Герой

Реджис, не дойдя пары шагов до двери, остановился и машинально опустил взгляд, затем сердито посмотрел на Вульфгара.

— Но ты же видел это, правда? — настаивал Реджис. — Ярин под каблуком у королевы. Она дошла до того, что уговорила его покинуть зал, несмотря на толпу просителей. Причем для всех было очевидно, что они отправились в постель.

— Да, постель — могущественное оружие, — согласился Вульфгар, вздохнул и пожал плечами.

Но Реджис продолжал хмуриться.

— Из письма, которое она написала Донноле, у меня создалось совершенно противоположное мнение об этой супружеской паре. — Он остановился на пороге. — Я никак не могу понять…

Реджис внезапно замолчал, услышав какой–то шум в саду; затем раздалось «хи–хи–хи», которое, как это ни странно, показалось ему смутно знакомым. Сам не зная зачем, вместо того чтобы закрыть дверь изнутри, хафлинг вышел из домика и огляделся по сторонам.

В дюжине шагов от него какое–то существо, склонившись над живой изгородью, болтало с цветком. Это был однорукий дворф с зеленой бородой, заплетенной в две косы, которые были завязаны на затылке, среди путаницы торчавших во все стороны прядей.

— Клянусь бородой Морадина!.. — прошептал хафлинг.

Консеттина спала беспокойно, ее преследовали кошмары. Она металась на постели, пытаясь увернуться от ножа гильотины. Она хотела бежать, ей казалось, что члены Морада Тополино явились за ней; но потом ей пришел в голову другой выход. Ведь именно за этим Доннола прислала сюда красавчика Вульфгара?

У нее появилась слабая надежда, но вскоре и эта надежда покинула ее.

Она вспомнила о своей недавно обретенной силе — скорее всего, магической — и о том, как она играла с королем Ярином вчера ночью и снова, сегодня утром. Она была сильнее!

Но везде, за исключением их спальни, он оставался ее господином, и ее власть над ним была иллюзорной. Консеттина знала: если она убьет его, доведет его до смерти, ее ждет чудовищная казнь. Ее повесят, а когда веревка придушит ее и она уже будет близка к смерти, ее четвертуют на городской площади.

Нужно было бежать. Нож гильотины упал.

Потом несчастная снова бежала, но ноги ее увязали в грязи; идти было некуда, повсюду ее подстерегали враги. Кошмарные крылатые твари кружились над ней, налетали на нее, и ей приходилось метаться из стороны в сторону, чтобы не попасться им в лапы. Она кричала. Они не отставали, но не впивались в нее когтями, а осыпали ее вопросами.

Они требовали ответов. Пугали ее, бросались на нее, хлопали крыльями, щелкали клювами.

Требовали ответов.

Она очутилась в болоте, попыталась выбраться из него, но не могла. Она едва передвигала ноги, а демонические существа смеялись над ней.

Женщина проснулась с криком, вся в поту; перед глазами у нее стояла алая пелена, постель сбилась, простыни перекрутились. Машинально она протянула руку к ожерелью — украшение было на месте.

Консеттина подползла к краю кровати; она запуталась в простынях, не смогла встать, поэтому решила не трудиться и просто свалилась на пол. С трудом поднялась на ноги, пошатываясь, пересекла комнату и остановилась перед высоким зеркалом.

Шмыгая носом, вытирая слезы, Консеттина в ужасе смотрела на свои красные глаза. Она подняла руку, чтобы потереть их, и в этот миг заметила, что тело ее стало более крупным, мускулистым.

Прежде чем это дошло до ее сознания, она увидела, что на голове у нее выросли рога, и когда она отпрянула, не веря своим глазам, то едва не запуталась в хвосте, который заканчивался жалом.

— Что? Что? — запинаясь, лепетала Консеттина, думая, что это очередной сон. Да, другого объяснения быть не могло.

Но все же она едва не потеряла сознание, когда за спиной у нее выросли огромные кожистые крылья.

А потом она поняла, что это вовсе не сон и не иллюзия: в голове у нее прозвучал голос. Имя «Малкантет» сорвалось у нее с языка, имя, которое ничего не значило для нее.

Но это была не иллюзия, не магическое изображение — это была она.

Мысли лихорадочно метались в мозгу. Нужно пойти к Ярину и жрецам. Да, жрецы помогут ей! Она повернулась к двери и даже сделала шаг.

Всего лишь один шаг.

— Нет, ты не уйдешь, глупая Консеттина, — услышала она свой собственный голос.

Она обернулась к зеркалу: ее отражение, женщина–демон с крыльями летучей мыши, широко улыбалось.

— Ты сегодня была весьма разговорчивой, — обратилось к ней отражение. А может быть, отражение лгало, ведь она даже не собиралась открывать рта?

— Рослый варвар — красавчик, я с тобой согласна.

«Мои сны», — подумала королева.

— Я уже знаю о тебе и о тех, кто окружает тебя, все, что мне нужно знать, — сказало отражение. — Ты понимаешь, что это значит?

Консеттина попыталась закричать; она знала, что нужно немедленно позвать стражников. Но тело не повиновалось ей. Она не могла приказывать рукам и ногам, вместо крика изо рта у нее вырвалось приглушенное бульканье.

А потом отражение в зеркале снова превратилось в Консеттину, прежнюю, без рогов и хвоста, даже без алых демонических глаз. Женщина немного успокоилась и сказала себе, что это просто один долгий кошмар.

Она подняла руку к ожерелью, прикоснулась к крупному драгоценному камню в центре. Он был прохладным, подобно остальным, но она почувствовала, как он нагревается, как будто внутри него концентрировалась некая энергия.

И только тогда она поняла, что какое–то существо, кто–то, живущий внутри нее, приказал ей сделать это движение. Консеттина не успела отдернуть руку.

Драгоценный камень захватил ее душу, оторвал ее от смертного тела и втянул внутрь. Она сначала даже не поняла, что произошло, и растерялась, увидев, что ее отражение в зеркале затуманилось…

Она услышала собственный смех.

Она увидела отражение Консеттины, которая с восхищением разглядывала драгоценный камень… это была филактерия!

Адское существо, Малкантет, украло ее тело.

Консеттина, охваченная отчаянием, ужасом и непреодолимым отвращением, хотела вырваться, попыталась вернуться в собственное тело.

— О, ты собираешься со мной бороться? — рассмеялось ее отражение, Малкантет. — Да, я уверена, ты не оставишь попыток вырваться, если останешься здесь. Но, к сожалению, у меня слишком много дел, мне некогда с тобой возиться.

Консеттина отпрянула, когда гигантская рука сомкнулась вокруг нее, и не сразу поняла, что эта рука принадлежит вовсе не гиганту, а ей самой — камень сжимали ее пальцы, подчинявшиеся демону по имени Малкантет.

Она услышала свой голос, нараспев произносящий какие–то слова, и внезапно очутилась в центре урагана. Ветер толкал ее, уносил прочь. Она сопротивлялась, пыталась за что–то схватиться, но держаться было не за что, и она полетела куда–то, куда–то далеко по туннелю в виде воронки из темного тумана, который заканчивался, казалось, там же, в тюрьме из драгоценного камня.

Но нет, поняла она мгновение спустя, — она покинула свою комнату, потому что не видела зеркала.

Вместо этого Консеттина увидела двух уродливых мерзких дворфов; их глаза, пожелтевшие от разлития желчи, находились совсем близко от полупрозрачной стенки ее тюрьмы. Грязные твари пялились на пленницу, открывая в ухмылке гнилые зубы.

— Две тонны! — воскликнул один из них.

— Я бы двадцать дал за такую развлекуху! — ответил другой. — Но хватит, пора сматываться отсюда!

Глава 18

Сломленное тело, сломленный дух

Ивоннель долго, пристально смотрела на Верховную Мать. Сос’Умпту, стоявшая поодаль, пыталась привлечь ее внимание — точнее, отвлечь ее; поэтому молодая жрица намеренно игнорировала наставницу Арак–Тинилит.

Девушка хотела, чтобы Квентл поняла: она, Ивоннель, оценила завуалированную угрозу и готова адекватно ответить на нее. Ивоннель только что объявила Верховной Матери о том, что покидает Мензоберранзан, и ответ Квентл — что со стороны Ивоннель было бы разумно заранее предупредить о своем возвращении в город — ей совершенно не понравился.