Его ошибка

Я молчу. За окном показываются до боли знакомые картины, и волнение во мне начинает набирать обороты, усиливая сердцебиение.

— Уверена, что хочешь этого? Вы с Эмином не стесните нас.

— Перестань. У вас своя семья. Да и в конце концов, она моя мать.

Линда со своим мужем и дочкой живут в нашей маленькой квартирке. А все потому что ее богатый отец не принял возлюбленного подруги, аргументируя тем, что Давид — обычный сварщик. Отец Линды весьма богатый и деловой человек, и когда его дочь представила своего жениха, он в буквальном смысле поставил ультиматум: либо отцовские деньги, привычная роскошная жизнь, к которой так привыкла моя подруга, либо ее Давид, который был обычным рабочим и зарабатывал тридцать тысяч в месяц. Я думаю, что объяснять ничего не пришлось, ведь Линда уже год живет с любовью своей жизни и воспитывает маленькую дочку. Я не солгала, когда говорила, что Линда ни за что не изменит себе и своим чувствам. Такова ее натура.

Поэтому сейчас мы едем в мой родной город, к моей родной матери. Сказать, что я волнуюсь — значит ничего не сказать. Я вот уже второй час пытаюсь унять надоедливую дрожь в теле, но ничего не выходит. Я не видела маму почти три года: когда я поступила учиться, я была безмерно счастлива, что съеду от нее и ее нудных мужиков, но она моя мама, и несмотря на наши ссоры, я всегда буду ее любить, какая бы она не была.

Вхожу в знакомый подъезд и понимаю, что ничего не изменилось: все те же обшарпанные стены, с которых кусками падает штукатурка, разломанные ступени и железные перила, покрытые зеленой краской. Встаю напротив коричневой двери и смотрю на металлические цифры, обозначающие номер квартиры.

— Она полюбит тебя, — целую сына в носик и нажимаю на звонок.

Дверь распахивается, и на меня устремляются карие глаза. Знакомые морщинки в уголках глаз, отдающие теплом в самую душу, коричневатая кожа, розовые губы, сжатые в тонкую линию и темные каштановые волосы. Моя мама ни капли не изменилась, разве что сменила прическу.

— Здравствуй, мама…

— Вернулась… — ее глаза бегают по моему лицу и останавливаются на ребенке в моих руках. — Еще и в подоле принесла…

Внутри все обрывается. Хотя, казалось бы, куда еще? Я не ожидала от этой встречи ласковых объятий, нежных слов и улыбок, но чтобы так…будто ножом в сердце. Снова.

— Я вернулась домой, мам. Это твой внук — Эмин.

— Кто сказал, что тебя тут ждут?

— Разве это не мой дом?

— Твой дом там, где ты шаталась все это время.

— Мне нужна помощь, мам.

— Помощь? О какой помощи ты говоришь? Где ты была, когда я нуждалась в тебе? А? Не помнишь уже, как ты сбрасывала трубки, когда я звонила тебе?

В квартире слышится звук работающего телевизора и мужской голос, который отликает мою мать.

— Ты звонила мне только тогда, когда тебе нужны были деньги. И я тебе их давала! Ты хоть бы спросила, что со мной произошло, и где я была все это время!

— Я знаю где ты была! Лариска с 43 квартиры сказала, что видела тебя по телевизору со стариком. Вся такая намалёванная и в дорогом платье. О тебе весь подъезд говорит, что ты работаешь проституткой! Как мне было стыдно, ты об этом не подумала! Не подумала о том, что люди будут говорить обо мне! Позор-то какой! Что выгнал тебя, твой богатый мужик? Наигрался с тобой, шалашовкой! Не нужен ему твой ребенок, да? Прибежала сразу к матери побитая! То-то же! — лицо моей матери стало багровым, а глаза налились кровью. Из ее рта вылетали грязные слова, которые вновь и вновь больно били по сознанию.

— Довольно! — я вскрикиваю в попытке заткнуть мать и прекратить поток грязи. — Прежде чем обвинять меня во всех смертных грехах, потрудилась бы узнать все правду от меня, а не от сплетницы-соседки! — та самая Лариса с 43 квартиры, словно услышав о себе, открывает дверь и вылупляется на нас.

— Что интересно стало? Драмы хотите? — я направляю весь свой гнев на излишне любопытную соседку, — Так засуньте свой любопытный нос в телевизор, там то уж поинтересней страсти!

— Раскричалась тут! — сварливая Лариса, с явно затронутой гордостью, с шумом захлопывает дверь.

— Грубиянка! Я тебя не так воспитывала! — моя мать продолжает словесную атаку.

— Ты меня вообще не воспитывала. Раз ты начала с обвинений, то я тоже, пожалуй, начну. Тебе никогда не было дела до меня, тебя больше интересовало, как привлечь внимание очередного ухажера. Тебе было плевать на то, что твоя дочь с отличием закончила школу, поступила в лучший медицинский ВУЗ страны и выбрала профессию, которая спасает жизни. Для тебя идеалом семьи была Лера со второго подъезда, которая рожала четвертого ребенка в съемной однокомнатной квартире с мужем-бездельником. Зато она помогала матери торговать на рынке. Зато она подкидывала маме денег. Я смогла выбиться из нищеты, в которой выросла и в которой сейчас живешь ты. И любая другая мать гордилась бы своим ребенком, но не ты… — мой голос начинает дрожать и я направляю все свои силы на то, чтьобы сдержать себя от неминуемого потока слез. — У тебя появился внук, ты стала бабушкой. Должно же было в тебе проснуться хоть что-то человеческое? И к твоему сведенью, он стал плодом сильной и истинной любви. Но уж, прости, так бывает, что люди расходятся и не все заканчивается, как в твоих тупых мелодрамах!

По щекам моей матери начинают катиться слезы и капать на ее белый халат. Мама кладет руку на грудь и пытется унять усиливающие всхлипы. Вместе с ней, плакать начинаю и я.

— Ты даже не попыталась узнать у меня, что привело меня в твой дом. Ты думала, что я вернулась сидеть на твоей шее? Как ты вообще могла так подумать! Мне и моему сыну просто нужна была крыша над головой на небольшой период времени. Мне просто нужно было время, чтобы встать на ноги. А дальше, я бы что-нибудь придумала… Ты ведь меня знаешь, — я смахиваю тыльной стороной руки остатки слез с лица и поднимаю подбородок. — Но теперь я жалею, что пыталась найти утешение в твоем доме. Как ты там сказала? Кто меня ждал здесь? Ты права. Никто меня здесь не ждал. Я прошу прощения за то, что побеспокоила тебя. Больше ты обо мне не услышишь. Всего хорошего, мама…

Я разворачиваюсь и начинаю быстро спускаться вниз по лестнице.

— Марта! Дочка! — я слышу крики матери, но меня не остановить. Сапоги продолжают шумно стучать по ступеням, и только когда морозный воздух обдает мое мокрое лицо, я прихожу в себя. Совершенно не смотрю по сторонам, иду прямиком к белой машине. Резко распахиваю дверь и кладу Эмина в детское кресло. Пристегиваю его и замечаю черное пятно в поле зрения. Поворачиваю голову и вижу черную тонированную иномарку. Сердце падает в пятки и волосы на голове встают дыбом. Только не это, только не сейчас.

— Увози Эмина! — я обращаюсь к Линде, которая терпеливо сидит за рулем. Захлопываю дверь автомобиля и вижу, как знакомая фигура выходит из черного автомобиля и начинает быстрым шагом направляться ко мне…

Глава 37

Снег падает на его темные волосы и широкие плечи, обтянутые черной кожаной курткой. Он выдыхает, и воздух превращается в белый пар. Он смотрит прямо в глаза, приковывая невидимыми цепями к земле. Адам уверенной походкой идет в мою сторону, засунув грубые ладони в карманы куртки. Краем глаза я вижу, что машина Линды все еще стоит на месте. Почему она не уезжает? Снег продолжает нещадно падать на землю и превращать местность в сплошное белое полотно. Кожу рук начинает покалывать то ли от холода, то ли он серости его глаз.

— Как долго ты собираешься бегать от меня? — говорит Адам, когда его лицо останавливается в паре сантиметрах от моего.

— Тебя здесь быть не должно, — в голову выстреливает, что мы находимся в моем родном городе возле дома моей матери.

— Ты опять плакала. Кто тебя обидел? Что с твоей губой? — его теплые руки обхватывают мое ледяное лицо, и большие пальцы вытирают мокрые дорожки слез на щеках.

— Как ты нас нашел?

Я вцепляюсь дрожащими руками в его ладони и отбрасываю их. Он сводит густые брови к переносице, от чего в этом месте появляются складки. Так происходит каждый раз, когда я не повинуюсь ему. А еще он любит сжимать челюсти до появления желваков, когда сильно зол. Я знаю этого мужчину от А до Я.