Соседи

========== Часть 1 ==========

У Леры есть два предположения. Она уверена, что практика на первом курсе в меде была одной из самых долгих и нудных развлекаловок в её жизни. И второе: Разумовский даже дома без зрителей ведёт себя, словно в театре, и одевается так, будто собрался на модный показ пугать стилистов до последнего писка.

Ошибается она только в первом.

Ей чертовски не хочется оставаться у Сергея, тем более на долгий срок. Родным соврать не проблема — с этими двумя психопатами она как-то это делать научилась. Выбора у неё всё равно нет: Лере тяжело даже элементарно подниматься на ноги первые несколько дней после падения.

Разумовский большую часть времени отсутствует, катаясь через весь город, чтобы присмотреть за Олегом. В первый день он заявляется только под вечер. Заглядывает к ней в комнату с миской чего-то дымящегося и вкусно пахнущего, тихо проходит в комнату.

— Я не сплю, — Лера тут же поворачивает голову к нему, едва заслышав его шаги ещё в коридоре.

О, теперь-то она к шагам прислушивается.

Сергей ухмыляется, и Лера глаза закатывает. Ну да, как будто он боялся бы её разбудить, конечно.

Но ведь крался же.

Лера смеряет внимательным взглядом миску в его руках и пытается подняться по подушке. Серёжа с садистской ухмылкой наблюдает за её жалкими, откровенно говоря, попытками. Отставляет миску, усаживается на край её — на ближайшие фиг знает сколько недель — кровати.

— Не думала, что ты умеешь готовить, — язвит она, когда Сергей, мягко положив ладони на её плечи, помогает всё же сесть, прислонившись к подушке.

— И видимо не слышала про такое чудо прогресса, как доставка еды, — Разумовский усмехается и тянется за миской.

Лера закатывает глаза. Что ж, он миллиардер, хоть и бывший. Может позволить себе суп заказать курьером.

Может, даже не по акции.

Рука трясётся, поэтому ложку Лера перехватывает покрепче. Серёжа уходить явно не торопится. Лера вот его весь день не видела и ещё столько же не видела бы.

Она понимает, что больший срок невидения Разумовского глупо загадывать, кантуясь в его доме и принимая его помощь, пока в себя приходит.

А он словно не хочет один оставаться.

— Как Олег? — спрашивает она, замечая за собой, что задаёт вопрос даже не из вежливости.

Слишком уж Разумовский бледный.

Даже бледнее обычного.

Он молчит, нервно кивает, косится на неё, едва поворачивая голову.

— Жить будет, — коротко бросает он и хмурится. — Ешь давай.

К такому Разумовскому Лера не привыкла. Её передёргивает от мысли, что она в принципе к какому-то из Разумовских привыкла. Но в кокетливой бестии было хоть что-то уже хотя бы относительно понятное для неё. Мрачный Сергей пугал её. Вернее, пугал бы, не клони Леру в сон от обезболивающих буквально постоянно.

Она протягивает ему пустую миску. Серёжа принимает её на автомате, не глядя даже. Чуть щурит светлые глаза, наклоняет голову. Смотрит на Леру изучающе. Кусает губу и улыбается.

— Ты ведь понимаешь, что могла бы избавиться от нас обоих? — он надеется, что она ответит честно и — правильно, так, как ему нужно.

Другой ответ не примет даже.

Лера медлит.

— Да, — она съезжает ниже по подушке, закрывает глаза, лишь бы не видеть человека, которого и впрямь непонятно за каким хреном спасла. Чтобы услышать, очнувшись, какая она неосторожная, и что не тому её учили?

Чтобы почувствовать, проваливаясь в тот день в темноту уже в который раз, как осторожно сжимают её тонкие пальцы, шепчут на ухо искреннее «спасибо».

И, видимо, чтобы и дальше делать вид, что эмпатии между ними нет никакой, приснилась, причудилась в тяжёлом забытьи.

В закрытые веки всё ещё бьёт свет. Кровать чуть скрипит, когда Сергей поднимается.

— Отдыхай, — негромко говорит он.

Лера молчит, поток отягощающих душу мыслей выдаёт бессовестно морщинка между бровей.

— Ты тоже, — выдыхает, наконец, окончательно себя зарывая в то, из чего всё это время старалась выползти.

Лера находит в себе силы подняться спустя несколько дней. Ей чертовски больно в каждой клеточке её тела, но просит поесть это самое тело с настойчивостью поистине завидной. Ещё и посреди ночи, по закону подлости.

Голова раскалывается. Лера выходит из комнаты — маленькую экскурсию для неё провели, когда она смогла встать в первый раз. По стене, но в её положении это практически везение. Она едва ли запомнила, где какая комната, потому что у Разумовского их как-то слишком много для того, кто живёт один.

А вот где кухня, почему-то, запомнила наверняка с первого раза.

Днём она натыкается на все эти склады ножей и оружия в самых неожиданных местах, пока самостоятельно изучает окружающий её крохотный мир. Разумовский по обыкновению торчит допоздна у Олега. Они не разговаривают практически — для болтливого Разумовского это что-то за гранью. Он уезжает из дома рано, возвращается под ночь. Молчаливый и очень, очень уставший.

Лёд как-то трескается в эту ночь. Нет, Лера понимает прекрасно, что шастать в это время суток по дому опасного маньяка — идея вообще-то так себе. Просто из-за обезболивающих, которыми её пичкают, всё время спать хочется, и организм бунтует.

Вот сейчас два часа ночи, а ей жутко хочется есть. Оправдана, пожалуй, полностью.

Она встаёт с постели, натягивает тёплый свитер прямо поверх пижамы, крадётся в пушистых тапочках к кухне.

В холодильнике мышь не повесилась, а явно проживает мамаэтонефазу, потому что набор еды там выглядит так, будто пятнадцатилетнему подростку дали пять косарей и пустили в ашан.

Выудив более менее приличный кусок сыра, Лера холодильник закрывает и вздрагивает, когда мимо неё в самом, наверное, вычурном красном халате, какой только можно было урвать по мажорской акции, проходит мимо Разумовский. Вид у него, пожалуй, хуже той повешенной мышки из мифического холодильника, про которую все говорят.

Он останавливается на секунду, смотрит на Леру придирчивым взглядом. И вдруг усмехается с какой-то даже теплотой в ледяных глазах.

— Ма шери, к этому сыру подойдёт, м-м-м, — он открывает шкафчик, пробегается пальцами по складу бутылок, которому бы позавидовал любой алкаш-эстет, — вот это.

Выудив винишко, отдаёт бутылку опешившей в край (и не собиравшейся бухать посреди ночи) Лере.

— Сильно не увлекайся, с твоим обезболом не самая приятная штука, — манерно говорит он и вынимает из холодильника заледеневший наггетс. — Спокойной ночи, — добавляет, прежде чем уйти, широко зевая на ходу и растрепывая пятерней волосы.

Лера провожает его взглядом между перепуганным и заколебанным.

Второе всё же, наверное, преобладает.

Только после этого какая-то бережно охраняемая грань всё же становится прозрачнее.

Цепкая невидимая ладонь её плечи уставшие отпускает.

Она узнаёт, что, пока она лежала без сознания, Серый попытался достать для неё на время одежду, потому что Олег не разрешил вламываться в её дом.

Она совсем не доверяет вкусам Разумовского, зато в стопке чистой одежды находит случайно свитер — как уже намного позже, к своей досаде, выясняет, его любимый. Ну не должна же она помнить, в чем он там ходил. А свитер красивый. Сиреневый, с совушками.

Ржущего тем вечером в скайпе Олега это, правда, не очень-то убеждает.

Сам Серёга на неё натыкается на кухне, пока она утренний кофе пьёт. Придирчиво осматривает и дёргает плечами:

— Не твой цвет, ма шери, — заявляет, важно задирая подбородок.

Лере очень хочется вылить на него кофе, только жалко.

И, наверное, всё-таки Серого.

Всё-таки кофе горячий.

Лера спокойно передвигается по дому, а у Разумовского очаровательная абсолютно привычка двери нафиг вообще не запирать. А ещё привычка болтать двадцать четыре на семь по видеосвязи с Волковым, как с ещё одним голосом, помимо тех, что в голове.

— Ты опять этой ночью не спал, да?

Лера осторожно приоткрывает дверь в серверную, куда её, вообще-то, не пускают. Замечает на одном экране открытый мессенджер с недовольно скрестившим на груди руки Волковым.