Страница 2 из 10
Том Свекла, надо сказать, под серийного убийцу очень даже подходил. Он купался во внимании прессы, с удовольствием улыбался и позировал фотографам и охотно раздавал подробные интервью, в которых многозначительно намекал, что он сотворил немало тёмных дел, и прокуратура знает лишь каплю в море. Он охотно признавал убийство одной проститутки, которое ему вменялось, напускал туману, когда речь заходила о второй проститутке, чьё убийство тоже вменялось ему, а когда особо рьяные репортёры интересовались, не он ли претендует на лавры местного Джека Потрошителя, Том лишь таинственно улыбался в ответ и загадочно говорил: "Кто знает, может быть, может быть…"
Убийство им одной проститутки доказать было просто – не только доказательств и улик была уйма, но и сам Том болтал без умолку, с готовностью рассказывая все мерзкие подробности. Кроме клейма убийцы Том за это дело огрёб ещё и клеймо некрофила, а также прозвище "убийца с хоккейной сумкой", потому что когда избавлялся от тела, запихнул его в сумку для хоккейного инвентаря.
Что касается второй проститутки, то её тело, как утверждал Том, он случайно нашёл в поле на своей ферме. Ферма его расположена как раз в той самой зоне ДЭдмонтона, где регулярно находили трупы, так что это вполне вписывалось в общую картину. Неясно было только, Свекла ли убил эту женщину или кто-то другой. Вешали, конечно, на него.
В итоге по статье за второе убийство Тома оправдали – у нас не хватило доказательств. По убийству первой, той, что оказалась в хоккейной сумке, признали виновным. Признали виновным и в ряде других статей, в том числе и по целой россыпи статей о насилии – когда Тома арестовали, в полицию пришло немало женщин, которые рассказывали о том, как Том когда-то их едва не убил. Самая первая такая история датировалась 1988 годом, как раз когда в регионе начали появляться первые трупы; 17-летний тогда Свекла ввалился на ферму и попытался изнасиловать и убить живущую там девушку. К счастью для девушки – именно что попытался.
В общем, Тома Свеклу осудили и посадили в 2008 году, но вопрос о том, он ли – тот самый серийный убийца, который орудовал столько лет в округе, остался как бы подвешенным. Хотелось думать, что это именно он, тем более Том так многозначительно махал бровями, когда журналисты пытались приписать ему этот титул. Но убедительных доказательств не было.
Несколько лет в округе было тихо, и люди начинали верить, что наш "убийца с хоккейной сумкой" и есть тот самый серийный маньяк. Но с 2012 года в пригороде снова стали находить тела проституток. Последнее обнаружили у одной сельской дороги неподалёку от города совсем недавно, несколько лет назад.
А в "копилке" здешнего проекта KARE на сегодняшний день, если я не ошибаюсь, "висит" нераскрытыми чуть больше сорока трупов проституток, найденных в округе Эдмонтона. И если тот самый Джек Потрошитель ещё не пойман, то, возможно, это число будет только расти…
Убрать свидетеля
Наблюдать в суде за тем, как опытные адвокаты запросто кушают совсем зелёных, неопытных полицейских порой весьма забавно. Точнее, было бы забавно, если эти самые зелёные, только что выпустившиеся из академии полицейские не были нашими свидетелями.
Вот, например, история о том, как одна хваткая адвокатша в два счёта слопала одного такого констебля, арестовавшего даму за вождение в пьяном виде.
– Офицер, вы говорите, что у моей подзащитной была неустойчивая походка, когда вы вели её из машины в полицейский участок?
– Да.
– В тот день было холодно, дороги были покрыты снегом и льдом?
– Да.
– Значит, неустойчивую походку вполне можно списать на то, что моя подзащитная просто неуверенно себя чувствовала на скользкой поверхности?
Наш неопытный полицейский явно видит, к чему дело идёт, и пытается спасти ситуацию. Но делает только хуже.
– Никак нет!
– Нет? Вы хотите сказать, что поверхность, покрытая льдом, не скользкая?
– Нет… То есть да… То есть…
– Офицер, скажите мне, лёд – скользкий?
Наш зелёный констебль обречённо вздыхает:
– Да.
– Значит, моя подзащитная шла по скользкой поверхности, так?
– Да.
Адвокат делает паузу, позволяя всем сделать вывод, и продолжает атаку уже с другой стороны.
– Скажите, а какая на ней была обувь?
– Обычная, – и, пытаясь предвосхитить грядущий удар, торопливо добавляет: – Но она выглядела удобной.
И, конечно, подставляет тем самым себя под удар – адвокат выдаёт улыбку сытой акулы и вкрадчивым таким голосочком спрашивает:
– Выглядела удобной? Офицер, вы эксперт по женской обуви?
– Никак нет.
– Тогда откуда вы знаете, что обувь была удобной? – и, видя, что наш уже совсем смятён, решает стрелять не одиночными выстрелами, а сразу очередью, чтобы не просто его свалить, а разнести в клочья: – Вы когда-нибудь пробовали ходить в женской обуви? Вы когда-нибудь пробовали ходить в женской обуви зимой, по скользким тротуарам? Вы на себе испытали эти ощущения и потому можете утверждать, насколько удобно было моей подзащитной в её обуви?
Наш бедолага, видя, как ловушка захлопывается, отчаянно пытается вырваться. И, разумеется, снова делает только хуже себе, когда почти с надрывом выдаёт:
– Нет, но на ней была практически такая же обувь, как на мне!
Адвокат картинно округляет глаза, поднимает брови и драматично – на уровне маститого актёра на сцене – восклицает:
– Вы носите женскую обувь, офицер?
Занавес.
Сама виновата
Домашнее насилие в Канаде называют "silent crime" – тихое преступление. Тихое, потому что оно всегда находится словно в тени, будто оно не самое серьёзное, не заслуживающее особого внимания. И ещё оно "тихое" потому, что крайне редко выходит "наружу" и обычно так и остаётся за закрытыми дверьми.
О домашнем насилии не особо говорят, а если говорят, то, увы, зачастую лихо, с плеча судят эту ситуацию, обвинительно заключая:
– Сама виновата, раз от него не ушла – зачем терпела?
Когда-то очень давно и я тоже задавалась таким вопросом и тоже не понимала, почему же женщины не уходят от своих мучителей. Это же так просто и понятно!
А потом я начала работать с делами о домашнем насилии и набираться потихоньку ума-разума.
Помнится, окончательное понимание этой ситуации ко мне пришло после одного семинара, на котором психолог, специализирующийся на реабилитации жертв домашнего насилия, привела нам очень наглядную аналогию.
Внутренний мир обычного человека похож на салон автомобиля. Вот кресло, вот руль, вот педали газа и тормоза, вот зеркало заднего вида, вот чистое лобовое стекло, вот приборная панель, показывающая тебе всё необходимое. Словом, есть всё для того, чтобы ехать по дороге.
А внутренний мир жертвы домашнего насилия – это салон автомобиля после аварии. Руль взорвался, и из него торчит сдувшаяся подушка безопасности, лобовое стекло разбито, приборная панель не работает…
Если жизнь – это дорога, то в первом случае человек может избежать аварии, потому что у него есть всё для того, чтобы управлять машиной, и всё – в рабочем состоянии; он прекрасно видит, что происходит, и может адекватно реагировать – перестраиваться в другую линию, тормозить, съезжать на обочину.