные с греческого сочинения, – Изборнике князя Святослава 1073 года – содержится фрагмент под названием «О шестом псалме», принадлежащий прославленному греческому богослову и проповеднику IV – начала V века Иоанну Златоусту, а в нем – похожая седмица: 1) младенец; 2) отрок; 3) отрочище; 4) юноша; 5) «средовечный»; 6) старец: 7) старик. Какими были границы этих возрастов? В одном сочинении древнерусского книжника XVI века Максима Грека{14} младенцем назывался ребенок до трех лет, детищем (дитятей) – до шести, отрочищем – до девяти, отроком – до двенадцати, юношей – до двадцати, мужем – до тридцати, старцем – до пятидесяти. В сочинении «О седмицах, ими же исполняются лета человеком», известном в довольно поздних рукописях, все периоды содержат по семь лет, то есть подчинены той же восходящей к Библии модели, согласно которой число «семь» определяет всё бытие мира: Бог создал мир за семь дней, а просуществует он всего семь тысяч лет. Младенец – человек до семи лет; юноша – до четырнадцати, до двадцати одного года – юноша «в мужеском разуме»; следующий возраст, подступ к маститой зрелости – до двадцати восьми; «муж совершен», который «приходит в совершение разума» – до тридцати пяти; до сорока двух «совершен разумом средовечен», до сорока девяти – «всякого малоумия отлагатель и буести отреватель»{15}; с пятидесяти шести начинается старость, в этой классификации уже восьмая седмица[42].

Конечно, ни игумен Стефан, ни другие монахи не мерили ни годы, ни опыт Нестора такой строгой возрастной мерой. Точный возраст ищущего спасения души вообще не должен был волновать чернецов: что он такое в сравнении с вечностью? Но если согласиться с мнением о приходе нашего героя в Печерский монастырь в зрелых летах, наделенным опытом, то, прилагая к возрасту новопришедшего седмицы возрастов, можем сказать: наверное, ему должно было быть близко к тридцати годам или за тридцать и уж точно больше двадцати одного года. Впрочем, эти предположения весьма условны, гадательны, не очень достоверны. Наверное, можно согласиться с автором статьи о Несторе в «Словаре книжников и книжности Древней Руси», указавшим вместо года рождения: «1050-е годы (?)», обозначив с помощью вопроса гадательность даже этой широкой, расплывчатой датировки[43].

Но если о годе появления Нестора на свет можно лишь гадать, то о периоде древнерусской истории, когда это произошло, можно сказать многое. Это было особенное время, годы отрочества и юности новой для Киевской Руси христианской культуры. От крещения родной страны рождение Нестора отделяло совсем немного лет – может быть, шестьдесят, может быть пятьдесят или даже меньше[44]. В «Повести временных лет» под 6582 (1074) годом рассказывается о печерском монахе Иеремии (Еремии), который «помнил крещение земли Русской»[45]. В Киево-Печерском монастыре сказание о нем признавали принадлежащим перу Нестора. Весьма вероятно, что это не так, сказание составлено другим печерским книжником. Но нельзя исключать и того, что наш герой застал Иеремию в живых, мог его видеть и с ним говорить, мог знать и других очевидцев события, переменившего судьбу Руси. Так или иначе, христианство ощущалось Нестором как совсем новая, молодая для Руси вера.

С крещением страна обрела письменность, новую культуру, новое понимание бытия. Обрела представление об истории, столь значимое для Нестора. Конечно, и у язычников была своя система нравственных представлений – ценностей и запретов («что такое хорошо и что такое плохо»). Но силы, властвующие в мире, для язычников не были однозначно воплощением Добра или Зла. Хороша или плоха сказочная Баба-Яга – персонаж с длинной мифологической родословной? Или водяной, леший – существа так называемой низшей мифологии? Они ни добры, ни злы – с ними нужно уметь правильно себя вести. Даже покойные предки или родители вовсе не однозначно доброжелательны к потомкам или детям. Не случайно по древнему обряду покойника нужно было выносить через крышу, подпол или окно, но не через дверь, как покидают дом живые, и непременно вперед ногами – всё это затем, чтобы он не вернулся в мир живых. Такое возвращение нежелательно. Языческие боги могли даже испытывать зависть к счастливому человеку и обрушить на него несчастья. В Древней Греции рассказывали миф о правителе острова Самос Поликрате, жившем в VI веке до нашей эры: своим счастьем он вызвал зависть богов и лишился и власти, и жизни. Иначе в христианстве. Для него мир – арена борьбы Бога и Дьявола, абсолютного Добра и беспримесного Зла. Человек – участник в этом поединке.

Как заметил современный историк и антрополог В. Я. Петрухин, «с разрушением традиционного племенного быта, становлением государства, включением индивида в совершенно иные социальные связи, проблема индивидуальной судьбы, в том числе загробной, становилась всё более актуальной. Ответ на вопрос об этой судьбе давали князь и его дружина, епископ и христианство, а не “волхвы” и язычество»[46].

Для язычника жизнь человека определялась некоей безличной, стоящей вне морали силой – Судьбой, Роком. В греческой мифологии судьбу человека решали богини Мойры, в римской – Парки, в скандинавской – волшебницы Норны – Урд («прошлое, или судьба»), Верданди («настоящее, или становление»), и Скульд («будущее, или долг»). У восточных славян духами, связанными с судьбой человека, видимо, были Род и рожаницы, у южных славян – суденицы.

Перед безликой и немой Судьбой человек был бессилен. Вспомним изложенное в «Повести временных лет» под 912 (6420) годом предание о киевском князе Вещем Олеге, которому волхв предсказал смерть от собственного коня, – Судьбе безразличны слава и величие человека, а избежать ее приговора невозможно.

39

Голубинский Е. Е. История Русской церкви. Т I. Вторая половина тома. С. 582.

40

Голубинский Е. Е. История Русской церкви. Т I. Вторая половина тома. С. 672.

41

Левитский Н. Важнейшие источники для определения времени крещения Владимира и Руси и их данные (По поводу мнения проф. Соболевского) // Христианское чтение. 1890. № 5–6. С. 691.

14

Это прозвание связано с греческим происхождением Максима.

15

То есть страстности, ярости, гордыни, безумия отрицатель.

42

См. об этих классификациях: Шляпкин И. А. Возрасты человеческой жизни (Из литературной истории человеческих понятий): Речь. СПб., 1909. С. 6–10.

43

Творогов О. В. Нестор // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1. С. 275; ср. ту же примерную дату рождения в энциклопедических статьях о Несторе Ю. А. Артамонова: Артамонов Ю. А. Нестор Летописец (Большая Российская энциклопедия; электронная версия: https://bigenc.ru/domestic_history/text/2263288); он же. Нестор Летописец // Православная энциклопедия. Т. 49. М., 2018. С. 77.

44

Традиционно крещение Руси относят к 988 году: эта дата, восходящая к «Повести временных лет», указывается во всех энциклопедиях. Но более верным является 989 год. См. об этом, например: Васильев А. А. История Византийской империи. Время до Крестовых походов (до 1081 г.) / Вступ. ст., прим. науч. ред., пер. с англ. яз. и именной ук. А. Г. Грушевого. 2-е изд., испр. СПб., 2000. С. 426. О договоре Владимира с византийскими василевсами и о его крещении см. также, например: Поппэ А. Политический фон крещения Руси (русско-византийские отношения в 986–989 годах) // Как была крещена Русь. 2-е изд. М., 1989. С. 202–224: Сюзюмов М. Я., Иванов С. А. Комментарии // Лев Диакон. История / Пер. М. М. Копыленко; статья М. Я. Сюзюмова; комм. М. Я. Сюзюмова, С. А. Иванова; отв. ред. Г. Г. Литаврин. М., 1988. (Серия «Памятники исторической мысли».) С. 222, прим. 69, 70 (со ссылкой на работы О. М. Рапова и Н. М. Богдановой); Богданова Н. М. О времени взятия Херсона князем Владимиром // Византийский временник. 1986. Т. 47. С. 39–46; Карпов А. Ю. Владимир Святой. М., 1997 (серия «Жизнь замечательных людей». Вып. 738). С. 174–212; Петрухин В. Я. Христианство на Руси во второй половине X – первой половине XI в. // Христианство в странах Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы на пороге второго тысячелетия / Отв. ред. Б. Н. Флоря. М., 2002. С. 79–80.

45

Повесть временных лет. Ч. 1. С. 327.

46

Петрухин В. Я. Христианство на Руси во второй половине X – первой половине XI в. С. 90.