Второй

– Не годится, – едва глянув на платье а-ля Сафико отрезал Тимур.

Рада бы сказать, что мне плевать, что он там сказал, но не скажу.

Переоделась в официальный до бреда костюм-тройку.

– Слишком искусственно, – покачал головой Маг.

В пятый образ я втянулась в газообразном состоянии. Радость от обладания горой одежды куда-то испарилась.

Мужчина не стал сообщать мнение сразу. Окинул взглядом, неприятно зашёл за спину. Не слепая зона, но отчего-то всё равно мурашки побежали между лопаток.

Маг бесшумно ушёл в гардеробную. Я с беспокойством оглянулась.

Он вернулся быстро. Натянул на меня удлинённый дымчато-чёрный жилет из ткани, которая, при всём уважении, не способна согреть.

До чего мужчинам проще.

Перед долгожданным выходом из квартиры я выглядела как коллекционная фарфоровая кукла. Мне даже пришлось уложить волосы, как нравилось Тимуру. На мне были тонкие кожаные брюки бежевого цвета, белая сатиновая рубашка с металлическими кончиками на воротнике, шерстяное пальто и серо-зелёные ботильоны. Из всего этого мне была больше по вкусу ненавистная гирлянда амулетов, натирающая шею. В кармане лежал новый телефон со включенным датчиком месторасположения.

Пока ехали в лифте, Тимур приколол к пальто ещё одну булавку. Руки моей даже на это время не выпускал. Если бы он не был избранным, ему определённо надо было бы пойти в телохранители к каким-нибудь озабоченным безопасностью бизнесменам.

Молчаливый Прохор, гордость дружины, сидел за рулём стоящей у подъезда машины. Болтливым он никогда не был, но это уже было чересчур.

Пользующееся любовью пассажиров переднее сиденье осталось пустым. Веня предпочёл сидеть с нами. Маг и внутри авто не отпускал моей руки из цепкой хватки, не доверял. Я бы, пожалуй, и правда сбежала – я ещё никогда в жизни так не хотела сбежать. От безвыходности тошнило, сердце билось тревожно и отчего-то в животе.

Что-то могло пойти не так. Я должна была быть в Храме, я должна была убедиться собственными пресловутыми глазами, что всё в порядке. Или всё не в порядке. Так или иначе я должна была знать, как можно скорее. А машина – это медленно. Возрастающая тревога мешала мне быть собой. А что у меня есть, кроме меня самой? Даже уверенности нет!

Веня чутко сжал длинными пальцами мою свободную ладонь и ободряюще улыбнулся.

У меня есть Веня. Повелитель Нечисти должен быть полезным знакомством, я думаю. Хотя первое, что приходит на ум, не кажется шибко удачной идеей.

Время капало на нервы, изощрённо пытало меня, одновременно бесконечно тянулось и при этом скакало галопом, и я не знала, что лучше – ускорение или замедление. Я могла вмешаться во время, но делать так, чтобы в одном отдельном месте время замедлилось, а в остальном мире нет, несколько сложно в техническом плане. Так сразу и не сообразить, с чего взяться за дело.

Рука, которую сжимал Тимур, болела. Его лицо было непроницаемо. Ведь не стал же бы он намеренно причинять мне боль? Тогда неужели кажется? Тогда куда, чёрт возьми, девался мой тройной самоконтроль?

– Приехали, – впервые за долгое время открыл рот Прохор, выскакивая наружу и открывая дверцу со стороны Тимура. Произнесённое вполголоса слово прозвучало как гонг.

Выходить, когда тебя держат за руку, неудобно. Вся на иголках, нервно озираюсь по сторонам, недостаточно заботясь об официальном весе визита. Гонг продолжает тягучее «гоннннн'».

Навстречу как раз открывается тяжёлая створка Храмовой двери, рельефы резьбы смазаны серостью утра, появляется несколько озадаченный Стахий в сопровождении всё ещё растерянного Чи.

Мне стыдно. Я выкинула их всех из головы, мне не стоило так делать, я не имела на это права. Совесть, портящая мне жизнь, изводящая по пустякам, не дающая забыть то, что больше никто не помнит, ненавижу тебя.

Стискиваю зубы. Прогоняю личные травмы на задний план.

– Здравия, – коротко приветствует Стахий, ещё размашисто шагая навстречу.

Тимур и Вениамин не отвечают.

Взгляд старца вопрошающе блуждает по лицам. В глазах мелькают ростки понимания, чего-то серьёзного, но тем не менее неопределённого.

Моя аура везде. Излишне перекаченная силой и концентрированная, плотная, как строительная вата и также хорошо звуко- и воздухоизолирующая. Не люблю вату. Только подумаю о ней, чувствую прилипчивые нити на языке.

Снова нахожу повод укорить себя. Нужно было упражняться. Блюдо хорошо, когда приправлено в меру. Моя аура пересолена. Когда глотаешь такое, невольно сбиваешься с дыхания и хватаешь ртом воздух. От того теперь так трудно разговаривать. Ну и из-за ваты.

Молча смотрю прямо перед собой, стараюсь быть доброжелательной.

– А…, – говорит Стахий.

Начинается.

Нет, не запланированная диверсия. Просто я срываюсь и врежу собственному плану.

Я потеряла контроль над собой, и голова моя как будто не моя и даже приблизительно не представляет, что творит подотчётное тело. Рывком дёргаюсь с места, утягивая за собой чьи-то руки, прижимаюсь лбом к холодной поверхности камня. Он гладкий и неживой. Так не должно быть. С минуту моё сердце бьётся в одиночку, потом мой лоб чувствует ответный удар. Живой.

Рвусь внутрь. В какой-то момент кажется, что крылья чем-то скованы. Полёт куда красивей, но если нет возможности, то подойдёт и падение. Падаю. Губы касаются стыка четырёх плиток. Камень прижимается к плоти, нагревается. Животворящий гул разносится по низкочастотным волнам.

Пора бежать.

Я не подготовлена. У меня нет лампы. Камни пола ударяют по босым ступням. Постойте-ка. Это ступни ударяют по каменному полу. Я бегу в темноте. Внутренний компас наконец определяется с потолком-полом. Вокруг совсем темно и, кажется, сыро, как в земляном подвале. Я как червь, рою ход сквозь тьму. Вокруг близкие стены. И опять поправка – они не расходятся передо мной, как почва у головы червя, это я ищу дорогу среди плотных формирований, пахнущих промозглой землицей. Бег – быстрый, бег – долгий. Мне далеко бежать. Я много пробежала. Успеваю заметить, что движений ничто не сковывает, ни тесная одежда, ни неразношенная обувь. Через пятнадцать поворотов рассеянно припоминаю, о чём это я думала? Какой-то привкус удивления. Чему я удивлялась? На ходу пожимаю плечами. Мысли сходятся на беге, при этом ни о чём не думается. Тьма и бег. Оград скоро не будет, скоро будет свобода. Не сбавляя темпа, несусь к пропасти, как разогнавшийся болид. Для тех, кто хочет бежать дальше, а не заснуть напоследок глотнув сырой и холодной свободы, есть лестница. Я не ищу её. Я бросаюсь ласточкой, зная что лестница была в полутора метрах слева. Лестница тоже полёт, но я ласточка.

На дне интересно. Я его не достигаю. Я в другом месте. Мне почему-то не суждено было оказаться там. Поэтому я здесь. Пахнет кузней, пахнет жерлом вулкана, пахнет забытым утюгом, пахнет углями. Впереди открытая дорога. Не ошибёшься куда идти, путь выложен раскалёнными брусками металла, вытащенными из кузнечьих печей, но так и не обданных водой. Щедрый ковёр с ярким узором, красная дорожка. Я уже почти не лечу, но ещё и не иду. Я в безвременье, я в бездвижье, я в невесомости. Но продолжаю двигаться так, словно инертные силы сохранились во мне. Между скрещенными брусками достаточно места, чтобы поставить голую худую ступню. Бегу, задерживая подошвы на раскалённых брусках. Бегу и смеюсь. Но мне ещё нельзя говорить, нельзя исторгать звуки. Ну или здесь для этого не место.

Ночь продолжает дыхать жаром. Жаром дышу я, я вдыхаю жар. Хорошо. Моя любимица ждёт меня впереди, не зная, насколько желанна для меня встреча, будто с рождения я только и ждала дышущей жаром ночи и полноводного тела, чтобы слиться с ним. И уже от этого жизнь моя удалась. Я проникаю в неё. Должна была рассечь саблей, поднять брызги, но захожу гладко, без всплеска. Хааааа… Это мой выдох. Конечно, мысленный. Я не потревожу её полноводного тягучего покоя.

Пора бежать. А я как никогда ленива. Еле переставляю ноги. Мост рушится подо мной, ему не хватает терпения на мою лень. Меня это не беспокоит. Я равнодушно смотрю под ноги, на тянущееся навстречу бездонное ничто. Моя несмертность. Ты пожрёшь меня, если ничто другое не сможет. Ты перемелешь меня, ты справлялась и не с такими. Можешь не пугать меня. Я не стану продлевать агонию ожиданием и не стану подкидывать дров своим воображением. Приходи и вот тогда уж поговорим с глазу на глаз, а пока исчезни. Есть другие дела.