Гриф Арче

Екатерина Савельева

Гриф Арче

Зовут меня Гриф Арче. Мне на сей момент было бы двадцать восемь лет, а моему коту Карлу десять. Сей момент, это тогда, когда я решил поведать людям из мира Земли о моих многочисленных странствиях и многих историях жизни. Эта книга мое последнее приключение. Путешествие сие началось 8 лет назад, когда я за ночь прогулял все свои сбережения с досужими товарищами, самыми отчаянными персонажами Бруга. Или как называли его сами бручане, королевство Бундгельдерг, один из двадцати регионов Северного побережья Пелегринова моря. Праздновал я свой день рождение, а было оно 15 сентября 1919 года. И на утро в борделе Алой Марты зацелованный краснощекой Кариной покидал согретое ложе в спешке. Через окно мансарды и по черепичным крышам обветшалых домов бежал через несколько дворов на работу в старую сапожню к своему мастеру и наставнику мистеру Хемстоку, который, заприметив меня издали, поспешно закрыл дверь своей мастерской.

Я стоял в полный рост, слегка пошатываясь с похмелья, на крыше достаточно высокой чтобы упасть. Чистое небо над головой. Свежий утренний воздух, наполненный теплыми сентябрьскими ветрами. В далеке местный сторож мистер Громбер со своим биноклем и алабаем по обыкновению поднимается в высь на воздушном шаре, и весь мой край как на ладони. Южная окраина Бруга, где заканчивается городская агломерация старинными трех, четырехэтажными зданиями и узкими улочками с брусчатым покрытием, а далее на юг начинаются живописные сельские местности с дикими и ухоженными полями и еще более древними и разнообразными домами. Там же протекает река Авва, которая выступает границей меж двух королевств Бруг и Вестлан. И на территории второго пролегает высокий горный хребет Белуноса, заросший лесами. А я как хозяин мира возвышался над всеми живущими и приветствовал небесных царей восходящих светил дня Велла, Рога и ближнего к нам Оммала.

Я был убежден, что старого сапожника пронзило мое величие в тот момент. Но дверь не отворялась лишь мне. Успевая захлопнуться сразу за посетителем, она не давала шанца проскочить, как часто это удавалось, но и руку ли ногу просунуть осмелится только глупец с целым мизинцем левой руки, не встречавшийся с заговоренными предметами. И, изливая душу, скажу, заклятая дверь самый упертый и бдительный охранник во всей бесконечности миров, а сегодня она была особенно злая. Пришибет меж порога, не зная жалости, но не откроется. Этот день я помню поминутно, ибо терпеливо сидел на лавочке у ступенек и пристально всматривался в дверной проем, ожидая, когда оттуда выйдет мой старый учитель Хемсток. Толстый, рыжеусый дядька, наверно, из роду гномьего, потому ростом он мне по ребра, а у меня, на секунду, два метра. И как гномы славятся великими творениями рук своих, так и он был достойным мастером и творцом. К нему я пришел прошлым летом, горевший желанием обучиться какому-нибудь ремеслу, и зарабатывать добрым делом. Несмотря на то, что сын его трудился с ним же и в будущем унаследует дело отца, Хемсток взял меня в подмастерье. Как мне казалось, я был прилежным учеником, но он почему-то оказался ко мне не расположен. Однако свою мастерскую любил он более всего. Занятно, что относился он к ней как к живой, и она словно бы отвечала взаимностью. Там всегда было чисто, уютно и светло, несмотря на то что ей около трехсот лет. Я был уверен, что у этой сапожни была душа, впрочем, как и у всех зданий с длинной историей.

Вот первый, второй и третий из святейших хранителей пали за горизонт, и с востока ночная кобылица под звон и блеск копыт волокла тень, и с гривы сыпались звезды, а летящие за ней ветра бдели о яркости их и множестве, дабы каждому в бытие хватало света сполна. Я восхищаюсь этим явлением вновь и вновь, каждую трезвую ночь. В один момент чары воззрения в небесную даль осек грохот замка и поворот ключа в скважине, подобно оковам на шее раба, звук заключен намертво словом хозяина, и не отворит его ни магия, ни металл, будь те сильнейшие в своем роде. Это практичный и предусмотрительный Хемсток закрывал свою обувную, что-то набуркивая себе под нос. Я ждал, неспеша подходил к нему со спины, и как только он сделал уверенный шаг в сторону дома, я немедля как подорванный преградил ему путь, что старик подпрыгнул от испуга чуть не присев.

– Сукин ты сын, Гриф душегуб, что тебе надо, – на одном дыхании проорал Хемсток, видно дух его переродился в сей миг и он успокоился.

Сдерживая смех, я готов был привести тысячи аргументов в свою защиту:

– Работа, сер, вы не можете меня прогнать, не сегодня, я ведь с потенциалом, мне осталось немного, я… вы…

Хемсток нервно захохотал, всем своим видом показывая, что я несу незыблемый бред:

– Ну ты одуревший и наглый юнец, думал, что у тебя есть шанс стать хорошим сапожником, да у тебя что не день то казус, а ля гость не прав, о кожа не сходится, подъем не учел, лекала, колодки, то нож, то чепрак, то мерки не те. Ты только свое самомнение откормил и ничему не научился, – и смех сменился гневом.

– Я стараюсь…, – дар речи пропал у меня, и громче чем шепотом я бы не вымолвил. Не желал, чтобы старик слышал мой бабий голос от поступивших к глазницам слез.

– Теперь же в учениках у меня Клотус Коль, – мастер сказал, как отрезал, обойдя столп в виде Грифа, и направился домой.

Меня неожиданно передернуло, и я осмелился идти за ним вслед и просить:

– Дайте мне еще один шанс… последний.

Не замедляя шаг, Кувин Молум Хемсток все хохотал:

– Последний отбыл два дня назад, как ты клялся приходить за пол часу к открытию, знай малец…, – тут он остановился и повернулся ко мне. Тон старика сменился, он стал говорить якобы рассудительно, – «Ты и дюжину старания не возложил, я один кто взялся тебя обучать, отсутствие трудолюбия и дисциплины твое проклятие, а обещания да клятвы потеха надо мной».

На этих словах я и остался стоять недвижим и лишь вглядывался, как старший Хемсток уходит в глубь улицы, и в еще различимом далеке у ворот своей маленькой, городской усадьбы его ожидал Хемсток младший. Сын, уже выше ростом отца, встречал его доброй улыбкой и вероятно хорошими новостями, учитывая как старик расслабился и приободрился.

В один момент стало и холодно, и одиноко. Звезды больше не грели. «Мне уже двадцать лет…», – думал я про себя. И стал напевать какой-то мотив, всплывший из памяти, дабы заглушить последующую череду мыслей. Я направился в сторону общежития, где до недавнего времени в славной четырехместной комнате обитали я и еще два таких же более – менее неудачника. По выходу из приюта, в котором последние годы я был редким гостем, нам, сборищу безродных федерации палатой выделялось безуплатное спальное место на первое время самостоятельного проживания. Это первое время затянулось у меня на 4 года, и с полу года его должно было освободить. Что и сделали за меня местные инспектора в позапрошлый вечер, пока я через дорогу с крыши соседнего дома наблюдал сие зрелище. Как мои скромные пожитки в виде сменных подштанников и рубахи летели с третьего этажа на брусчатку, залитую небесными слезами, и вместе с тем рыжий кот, охрамевший на заднюю лапу после жесткого приземления. В ту же ночь я, собрав вещи в сумку из мешковины, через окно влез в бывше свою коморку и спрятал ее в стене за кроватью. Ту дыру я проделал для заначки, но стена со времен стала обваливаться, и места появилось для более крупных схоронок, вот только зимой сквозняком поддувало нелегким. К слову, кота я как-то больше и не видел.

Ясный вечер. Я телепаюсь за сумкой по Эллею к моему когда-то жилищу. И вновь мой взор увлекся созерцанием. Одна из самых старых улиц Южного Бруга. Яркие фонари с декоративными опорами над головой, у света которых кружатся насекомые, и крылышки их подсвечиваются. По широким огражденным посадками клена, рябины, тополя, ясеня и много чего тротуарам гуляют и люди, и нелюди, веселятся, смеются, как я вчерашним вечером, пока по асфальту в малом потоке движутся автомобили. По обе стороны грандиозные, величественные строения, особняки, дворцовые здания разных эпох, некоторым из них до тысячи лет. Известно мне, что воротам Роуля Веприй Клык с башней и шатровым навершием, на шпиле которого возвышается дикий кабан, уже более двух тысяч лет. Хронологически это одно из первых кирпичных строений южной окраины. Он служит центральным выездом левого крыла Академического Оперного театра им. Жак Мона дю Сюастра, который в свою очередь является истоком улицы. Викторианская и Георгианская архитектуры к вашему воображению. Культурно обустроенный Эллей пришелся по душе состоятельному среднему классу. Здесь во многих поколениях живут деятели искусства, светила наук, жрецы, врачи, преподаватели, инженеры… Я шел, разглядывая ветрины и подсвеченные изнутри окна. Антикварная лавка семейства Ньюберков с географическим уклоном. Выставочная галерея, которая недавно презентовала невероятную коллекцию профессора Вотана Бьёрлинга доисторических обитателей подводных глубин. Через дорогу уютное кафе Гринга Квижин, хозяин видно из местных, раз решил возродить память о древних обитателях этих земель – эгрингов, живших здесь до прихода сыновей Оммала, собственно наших пращуров. Еще пару лавок и галантерей перед душевнейшей пекарней мисс Прозерпины Додвелл, чудный пряный аромат из которой тянулся через несколько кварталов. Магазин Размула Оски, где можно найти все необходимое для изучение Бесконечной Вселенной, начиная телескопами, заканчивая космическими сувенирами из бесчисленных множеств миров. Бутики, лавки, кондитерские, таверна и еще множество заведений различного свойства встречались мне в этот вечер. Я словно бы взглядом на красочные декорации убегал от самого себя и своих неудач. Наверное, где-то изнутри подступал страх за свое будущее.