Страница 24 из 25
С трудом добираясь от балка к балку, я стучал в дверь, с усилием открывал ее и кричал об аврале. Ребята быстро одевались и выскакивали на волю.
На участке, до которого я наконец-то дошел, уже работали. Откуда-то выскочил Витаха и заорал:
– Крепи краны!
Пурга набирала силу. С кем-то, чьего лица я так и не разглядел, а голоса не слышал из-за ветра, я затягивал тросы в узлы, таскал какие-то ящики, все ярче ощущая в себе тревогу. Дело сильно, но не первый и не последний это буран, бывало и похлеще, но тревога не проходила, и часа через четыре, когда вес было подогнано, укреплено и укрыто, и Витаха, выделив для дежурства человек шесть, отпустил остальных по домам, я кинулся к своему балку так, будто совершенно точно знал, что он разваливается от ветра или горит. Балок стоял на месте, его даже несильно занесло, уютно, мирно светилось оконце. У меня отлегло от сердца, но едва я открыл дверь и увидел Юлию, во мне снова что-то дрогнуло. Юлия, с заплаканным растерянным лицом, стояла возле окна, держала в руке телефонную трубку, запальчиво говорила что-то, чего я не успел расслышать, потому что, оглянувшись на заскрипевшую дверь и увидев меня, она разом умолкла и лишь повторяла одно и то же:
«Да. Да. Да…» Положив трубку на рычаги, она некоторое время стояла молча, глядя в окно, в стекла которого звонко стучал снег, потом, не глядя на меня, оделась и сказала:
– Я хочу домой.
– Петр Ильич? – спросил я, кивнув на телефон.
– Неважно. Ты можешь доставить меня домой?
– Дороги замело. Автобусы не ходят.
Я глянул на Юлию и оторопел: она смотрела на меня, как на врага. Правда, она тут же подошла ко мне и уже другим тоном, жалким и просительным, повторила: – Мне нужно в город. Как ты не понимаешь?!
– Идем.
Вадима я нашел там, где и ожидал найти. Он сидел за своим обшарпанным столом в пустом управлении стройучастка и обзванивал дежурных. Я подождал, пока он положит трубку, и сказал:
– Ей нужно в город.
Вадим посмотрел на Юлию, на меня, снова на Юлию, проговорил негромко, не для нас, точно мы его и не интересовали:
– Так. Вездеходы в разгоне. «Козлом» не пройти. МАЗом тоже, – подумал немного и поднялся, резко опустив руки на стол. – «ГАЗ-47» гонял? Знаю, знаю. Это я для страховки. Права с собой? Нет. Ну ладно. Обойдемся.
Он подошел к сейфу, стоявшему в углу, такому же обшарпанному, как и его стол, извлек, оттуда связку ключей, снял с кольца один, маленький, похожий на ключ английского дверного замка, и молча направился к двери. Мне не нужно было объяснять, что это за ключ.
Мы вышли в гудящую черную ночь. Буран вступил в полную силу, выл, резал снеговыми хлыстами, гудел и гремел в каркасе копра и переплетах башенных кранов. Двери пакгауза замело, и минут двадцать мы потратили на то, чтобы отбросать снег. В глубине бокса отражением уличных фонарей и прожекторов засветились рефлекторы новенького вездехода. Это была одна из двух машин, которые мы получили совсем недавно. Вадим подал мне ключ, Открыв дверцу кабины, я помог Юлии сесть в машину и сел сам. Вадим дождался, пока я выведу вездеход, закрыл тяжелую дверь пакгауза, набросил пудовый замок и, подойдя к машине, всунул голову в наполненную ровным гулом мотора кабину.
– Смотри, Толя! Ну, счастливо!
Тронулись. Все слилось: шквальные удары ветра на открытых местах по тугому брезенту кузова, темные, со слабыми подфарниками машины, застигнутые бураном, с включенными моторами и привычно спящими шоферами в наглухо задраенных кабинах, кем-то впопыхах брошенный поперек дороги грейдер, который пришлось объезжать, а правильнее, обползать по зыбучим, словно песок, заносам. Ахало спереди так, что, казалось, вот-вот не выдержит, разлетится на мелкие осколки лобовое стекло, а на реке, где валились откуда-то целые сугробы, твердые, как сахарные глыбины, садануло так, что Юлия испуганно вскрикнула. За всю дорогу она не проронила ни слова, сидела, подавшись вперед, вцепившись в металлическую скобу, и лицо ее, подсвеченное снизу и чуть сбоку контрольными лампочками со щитка, было сосредоточенным и мрачно-спокойным. На меня она старалась не смотреть. Лишь когда я остановился у ее подъезда и помог выбраться из кабины, она взглянула на меня и вымученно улыбнулась. Не оглядываясь, на ходу роясь в поисках ключа, она побежала наверх.
Я поднялся следом за ней, остановился на площадке, глядя в полуоткрытую дверь квартиры, которую Юлия не успела или забыла прикрыть. В скважине торчал ключ, и брелок в виде компаса тихо раскачивался из стороны в сторону. Юлия медленно стягивала с плеч шубу. Внутренняя дверь в квартире, ведущая в одну из комнат, распахнулась, и на пороге выросла беленькая девочка, очень похожая на Юлию. «Мама пришла!» – крикнула она и, заметив меня, осеклась, уставившись большими удивленными глазенками. И мне вдруг припомнился деревенский мальчишка с синими-синими глазами, державший кусок черного хлеба в тот давний солдатский мой год. В глубине квартиры загремел отодвигаемый стул. Я спустился по лестнице, вышел на улицу, сел в кабину вездехода и некоторое время сидел неподвижно, смотрел на еле различимые в снежном вихре ее окна, потом круто развернул машину…
Вернувшись в Светлый, я застал Вадима вес еще сидевшим в кабинете над телефоном. Буран понемногу стихал, он хотя и куражился на дорогах, бился в стены строений и гремел в железных переплетах, но по ровности его ударов чувствовалось, что он на исходе. Глаза у Вадима были усталые и красные. Под потолком слоился папиросный дым, будто здесь только что закончилось многолюдное собрание. Я бросил ключ на стол. Вадим посмотрел на него и кивнул.
– Поставь вездеход на место.
Он медленно разогнулся, вставая.
– Давай подкину до балка? – предложил я.
– И то верно, – не сразу согласился Вадим. – Подкинь. Чего-то я не того… Машину не разбил?
– Что с ней сделается?
– Тогда пошли, – сказал он, направляясь к двери.