Герой

Дзирт покачал головой.

— Не можешь догадаться, зачем я пришел сюда? — угрюмо спросил Энтрери. — И почему именно я? Почему в этом облике, в облике этого человека, твоего старого врага?

Дзирт поморщился.

— А кого еще ты ожидал встретить в качестве воплощения своего кошмара? — произнес Энтрери, якобы открывая свои карты.

Дзирт, захваченный врасплох, отпрянул.

Энтрери вытащил из ножен Коготь Шарона; луч солнца сверкнул на алом клинке и заставил его засиять с удвоенной силой. Затем он выхватил свой знаменитый кинжал, несколько раз подбросил его в воздухе и поймал, так что драгоценные камни, украшавшие рукоять, заискрились.

— Что ты можешь знать о моем кошмаре?! — заорал Дзирт, пытаясь взять себя в руки.

— Все это иллюзия, так, по–твоему? — Энтрери изобразил зловещую ухмылку. — Сложный, хитроумный обман, предназначенный для того, чтобы тебя уничтожить? А может быть, ты всего лишь высокомерный, эгоистичный болван, возомнивший себя центром вселенной?

Он шагнул вперед, и Дзирт попятился.

— Я твой кошмар, Дзирт До’Урден, — объявил Энтрери. — И если тот масштабный обман действительно существует, настал час, когда он уничтожит тебя.

— Но зачем? — Дзирт отступил еще на шаг назад. — Зачем все это? Зачем такая правдоподобная иллюзия?

Энтрери ухмыльнулся злобно, будто самый настоящий демон, и произнес:

— Тем приятнее будет моя победа.

Дзирт пошатнулся, словно его ударили, потому что эти слова тоже хранились в его воспоминаниях об Артемисе Энтрери.

— Доставай клинки, Дзирт До’Урден, чтобы мы смогли продолжить поединок, начатый в канализации Калимпорта, — язвительно бросил ассасин. — По крайней мере в тот далекий день ты считал, что это начало, верно? Хотя мы оба знали, что все началось гораздо раньше, потому что мое искусство было насмешкой над твоими принципами, а твое существование — насмешкой над моей напрасно прожитой жизнью. Такова была причина нашего соперничества, помнишь?

— Это было очень давно и очень далеко отсюда…

— По–моему, не так уж и далеко. Берись за оружие.

Дзирт не шевельнулся.

— Берись за оружие, чтобы наконец выяснить истину, — настаивал Энтрери.

— Я знаю истину.

— Защищайся, или я убью тебя на месте. — Энтрери говорил совершенно серьезно.

Дзирт мотнул головой — он хотел, чтобы все это поскорее закончилось. Вместо того чтобы схватиться за мечи, он просто развел руки в стороны, словно приглашая ассасина вонзить в него клинки.

— Сражайся за своих друзей, если не хочешь сражаться за себя! — потребовал Энтрери.

— Мои друзья давно мертвы.

— Сражайся, или я буду подвергать их пыткам целую вечность! — заорал Энтрери, и в голосе его наконец прозвучали нотки отчаяния. Он вдруг испугался, решил, что не смог правдоподобно сыграть роль, сказал не те слова, утратил контроль над ситуацией.

— Если ты та, за кого я тебя принимаю, тогда ты в любом случае будешь пытать их, — ответил Дзирт с выражением покорности судьбе.

Энтрери взял себя в руки и снова скривил губы в дьявольской ухмылке.

— Но теперь это доставит мне больше удовольствия.

Дзирт стиснул зубы и расправил плечи.

— Трус, — бросил Энтрери.

— Значит, убей меня.

— Итак, в конце концов Дзирт До’Урден оказался слабаком, — с презрением процедил Энтрери. — Ты считаешь себя смелым — ведь ты готов умереть, — но ты принимаешь смерть лишь потому, что боишься. Ты поддался страху. Да, Дзирт До’Урден — трус.

— Как тебе будет угодно.

— Это не мое личное мнение, это правда, — поправил его Энтрери. — Если я сейчас зарублю тебя, ты умрешь без твердой уверенности в том, что реальность ужасна, с крошечной искоркой надежды на лучшее; таким образом твой затуманенный рассудок сможет отказаться от прежних умозаключений. Ты не принимаешь свою судьбу, не смотришь ей в лицо. Нет, ты просто сдаешься, опускаешь руки.

С этими словами он небрежно ткнул перед собой Когтем Шарона, остановился в последний момент, но затем совершил молниеносный выпад кинжалом и задел щеку Дзирта. Выступила кровь, но рана на первый взгляд не была серьезной.

Потрясенный Дзирт буквально вытаращил глаза, и Энтрери понял: он почувствовал укус кошмарного кинжала, страх абсолютного небытия, страх перед оружием, которое отнимало у жертвы жизненную энергию и саму душу.

Несмотря на черное отчаяние, несмотря на беспомощность и бессилие, которые почти одолели Дзирта До’Урдена, несмотря на то что Чума Бездны лишила его способности рассуждать здраво, в этот момент предчувствие конца и страх полного исчезновения заставили его очнуться.

В руках Дзирта словно по волшебству появились его клинки, Ледяная Смерть и Видринат.

— Уже давно настало время покончить с этим, — сказал Артемис Энтрери.

Ассасин начал поединок расчетливо, не торопясь, и вскоре он и его искусный противник обменивались серией выпадов, так хорошо знакомых им обоим.

Сколько раз в прошлом приходилось им скрещивать клинки? Сколько раз они выступали вместе против общего врага? Сражаться друг против друга или на одной стороне — это было почти одно и то же, потому что их плавные выпады и движения находились в гармонии, их последовательность не менялась, они дополняли друг друга, один воин предчувствовал следующий ход другого, и их действия скорее походили на танец, нежели на смертельную борьбу.

Ивоннель из своего укрытия в тени деревьев наблюдала за сражением с неподдельным восхищением. Даже эти первые несколько выпадов и ответных ударов, когда противники еще присматривались друг к другу, казались достойными лучших учеников Академии Мили–Магтир.

Темп нарастал с каждой минутой, звон стали был теперь непрерывным, подобно нескончаемому металлическому скрежету в какой–нибудь мастерской. Каждый искусный выпад, сделанный под безукоризненно точным углом, второй из сражавшихся парировал таким же искусным, совершенным движением, и теперь те первые пробные выпады казались сущими пустяками.

Ивоннель кивнула своим мыслям и поднесла ко рту свисток, вызывавший Киммуриэля. Она ничего не услышала, но, поскольку доверяла Джарлаксу, знала, что псионик услышит ее.

Но откликнется ли он на ее зов?

Ивоннель пожала плечами. Это не имело значения. Киммуриэль должен был помочь ей, усилить ее чары, если все пойдет так, как она надеялась, но в конце концов исход поединка решал не он.

Жрица закрыла глаза и произнесла заклинание, мысленно обращаясь к существу, находившемуся на ином уровне существования, в Бездне, — к Йиккардарии.

— Ллос позволит мне это, — прошептала она.

Прислужница богини услышала ее. Йиккардария, судя по всему, несколько удивилась и растерялась, но все же отправилась к Ивоннель.

Клинки Дзирта молниеносно устремились к противнику, трижды сверкнули слева и справа, и трижды Энтрери отразил его атаку — хотя Дзирт знал, что так оно и произойдет. Все это было так знакомо, так естественно, так… привычно. Этот поединок уже происходил прежде, движения противников были похожими, даже, можно сказать, точно такими же, противники были те же самые, и два клинка из четырех уже скрещивались.

Словно исполняя некий сценарий, Энтрери ринулся вперед, замахнулся мечом над головой, тем самым заставил Дзирта пригнуться, уклониться, отступить, а Видринат быстро взмыл вверх, чтобы преградить путь кинжалу, которым ассасин пытался пырнуть врага.

Острие одного из мечей Дзирта было направлено в грудь ассасина, но Энтрери ловко ускользнул, отклонился, подался назад и отступил прежде, чем оружие врага успело его задеть.

Коготь Шарона промелькнул горизонтально из стороны в сторону, оставляя за собой пепельную завесу, но Дзирт отпрянул в тот миг, когда Энтрери прорвался сквозь пелену, и алый меч с кинжалом поразили лишь пустоту. Однако ассасина не так легко было провести. Дзирт хотел напасть на него с тыла, но незересский клинок Энтрери снова просвистел в воздухе, когда тот обернулся навстречу дроу. Новая непрозрачная завеса отделила их друг от друга. Но на сей раз Дзирт бросился на нее так же, как только что сделал Энтрери, и очутился совсем рядом с ассасином — так близко! И все же, несмотря на то что каждый не мог видеть противника, эти двое знали друг друга настолько хорошо, что металл не вонзился в плоть, а лишь звякнул о металл. Каждый из сражавшихся делал свои выпады и отражал выпады противника, но ни один не приобрел преимущества перед другим.