Страница 41 из 54
— Конечно же, заявления от меня не примут, — несколько помолчав, она продолжила: — Но от слухов будет уже не избавится. Люди будут верно смотреть тебе в глаза, а после шептаться за спиной. А когда информация выйдет за стены отдела, то её наверняка подхватят СМИ. «Сын генерала был обвинён в изнасиловании» — так и вижу эти сенсационные заголовки. Едва ли папаше удастся их пресечь. Ну а потом… Кто решится повысить в звании того, кто уличён в подобном, пусть то не доказано?
Лицо Марка выпрямилось. Хватка ослабла. А Мира всё не останавливалась:
— Я знала, на что шла, милый. Не трудно догадаться, чем чреваты такие поступки. Но я сделаю это. Не ради себя, Юны или несносного Мая. Мне плевать на их заботы. Я сделаю это ради маленькой девчонки, которую люблю всем сердцем. За которую готова пожертвовать жизнью. И, поверь, меня никто не остановит, — девушка победно улыбнулась. — К тому же, гнить за решёткой и знать, что я исковеркала твою завидную жизнь — то ещё наслаждение. Ради этого можно рискнуть.
Марк растерялся в унисон со мной. Я заметила как от злости затряслись его ресницы, губы и руки. Он понимал, что получил поражение.
— Какой в этом толк? — бросил он, словно защищаясь. — Вам все равно его не вытащить. Судьба Майского определена, и в неё нет понятия «свобода».
— Причины не должны тебя волновать. Просто сделай то, что должен. А я в свою очередь не сделаю того, что могла бы.
Была ли манипуляция Миры искренней, либо нет, но она сработала. Марк ценил свою репутацию, пусть был с рождения лишён принципов. Ему ничего не стоило пойти на уступки, ведь все козыря оставались при нём.
— Хорошо, — выдохнул он. — Я пойду вам навстречу. Но имей в виду, как только ты переступишь порог отдела, я устрою на тебя охоту, и тогда ты пожалеешь о своей выходке. Вы обе сильно пожалеете, — неуверенно добавил капитан.
— По рукам, — улыбнулась Мира, но руку не протянула.
Поправив ворот рубашки, Марк достал из кармана связку ключей.
— У вас полчаса, — процедил он и нервно направился в «Подвал».
Я и Мира переглянулись. Мы обе и представить не могли, что опасного Майского держат у нас под носом. В коленках поселилась слабость от мысли, что вскоре я его увижу. Уже сейчас. Через пару ничтожных минут.
23
Тимур
Уже знакомая лавка стала несколько неудобнее. И пусть я вовсе не привык к комфорту, насладиться сном на деревянной доске не удавалось. Лишь потолок и влажные стены развлекали меня эти долгие сутки. Я разглядывал их не моргая, пытаюсь выстроить картинку будущего, но каждый раз рисунок превращался в уродливую кляксу. Нет, я не сошёл с ума. Знание того, что близкие мне люди теперь в безопасности, стало той спасительной таблеткой от помешательства.
Безрассудство — понятие спорное. Иногда ты живёшь одним днём, наплевав на судьбы людей и наживаясь на их потерях. А порой ты теряешь всё, заботясь о судьбах тех, кого знаешь всего несколько дней.
И то, и другое ставит крест здравости. Но и я не стремился быть безупречным.
Я просто устал лгать и выстраивать планы, содрогаясь над тактикой. Устал хитрить и блокировать свою человечность. Но теперь, сбросив с плеч непосильный груз, я чувствую себя неподдельно счастливым. У меня есть всё, пусть оно кажется недосягаемым: семья, любовь и даже свобода. Та внутренняя вольность, которую никто у меня не отнимет. Больше никто не сможет раздавать мне указы, что катком проходились по принципам и собственной личности.
Теперь я не скрываю своё имя за коротким никнеймом.
Я знал, что впереди грядут суды и недели разбирательств, прежде чем меня оставят в покое. Мне придётся встречаться с теми, кто был мной обманут и терпеть на себе их прожигающие взгляды. К подобному сложно подготовиться, но мне определённо удастся справиться.
Не менее больно грызла нехватка того, что у меня отобрали. Того, чего я сам невольно лишился, ведь другого выбора не было.
Сегодняшний день ничем не отличался от предыдущего. Капли воды раздражающе бились об умывальник. Противно шумела лампа. Скулил желудок. А лопатки ныли от боли, привыкая к примитивной лежанке.
Я всё ждал, когда дежурный принесёт мне подобие на обед, а я отшучусь по поводу его дурацкой причёски. Но в этот раз шаги пришедшего показались мне робкими и до боли знакомыми. В них был прописан страх.
— Тимур, — прозвучало перманентно, и тогда я поверил, что уже не в себе.
Чёртово воображение издевалось, становясь всё более явственным. Я чувствовал аромат её духов, слышал дыхание, даже кроткое сердцебиение и был готов сломать кулаки об стену. Меня разрывало изнутри от понимания, что теперь наша встреча состоится только во снах. И уже не мне решать, какой она будет.
— Тимур, — послышалось более чётче, и тогда я соскочил со скамьи.
Там, за решётчатой преградой, стояла Юна. Не выдуманная, а вполне реальная. Ведь даже в самых кропотливых мечтах, я не мог прорисовать этот глубокий взгляд, дрожащую улыбку и вьющиеся от влаги локоны.
Её образ вирусом распространился по венам и устроил сбой сердца.
— Ты всё это время был здесь?
Жгучее волнение тут же сменилось весельем. Так забавно, что из всех возможных фраз она выбрала именно эту. Будто всё это время мы игрались в прятки, а не воевали с почти непобедимым врагом.
Типичная Мурка. Моя Мурка. А я её покорный антигерой.
— Я бы с радостью сменил локацию и сводил тебя в кафе, — ответил я, примкнув к решётке. — Но мне отказали в прогулке.
Губы Юны дрогнули. Она сделала шаг навстречу, и тогда я почувствовал тепло её рук. На секунду всё стало как прежде.
— Если бы я только знала, что ты здесь… — забормотала она.
— Разве ты забыла? Когда хочешь что-нибудь спрятать, оставь это на самом видном месте и…
— Я помню, — тихо перебила она.
Так сложно подбирались слова, но я был упрям:
— Как ты?
— Я без тебя.
Диалог вовсе перешёл в молчание. Недолгое, но до мурашек красноречивое.
Юна осуждала меня, болезненно закусив губу. А я пытался покаяться, при этом не произнеся ни слова. И, кажется, мы оба понимали, что сделанное уже не изменит итога: несмотря на неприятную реальность нами управляла отнюдь не обида.
— Прежде чем я задам следующий вопрос, я хочу поблагодарить тебя, — глаза Юны заблестели, голос дрогнул. — Спасибо, что спас отца.
Я беспечно кивнул головой.
— Не обольщайся, благородных целей я не преследовал. Я сделал это ради себя, и только.
— Ты сдался? — нахмурилась она. — Пожалуйста, скажи, что это не так.
Наши пальцы скрестились. Я несколько секунд наслаждался этим прикосновением, запечатывал его в памяти, потому что не собирался её обнадёживать.
— Веселью конец, Мурка. Приговор мне выписан, и он не подразумевает прогулки под луной. И я буду полным эгоистом, если заставлю тебя верить иное будущее, если подарю тебе надежду.
— Запрет будет не вечным, — сопротивлялась она.
— Он займёт годы.
— Плевать. Мы что-нибудь придумаем. У Гриши есть…
Было сложно оторваться от неё, но я это сделал. Так было нужно. Пусть это доставило ей укол боли.
— Дело в том, что я больше не хочу что-либо придумывать, — отвернувшись, я развёл руками. — Всё случилось так, как должно было быть. Я принял это. А ты прими новую жизнь, где больше не будет меня. Поверь, Юна, впереди только свет. Не смей сомневаться в этом.
Я не мог обернуться и посмотреть ей в глаза. Был риск сломаться.
— Таков твой план? Решил за всех и снова выбрал удрать? Хорош рыцарь.
— А я никогда им не был, — бросил я, вернувшись к ней. — Это ты вменяла мне статус хорошиста, пытаясь оправдать свои чувства. Но правда такова, что ты влюбилась в полного гада. И точно знаешь, что его не волнуют чужие желания.
Юна протянула руку и коснулась моей щеки. Глаза невольно закрылись.
— Ты разучился лгать, Майский. Ты знаешь, что я не сдамся.