Охота на птичку

От Парижа до океана всего пару часов на машине. В Нормандии живописный берег. Я бывал там и хорошо помню диковатые северные красоты, которые совсем не похожи на южные. Бухты с крутыми обрывами, густо покрытые зеленью склоны, старые маяки на выступающих утесах. Небольшие деревеньки с мощеными улочками, и в каждой обязательно есть таверна, в которой подают божественно вкусные мидии с картошкой!

Смотрю погоду: в Париже и завтра до вечера дождь, а в Нормандии сухо. Решения я всегда принимаю быстро. Звоню в ближайшую прокатную компанию и бронирую внедорожник.

Я покажу тебе океан, Птичка!

Уговаривать Соню не приходится. Мою импульсивную идею она принимает на ура. Не выделывается, что толком не увидела Париж, на который было так много планов, не уточняет детали — радостно соглашается, и мы спешим собирать рюкзаки. Из города выезжаем уже в сумерках.

По пути Соня практически не умолкает. Рассказывает истории из детства. Как отдыхала в Анапе с папой и перед самым отъездом подцепила кишечную палочку. На обратной дороге ее рвало так, что их сняли с поезда. Пришлось три дня пролежать в придорожной сельской больнице. Папа ее не бросил, снимал комнату в поселке и каждый день приносил домашний бульон. Ей было десять.

В следующее лето они решили всей семьей поехать на машине в Крым. Переправлялись в Керчь на пароме, потом долго ехали по выжженным крымским степям и добрались до райского уголка где-то под Алуштой. Отпуск был незабываемым, даже несмотря на то, что Соню до ожогов покусали медузы.

Она солнечно улыбается, предаваясь теплым семейным воспоминаниям, а мне сложно следить за дорогой. Хочется смотреть на нее, такую счастливую. Фотографирую для внутренней памяти, как она морщит нос, вспоминая медуз, и как восторженно описывает вкус крымских персиков. А потом в ее глазах оседает грусть, потому что радостные истории о море закончились. В следующий раз она увидела его только в Барселоне, спустя семь лет.

‒ Ты потому решила переехать жить к морю, что рядом с ним с тобой вечно что-то случалось? — интересуюсь я, пытаясь ее развеселить.

Птичка закатывает глаза, тоже хохочет.

Мы останавливаемся в придорожном городке. Я уже предвкушаю большую тарелку тех самых знаменитых мидий, но Соня категорически отказывается от морепродуктов и заказывает местные колбаски и сыры.

‒ Видеть их не могу, ‒ кривится она. — Четыре года на средиземноморской диете.

‒ Звучит как жалоба мажорки.

‒ Как бывшей официантки из пляжного ресторана.

‒ Ты уволилась?

Кивает.

‒ Будешь развивать свой блог? — спрашиваю я сквозь зубы.

Это наш первый разговор о будущем. Не о совместном, но все же.

‒ Не буду. Я нашла работу в небольшой компании, занимающейся озеленением домов. Правда, придется уехать из Барселоны за сто километров, но это хорошее место и достойная работа. Приступаю через неделю.

Я рад слышать, что она завязывает с блогом и устраивается по профессии. Это круто, что у нее наконец-то получилось. Почувствует почву под ногами, уйдет неопределенность. Ее завтра станет ясным и уверенным, вот только, похоже, в нем нет меня. Неприятно.

До этого момента я как-то не задумывался, каким будет наше продолжение, и будет ли оно вообще. Оголтело и безрассудно добивался ее, не осознавая, для чего и почему мне нужна именно она. Важно было просто получить, поэтому я сосредоточился на процессе и не рефлексировал лишний раз.

Я был охотником, она — желанным и не самым простым трофеем. Одурманила и сбежала, спряталась где-то далеко, не подавала знаков. Это злило и стимулировало. Так со мной еще никто не поступал. Я принял вызов и погрузился в увлекательное сафари, ставшее моим тайным способом противостоять гребанной монархии отца.

Два дня назад моя охота триумфально завершилась. Я наслаждался победой. Ровно до прошлой ночи, когда стало ясно, что это не конец, а начало, потому что в моем сознании все отчетливей стали проявляться некие «мы». Неожиданно для самого себя я начал размышлять, где и как мы с Соней могли бы жить, куда еще вместе съездить.

А она продолжала планировать свою жизнь без меня.

‒ Значит, возвращаться на родину точно не собираешься? — я скорее утверждаю, чем спрашиваю. Недовольство в голосе скрыть не получается.

‒ Не в ближайшие годы. Впереди магистратура, а там видно будет, ‒ сообщает Соня и самым обыденным тоном интересуется:

‒ А ты собираешься жить там?

Задумываюсь. Не знаю, что и ответить.

‒ Не решил еще. Нужно будет полететь, закрыть кое-какие семейные дела, а потом в Краков, скорей всего. Много работы.

Мне не нравится, как все это звучит. Мы обсуждаем планы как два малознакомых человека, которые просто решили поужинать. Остается пожелать друг другу удачи и разойтись.

Но я не готов сейчас расстаться. Ближайшую неделю хотел провести с ней в Барселоне. Даже присматривал нам аппарты на сайтах недвижимости. Ее кровать все же маловата для двоих.

‒ Что ты будешь на десерт? — интересуется Птичка, заглянув в меню.

‒ Те-бя, ‒ растягиваю я по слогам и беру ее за руку. Нежно поглаживаю пальчики.

Ее глаза вспыхивают озорными огоньками. Мне сразу становится легче. Нам еще рано говорить о будущем и строить совместные планы. Наверняка мы к этому придем, но сейчас есть другие задачи, более важные и приятные.

Глава 34

Соня: Я совершила ошибку, промолчав

Третьи сутки меня не покидает чувство, что я попала в сказку и каким-то чудесным образом продолжаю в ней оставаться.

Всего неделю назад я готовилась к первому свиданию с лондонским программистом, внешне напоминающем одного наглого мажора из родного города. Хотела забыть Гордиевского, навсегда стереть из памяти его образ и полюбить другого. Глупая. Неопытная наивная дурочка, вообразившая, что способна выбирать, когда и в кого влюбляться.

Я боялась. Бежала и пыталась спрятаться. Сомневалась. Искала и находила десятки причин, почему нет.

Он шел напролом. Находил и присваивал. Не уставал доказывать, что имеет право мною обладать.

Я проиграла. Сдалась и получила главный приз. Он — лучшее, что происходило со мной в жизни. Все, о чем теперь мечтаю — засыпать и просыпаться в его объятиях каждый день.

Наши отношения развиваются стремительно. Захватывающе и феерично, но слишком быстро. Чувства несутся, словно боятся куда-то не успеть. Притормозить бы их, но разве послушают?

Вчера я впервые в жизни отключила в телефоне звук, чтобы никто не смел нам мешать. Гробовое молчание телефона Никиты говорило о том, что он поступил так же.

Вечером мы спонтанно уехали из пасмурного Парижа в Нормандию. Всего на одну бесконечную ночь и короткое утро сняли номер в семейном отеле на берегу, чтобы завтра я смогла полюбоваться бескрайней синевой океана.

Я стою у раскрытого окна, медленно вдыхаю влажный, пропитанный солью воздух и слушаю, как он тяжело ворочается где-то в черной бездне ночи. Мощный гул океана впечатляет, но даже он не волнует меня так, как теплое дыхание за спиной.

‒ Закрой окно. Не хочу, чтобы он соблазнял тебя раньше времени. До утра ты только моя, ‒ шепчет Никита, слегка щекоча губами мочку моего уха.

‒ Давай постоим и послушаем вместе. Так красиво шумит, ‒ прошу я, запрокидывая голову и прижимаясь к его груди. Он только в джинсах, футболку уже снял.

‒ Я хочу слушать другие звуки, ‒ урчит Гордиевский и ведет губами по моей шее к ключице.

Его рука ныряет под теплый свитшот, нежно гладит живот. Кожа от этих прикосновений густо покрывается мурашками. Они бегут из-под его пальцев и разносят по всему телу приятное покалывание.

‒ Знаешь, в какой позе я мечтал тебя трахнуть с первого дня нашего знакомства? — жарко шепчет прямо в ухо.

Чувствую, как вся моя кровь сначала приливает к щекам, а потом несется в низ живота и оседает там, разливаясь огромным теплым пятном. Я еще ничего не знаю, но мне уже стыдно. И вместе с тем интересно. Только от того, как он произносит этот пошловатый вопрос, я возбуждаюсь. Нервно сглатываю и издаю какой-то неизвестный звук, похожий на стон и писк одновременно.