Страница 66 из 94
— Надо ли? Сам обнаружит.
— Ох, Белун… — Велес покачал головой. — Вообще-то ты власть мою ограничил. Именно я ведь путями ведаю, врата меж мирами открываю. А теперь братец твой гулять по ним может без моего на то дозволеньица, — говорил вроде и сердито, а вроде и нет — с ним не разберешь.
— Кощей через суть свою переступил, потому может. И это правильно, — сказал Белобог. — Мир меняется. Скоро не всякий из нас сумеет по Яви словно по двору ходить. И вовсе не самозваный божок несуществующий дороги нам закроет, а сами люди.
Велес прошипел какое-то ругательство на языке змеином, Белобог решил не отвечать.
— Не много ли доверия братцу твоему?
— Он — первейший хранитель людской, нравится это кому-то или нет. К тому же, сдается мне, нечасто он станет прибегать к возможности в Явь лично отправиться без твоей помощи.
— Чтобы ему в Яви родиться, в Нави умереть требуется, — вздохнул Велес. — Не уверен, стал бы сам ходить дорожкой таковой.
— Вот-вот, — согласился Белобог. — Кощею не чуждо самопожертвование, пусть владеет возможностью по мирам странствовать.
Велес посмотрел на него долгим взглядом, головой покачав. Многое на языке вертелось, но себя смирил и сказал лишь:
— Пусть.
Часть IV. Глава 1
«Знал бы, чем все обернется-сложится, не обращал бы на Русь ни малейшего внимания», — ворчал Кощей, когда какая-нибудь нелегкая заносила в Навь очередного богатыря, царского сына, а то и вовсе Ивашку-серняшку родом из деревеньки поплешивей.
Заезжим-захожим добрым молодцам подвигов да невест подавай. А что, если нет их у Кощея? У сказочного злодея есть, причем одна другой краше, а у настоящего бессмертного чудодея — нет и в скором будущем не предвидится. Потому как предпочитает он гордое одиночество, гостей не жалует, а единственный, кого рядом терпит: оборотень, еще и пернатый, на девицу-красавицу никак не похожий.
Ворон, как известно, птица вещая и к тому же себе на уме. Решит, что не ко двору приходится, мешает чужому счастью, улетит и обратно дорогу забудет. Таскать при нем девиц — зря лихо будить. Хотя и так Кощей нечасто безобразничал. Это людская молва приписывала ему то Василис, то Елен, то Маришек да Варвар, Настенек и кого только еще не — от щедрот широкой русской души не иначе. Чтобы со всем женским войском сладить, никакого бессмертия не хватит, а Кощей ведь не просто по дворцу бродил и над златом чах, а чародействами промышлял, штуковины всякие мастерил и многому учился у мудрецов нездешних. Особенно нравилось ему бывать в землях восточных и южных, лежавших на другом берегу моря лесного и заповедной чащи. Буреломы да буераки подстерегали путников, чащобы да болота дорогу преграждали, а нечисть чужая да здешняя жила в свое удовольствие, законов вовсе не соблюдая. Уж как Влад ни отговаривал Кощея летать в те земли, а тот не слушал, лишь отшучивался.
А теперь что делать?
Ворон упал на крыло и перекувыркнулся в воздухе. Огненная змея-птица со стальным оперением промчалась мимо, столкнулась с товаркой и рухнула к земле. Вот только порадоваться победе Влад не успел: врагов оказалась целая стая против него одного.
Вдалеке мелькнул алой огненной лентой, подхваченной ветром, хозяин здешних мест — дракон. Некоторое время он описывал круги в воздухе, будто купался в нем как в воде. На Влада он вроде и внимания не обращал, но тот постоянно чувствовал на себе пристальный взгляд. От него вставали дыбом мелкие перышки, а сердце сковывали стальные тиски.
Наконец дракон свечой ушел ввысь, пробив белое облако. Стоило ему исчезнуть из виду, и вся армия крылатых огненных тварей кинулась на Влада. В сравнении с ним змеи-птицы были мелковаты, но и стрижи прогоняют от гнезд орлов, когда собираются вместе. Каких-то он пропускал мимо, других клевал, рвал лапами, но и на него налетали. Очень скоро алая пелена застила взор, а в голове осталась единственная мысль: «Выстоять, прорваться во что бы то ни стало!» На большее уже не хватало сил. Ну прорвется, и?.. Как бы там, во владениях огненного дракона, его не встретил еще кто-то.
Острые коготки царапнули по крылу. Стальные перья скользнули по груди, в шею впились то ли зубы, то ли клюв — не разобрать. Влад вскрикнул — сам не понял, по-птичьи или по-человечьи. На спину внезапно обрушилась неподъемная тяжесть, ветер ударил справа, смял, понес куда-то вбок и завертел-закружил. Если и различал до этого мига Влад свет и тени, понимал, где небо высокое, а где твердая земля, то теперь совершенно потерялся. Не разумел он и того, почему огненные змеи-птицы его не преследовали.
Ворон вновь пронзительно каркнул от безысходности: бороться с ветром оказалось бесполезно, когда же вокруг растекся молочно-белый туман, стало еще хуже. Сырость отяжелела, каплями застыла в воздухе, нависла на крыльях. Влад рванулся, стремясь вырваться из облака, но сделал лишь хуже. Туман посерел, а затем превратился в свинцовую хмарь. Влад будто о каменную стену ударился, вылететь попробовав. Мороз впился в самое нутро, иней налип на перья.
«Но, великие боги, не может же этого быть!» — подумал он.
В те времена, когда жил среди людей и еще не обрел умение птицей оборачиваться, наслушался он баек про гуляние по облакам, словно по полю. Да все они враньем были. Влад же первым делом испробовал: не мягкая пуховая перина, а туман, опереться на который невозможно. А сейчас?.. Сейчас держала его чья-то злая воля, невесть какую пакость готовящая. И ведь никто не поможет! Кощей не дотянется, ему самому помощь нужна, а внизу нет никого родного — чужие места, нехоженые, куда соваться не след.
«Кощей…» — искорка разгорелась в сознании, от нее первородным огнем вспыхнули гнев и ярость. Жар опалил все тело птичье, а голова пусть и кружилась по-прежнему, но стала легкой и ясной.
Не бывать тому, чтобы он сдался!
Не смирится!
Не останется навеки в этом мороке!
Грош цена ему, ученику величайшего чудодея, если позволит себя в оковы льда заковать, да еще и в небесах — стихии родной.
Рванулся Влад что было сил. Иней треснул, и облако словно отпрянуло (а возможно, попросту выжег он влагу вокруг гневом и яростью). Справа и слева грянул гром, всполохнули ветвистые молнии. Будь за них Перун в ответе, не поленился бы — слетал в Правь и лично Громовержцу все высказал, пусть обижается сколько душе угодно. Но только ни при чем сейчас Перун — для того долго думать не нужно.
Молнии били все чаще, но хотя бы не стремились угодить именно в него. Раскинув крылья, стараясь не двигать ими без особой необходимости, лишь парить, Влад кружил возле настоящих огненных столбов и медленно спускался по длинному широкому завитку к земле.
«Еще немного. Совсем чуть-чуть», — уговаривал он себя. Кровь по-прежнему заливала взор (сколько ее в птице? Наверное, скоро последняя вытечет), сознание мутилось, а о боли и слабости лучше было не думать вовсе.
Мотнул он головой, алые капли скидывая, глянул вверх и оторопел: сизые тучи небосвод полностью закрыли. Посмотрел вниз и каркнул, не сдержавшись. Под ним тьмой и мраком первозданным сворачивалась воронка урагана. Миновать ее при всем желании не вышло бы, даже если бы крылья держали и отступила усталость.