Страница 73 из 94
Со сборами быстро управились. Еще Хорс до зенита не добрался, а они уже выехали. Сивка резво шел, на двойную ношу даже ухом не вел. Так и доехали бы до моря лесного без происшествий, да Баюну, видать, надоело за спиной у Влада сидеть.
— Жрать хочу, — заявил он вскоре.
— Только-только выехали, — ответил ему Влад.
— Яга меня не кормила, в теле голодном держала, — заныл Баюн.
Влад недоверчиво покосился на придорожный камень — аккурат к развилке подъехали. Слева располагалась деревенька из зажиточных, одним концом к реке выходила, а у причала застыли крутобокие ладьи.
— Яга хлеб положила, доедем до опушки — поделюсь.
— Много ль живота с хлеба того?.. — вздохнул Баюн.
— Ну хорошо, поедем, молока куплю, — подсчитывая в уме невеликие свои сбережения, предложил Влад (ему самоцветы, да злато с серебром обычно ни к чему были, а цен базарных он не знал и в годы жизни в княжьем тереме).
— Ты бы мне еще водицы из реки похлебать посоветовал! — вызверился Баюн.
Влад через плечо на него глянул: вроде и мальчишка сзади сидел, но глаза наполнял жуткий зеленый огонь. Верхнюю губу Баюн приподнял, и из-под нее выглянули острые белые клыки. Боязно и опасно такое за спиной возить, да только взяла Влада самая настоящая злость.
— А и похлебаешь; может, пару пескарей проглотишь, — проговорил он. — Чего тебе надобно?
— Вон тот дом в середке с кровлей соломенной видишь? — Баюн указал на ряд практически одинаковых изб. С такого расстояния они казались маленькими и ненастоящими — ни дать ни взять игрушки, умельцем из дерева вырезанные.
— Вижу. И что?
— Младенчик в нем, только утром народившийся. Крепенький, толстенький, красненький. Лежит попискивает, совсем как птенчик или поросеночек. Хочу! Дай! А я уж тебя не обижу, служить буду, — все это проговорил Баюн настолько елейным, красивым и приятным голосом, что до Влада не сразу дошел смысл его слов.
Интонации завораживали, речь журчала тонким ручейком с водой хрустальной — живым родничком, бьющим из-под корней дуба мокрецкого. Не существовало на свете вкусней водицы, напиться ею было невозможно, как и жизнью самой. Голова уже кругом шла, а Баюн продолжал:
— Человечки… одним больше, другим меньше. Что с них проку? Каждый год новых в подоле приносят. Если я одного съем, вмиг сильнее стану, помогу тебе Кощея вызволить. Ну, согласен?..
Кощей, повествуя о круговороте душ, говорил, что самое худшее — когда не уберегают младенцев. Такие души, возвращаясь в Навь, в уныние впадали и, коли не успокаивались, не приносили со следующим приходом в Явь ничего хорошего: лишь боль и разрушение, а то и смерть.
— Да какая разница выживет али нет? — уговаривал Баюн. — Что в младенчике этом? Вырастет из него мужик простой, даже не купец или воевода. Всю жить батрачить будет. Ни себе, ни детям добра не принесет, жену уморит…
Кощей говорил — все важны, будь то князь или последний калека.
— Ты ведь княжий сын. Выбрал бы путь человечий — дружину в походы водил, сиротил да кровь проливал бы, и…
Влад, сам того не заметив, засветил Баюну в ухо, а после сидел и смотрел, как тот под конское брюхо свалился.
— Ты… — зашипел кот. — Ворон…
— Я, — спокойно ответствовал ему Влад. — Душегубства не позволю, а коли посмеешь самоуправствовать — не посмотрю на сущность, изничтожу словно чудо-юдо злокозненное!
Он ждал криков и угроз, но Баюн молча поднялся на ноги, отряхнулся и буркнул:
— Поехали на базар.
Влад вопросительно приподнял бровь и склонил голову на бок, безмолвно интересуясь: в чем подвох.
— Сметанки мне купишь, обещал же.
— Глаз не спущу, — пригрозил-предупредил Влад, — только попробуй…
— Дурак, — припечатал Баюн. — Яга ж тебе собственную власть надо мной передала. Без дозволения я могу кого-нибудь сожрать… — он задумался, — ну только если на нас нападут, а я тебя спасать стану.
— Помечтай, — усмехнулся Влад, окидывая его не слишком уважительным взглядом. — Скорее уж, мне нас обоих защищать придется, — выглядел Баюн и хилее, и ниже него. Такого зашибить — раз плюнуть, хотя, видят боги, Влад и сам не мог бы похвастаться богатырским телосложением.
— Дурак, — снова сказал Баюн, но руку, Владом протянутую, принял и вновь сзади на Сивку взгромоздился.
…В деревне случилось с ними приключение. Остановились у прилавка со сметаной, Баюн опустошил целую крынку. Влад в кошель полез, но отыскал в нем всего одну мелкую монету. При передаче хозяйке блеснула та в свете Хорса золотом.
— Хватит? — поинтересовался Влад. Уж больно вид у женщины оказался ошарашенный и даже испуганный.
Та закивала так, что показалось — голова отломится, а потом и вовсе бухнулась на колени.
— Спасибо, — поблагодарил Влад, а Баюн потребовал с собой еще сметанки и большую головку сыра — «все пять!».
Влад уж было возмутиться собрался, да кот приложил к его боку руку и когти выпустил. Пусть и с трудом представлялось, как он проделал подобное в человеческом облике, но от боли перед глазами помутилось.
— Молчи, дурак, — прошипел Баюн прямо в ухо.
Хозяйка же и не подумала перечить и дивиться такому нахальству, мигом с колен поднялась и все собрала. Мешок Владу протянула со счастливой улыбкой и благодарностью, только Баюн его перехватил и у себя пристроил.
— Поедем уже, — буркнул, когти убирая.
Влад вздохнул и тронул повод.
— У тебя поменьше ничего не нашлось? — спросил Баюн, когда выехали из деревни. — Медяка, например?
— Нет, — ответил Влад и поморщился: раны, оставленные кошачьими когтями, горели почти нестерпимо. — Кощей меди не держит, драгоценные камни в кошеле стоят больше монет. А почему эта женщина…
— А ты не знаешь? — изумился Баюн. — Ты ж сын княжий!
— Так и есть. Только жил я в тереме заложником. Грамоте меня учили, истории, но не ведению дел, к тому ж прилично воды с тех пор утекло — сколько твоя сметанка стоит, уж не ведаю.
— Сметанка, — передразнил Баюн и принялся чавкать, сыром угощаясь. — К твоему сведению, на монету, которой ты расплатился, мог бы взять в придачу к уже купленному и Буренку, и избу, и, вполне возможно, саму хозяйку. Она бы точно не отказалась идти за богатея да еще и дурака, цены своему богатству не знающего. Вот как думаешь, согласились бы тебе за один самый мелкий яхонт отдать того младенчика?
— Нет!
— А я думаю, очень даже согласились. А если не первенец, то и подавно.