Страница 64 из 94
— Знаю, у кого ты легко приживешься. За мной следуй, — усмехнулся Кощей и вошел в дом.
Пусто в нем было: только стены да пол. Лавка стояла посреди единственной комнаты, а на ней лежал Влад. Не мертвый — это Кощей понял сразу. Казалось, налетался за день, умаялся, прилег отдохнуть, тут-то сон его и сморил. Под веками глазные яблоки двигались, губы в улыбке растянулись, только не веселой, а печальной.
— Проснись, — Кощей тронул его за плечо. Оно было теплым, живым.
«Значит, не морок», — подумал. Предполагал он, что видит одно, а на самом деле… нет, этого он даже представлять себе не хотел.
Влад глаз не открыл, даже не пробормотал ничего спросонья.
— Вставай, Вещий! Пора нам! — громко и старательно, подпуская в голос раздраженье с нетерпением, молвил Кощей.
Ничего. По-прежнему тишь вокруг. В доме живых теней не было, щенок только у сапога устроился, почти развоплотившись: видать место таково.
— Эх, Ворон…
Самое простое решение — забрать во дворец, там уже думать, как в себя привести, — Кощей отмел сразу. Слишком хорошо представлял, чем обычно такие «сказки» оборачивались. Влад первым же и не поймет, если в его покои выстроится очередь из девиц, которым замуж невтерпеж.
«Да и кто пойдет в тридевятое царство искать суженого? — подумал Кощей, глянул на Влада и фыркнул: — Не просто пойдут, а побегут».
Можно подумать, за ним самим не бегали, потом сказки сочиняли. Но Влад не оценит все равно. Он птица вольная, своенравная да обидчивая. Глядишь, не просто улетит, клеваться начнет.
«Клеваться — больно. Вороний клюв, конечно, не орлиный, но приятного мало», — вздохнул Кощей, поднялся и, повинуясь наитию, шагнул в самый темный угол: пятый по счету.
Глава 7
Пропустила его тень, словно была водой мутной, а внутри нее привычный мир закончился. Шел Кощей в темноте и, как полагал, в пустоте. Если присматривался, маячили серебристые очертания: деревья, горы, даже дома, только были они скорее мороком. Единственное, что должно было здесь оказаться настоящим — образ дуба мокрецкого. Где бы Кощей ни путешествовал, так или иначе, тот присутствовал. В мире ледяном — причудливым айсбергом; в лавовом — огненным столбом; юном, едва-едва возникшем — ростком малым, только из земли вырвавшимся, но уже ветвистым. Каковым ни был бы дуб, всегда сохранял очертания дерева. Лишь по признаку этому его, порой, распознать удавалось.
Мир теневой исключением не оказался. Правда, состоял дуб из белых ниточек-черточек. На одних из них тень сидела, на ворона похожая. Как Кощей разглядел ее, сам не понял, не иначе сердце все же имелось у него и в трудную минуту подсказывало.
— Ворон Воронович! — позвал он, по-сказочному обращаясь.
Ожившая тень, а здесь весь мир состоял из них, даже не шелохнулась.
— Птица моя Вещая! — снова не то.
Но не лезть же за ним? К тому же, улететь мог в любой миг — ищи-свищи потом ветра в поле.
Задумался Кощей, а потом едва не ударил самого себя рукой по лбу в некрасивом, разве лишь дуракам сказочным присущем жесте. Не могло быть у смерти роднее сестры, чем жизнь. А жизнь в подобных местах — это кровь. У погибших она не течет. Еще — смех, только не вышло бы сейчас у Кощея рассмеяться искренне.
Достал он нож, провел длинную глубокую царапину, да не поперек руки, а вдоль, вену вскрывая: так обильнее потечет, и рана не затянется быстро. Кровь алая, ослепляющая потоком полилась. Куда падали капли, там маленькие солнца расцветали. Только отнюдь не ворон заинтересовался случившимся.
Земля под ногами встрепенулась конем ретивым. Приближение волны — страшной настолько, что даже Кощею стало не по себе, теневой, обычным зрением невидимой, но ощутимой всем нутром, способной подхватить, словно щепку, закружить и на самое дно утянуть, откуда уже не выплыть, — почувствовал явно. Аж внутри все заледенело.
Стоило отступить, переждать, затем вернуться и попытаться предпринять что-нибудь иное. Волна Владу не навредила бы. Тот являлся плоть от плоти этого мира… пока. Он и не заметит ее, даже не встрепенется, останется сидеть на ветке, ожидая невесть чего. Однако Кощей в коем-то веке решил не прислушиваться к доводам разума.
Он стоял, широко расставив ноги для пущей устойчивости. Не поможет, конечно: оторвет от земли, закружит, заморочит, и окажется он невесть где. Хорошо, если не забудет, за кем пришел, и вообще, кто таков есть. Вот уж смешно будет: идти выручать и самому во мраке кануть. И не спасет никто — теперь уж наверняка.
— Влад! — позвал он в третий раз, уже не рассчитывая на отклик. — Прости меня, коли вспомнишь.
Показалось, ворон взъерошил перья, но рассмотреть тщательнее Кощей не успел. Ничего в мире теневом не изменилось, но нависла волна над ним, готовая сорваться в любое мгновение, дух перехватило, сердце сжалось и куда-то в пятки ухнуло. Кровь его гибелью для мира этого была, вот и стремился тот смыть капли, а заодно и угрозу. Уничтожить, выкинуть за грань, чтобы и следов не осталось. Однако прежде всего этого слетел ворон с ветки и завис прямо перед лицом Кощея, крылья распластав, защищая.
Сначала перестало существовать время, которое здесь и так-то только Кощей чувствовал, а затем исчезло остальное. Тьма мягко обняла, пустотой обернулась и, не принеся вреда, схлынула. Казалось, только-только с жизнью прощался, и вот уже вновь все спокойно, серо, никак.
Ворон наземь опустился, голову набок повернул, смерив Кощея странным взглядом: не узнавал, но и улетать не торопился. Кажется, пытался понять, откель взялся порыв защитить. Рана пока еще не закрылась, но кровь текла уже не столь обильно: вот-вот остановится. Кощей протянул руку. Если сорока приняла подобное подношение и воплотилась, то и Влад должен.
Ворон отшатнулся, словно от факела горящего, неожиданно в лицо ткнувшегося. Пусть сложно в птичьем облике человеческие чувства передать, но скривился и оскорбился настолько явно, что у Кощея вторично дух захватило.
— Постой! — едва успел выкрикнуть он. Почти не надеялся остановить, но птица послушала. — Не улетай!
Остатки воды и хлебные крошки больше пришлись ворону по вкусу. После того, как оттрапезничал, сел он Кощею на плечо и вновь от всего отрешился.
— Ничего-ничего, — пробормотал Кощей. — Впереди у нас — вечность. Вспомнишь.
Знал он: в миг, как сел ворон на плечо, тело Влада, лежащее на лавке в доме пустом, принялось медленно истаивать в воздухе. Откуда? Птица, еще мгновение назад невесомой чудившаяся, неотвратимо тяжелела. И это было настолько хорошо, что остальное казалось неважным. Кощей пока не придумал, как обратно в свой мир пройти (о кровопускании не хотел допускать больше и мысли), но главной цели достиг.
— Жаль, Влад, ты говорить со мной отказываешься. Может, выход — рукой подать, настолько близко. Мы же в трех соснах блуждаем.