Его ошибка

Женщина продолжительно смотрит на меня и только потом опускает взгляд к компьютеру.

— Сейчас вам необходимо пройти в этот коридор и повернуть налево.

— Большое спасибо, — я продолжаю свою актерскую игру и отворачиваюсь. Эта женщина даже понятия не имеет, что спасает мне жизнь. Уверенной походкой иду к стеклянным дверям свободы. От них меня разделяет буквально несколько шагов. С каждым моим шагом, волнение начинает набирать обороты, хотя казалось больше некуда. Когда мне остается сделать последний шаг, автоматические двери раскрываются и меня обдает холодным осенним воздухом, тишину разрезает громкий плач Эмина. Далее все словно в замедленном кадре: охранник Матео разворачивается на 180 градусов и начинает искать источник звука.

Дальше все как в тумане: резко заворачиваю за угол, смешиваясь с толпой. Благо сегодня в аэропорту много ранних рейсов и народу соответствующе. Успокаиваю Эмина и иду вдоль дороги к остановке. Ещё мгновение и мы бы точно попались на глаза охраннику. Скоро все узнают про мой побег и поэтому необходимо поторапливаться. В салоне автомобиля неприятно пахнет кожей и тошнотворным одеколоном таксиста. Я сильнее вжимаюсь в сиденье и оглядываюсь по сторонам. И только когда машина отдаляется все дальше от аэропорта, волнение во мне начинает утихать. Сердце все ещё бьется так, будто собирается выпрыгнуть из груди. Ладони потеют и покалывают. В голове полный сумбур: что если Матео нас найдёт? Что будет тогда? Каждую секунду мне кажется, что автомобиль вот-вот остановится и Рицца за волосы вытащит меня из салона. Но такси продолжает ехать, все дальше отдаляя меня от погибели. Заставляю себя забыть про эти мысли и полностью довериться Адаму. Он спросил меня, верю ли я ему. Верю. Вверяю свою жизнь и жизнь нашего ребёнка ему.

За тонированным окном один пейзаж сменяется на другой, я вижу знакомые здания, парки и дороги. Эмин выплевывает соску и та падает на сиденье. Наклоняюсь и поднимаю ее. Усталость этого длинного дня даёт о себе знать: ноги болезненно гудят, задние мышцы шеи нещадно тянут, отдавая в голову покалыванием. Адреналин в моей крови ещё не совсем исчерпан, поэтому несмотря на то, что за эти сутки я спала всего несколько часов, спать совершенно не хочется. Хочется, чтобы это наконец закончилось. Будь у меня телефон, я бы набрала его номер и рассказала все, что случилось, но телефон я обронила, когда бежала от аэропорта к остановке такси.

Мы подъезжаем к новостройке примерно через пол часа. Сейчас ранее утро, город ещё спит и лишь несколько людей идут по своим делам по пустым улицам. Стою возле подъезда, вдыхаю морозный воздух и поднимаю голову вверх. Смотрю на его окно: темно. Наверное, он спит. А может его вообще нет в квартире, вдруг сегодня Адам ночует в загородном доме? Об этом я совсем не подумала. Я вообще не могла ни о чем думать, кроме страха за собственную жизнь. Захожу в просторный лифт и нажимаю на кнопку 14. Лифт начинает бесшумно подниматься вверх, а я подправляю серую шапочку на голове Эмина.

— Все будет хорошо. Мы идём к папе, — несмотря на то, что от желанного счастья меня отделяет пара секунд и пара этажей, волнение все же присутствует. Я с трудом смогу поверить в подлинность своей свободны, все потому что судьба каждый раз играла со мной в злую шутку, не позволяя искупаться в тёплых лучах женского счастья.

Двери лифта раскрываются и открывают мне вид на лестничную площадку элитного жилого комплекса. Ноги машинально идут к двери, которую я покинула пару часов назад. Поднимаю руку, чтобы постучать и замираю. Спокойно. Делаю глубокий вдох и в тишине раздаются два глухих стука. Прослушиваюсь к звукам за дверью и спустя несколько секунд слышаться еле заметные шаги. Замок в железной двери поворачивается и дверь распахивается. Мое сердце падает в пятки и дыхание прерывается. Кажется, будто земля уходит из под ног и я вновь падаю в темную пропасть, больно боюсь об дно и теряю сознание, потому что передо мной стоит девушка с фарфоровой кожей и рыжими волосами.

Глава 35

Ее рыжие кудри небрежно перекинуты через одно плечо и красивыми волнами продолжаются до середины поясницы. На ней белая рубашка мужского кроя. Его рубашка. Правый верхний край рубашки опушен и оголяет ее тонкое плечо с красивой родинкой посередине. Ткань продолжается до середины бедер, едва прикрывая ягодицы. Через прозрачную белую ткань просвечивает красное кружевное белье. Длинные ноги с белоснежной кожей и идеальной эпиляцией. Алекса стоит в дверном проеме абсолютно босая, будто только что вылезла с теплой кровати. Такая шикарная. Роковая. Идеальная.

— Я ждала нашей встречи… — девушка складывает руки на груди и упирается плечом в стену.

— Где Адам? Я хочу с ним поговорить, — я заглядываю через нее вглубь прихожей, стараясь унять дрожь в теле.

— Адам в душе, — Алекса резко поднимает руку и упирается ею в противоположный край дверного проема, закрывая мне обзор. — И, кажется, он не ждал тебя.

Они были вместе сразу после того, как я ушла. Он занимался со мной любовью, а после делал тоже самое с ней. На ней его рубашка и ее волосы пахнут моим любимым запахом. А на его теле остался ее дорогой парфюм. Вместе с этим осознанием боль куда больше моего тела поселяется внутри, раздирая все внутренности на кровоточащие куски. Мне больно дышать, больно видеть, невыносимо стоять.

— Мы с Адамом знаем друг друга больше пяти лет. Я всегда была рядом с ним: когда ему было плохо и когда хорошо, — девушка движется в моем направлении, от чего мне приходится сделать шаг назад. — И потом неожиданно появилась ты. Он привел тебя в клуб, как свою личную зверушку. Забавное было зрелище, — Алекса на мгновение отворачивается и захлопывает входную дверь. — Ты же знаешь, что мы помолвлены?

Я едва заметно киваю головой, закусываю губу, чувствуя, как глаза стремительно намокают.

— Я жду от него ребенка.

В этот момент мои колени подгибаются, потому что внутри меня что-то надломилось. Тело трясет изнутри, раздирает все органы, хочется лезть на стену и выть. Я пытаюсь сглотнуть разбухающий ком и не могу. Раз за разом дергаю горлом, но не получается. Дышать становится невозможно, и меня накрывает паника.

— У нас должна была быть счастливая семья, но вновь появилась ты. Ты хочешь разрушить ее? Ты хочешь оставить ни в чем неповинного ребенка без отца? Ты же тоже женщина и должна понять меня, — в ее голосе нет никакой насмешки или презрения. На ее лице нет ни намека на ехидство. Наоборот, ее глаза наполнены огромной болью и раздирающей душу печалью. Я понимаю ее, очень хорошо понимаю. — У тебя же у самой ребенок. Разве хотела бы ты, чтобы он рос без отца? Адаму не нужен чужой ребенок. Он никогда его не примет, пойми! Я видела твоего мужа на юбилее своего отца. Возвращайся к нему, вернись домой к мужу и забудь обо всем, умоляю тебя! Я люблю его, слышишь? Люблю так, как никогда не полюбишь ты! Что мне сделать, чтобы ты оставила нас в покое? Что? Встать перед тобой на колени? Хорошо, я встану!

Ее лицо мутнеет, потому что мои глаза покрываются пленкой слез. Голова кружится, а вместе с ней и лестничная площадка. Я всхлипываю всем телом. Дрожью и плачем исходятся нервы, легкие, сердце. Алекса падает на колени, и я машинально делаю шаг назад. Я мотаю головой, снова и снова. В груди леденеет, и я затихаю. Только слезы продолжают катиться, а в груди нестерпимо ныть. Я пячусь назад, пока не упираюсь в холодную стену. Вспоминаю, что на руках держу сына и едва заметно сжимаю его ножку. Я отворачиваюсь. Я стою еще три долгих секунды, а потом заставляю себя идти. Мне нужно идти, чтобы не упасть, нужно идти, чтобы она не видела, насколько она меня убила. Нужно идти, чтобы когда-нибудь научится заново жить.

— Будь счастлив… — хриплым голосом самой себе шепчу я, когда выхожу из теплого подъезда на морозную улицу.

Мне хотелось упасть на мокрый асфальт, захлебываться собственными слезами, умирать от тоски и боли, которая копилась вот уже столько времени во мне. Но я прижимаю к груди единственное, что осталось от него — нашего сына. Его частичка, которая всегда будет со мной. Которая будет спасать меня от этой разъедающей внутренности боли. Я знаю, легче мне не будет. Наверное, когда-то срастется, зарубцуется, но сейчас так не кажется. Мимо проходят незнакомые люди, с громким гулом проезжают машины, а я бреду в неизвестном направлении, еле волоча ноги.