Плохой хороший парень

— Знаешь, Кабанов, какой плюс у собаки? Её преданность никогда не будет фальшивой. Собака не станет тебе лапу подавать, а потом под чужие юбки заглядывать. И на звание собаке наплевать.

— Полагаю, едем в псарню? — догадался он без допроса.

— Нет, — немного подумав, ответила я. — Отвези меня к отцу.

3

В кабинете подполковника Волкова пахло воском, заваренным поутру кофе и старой бумагой. Не припомню, сколько времени я прождала отца, стоя перед небольшим настенным зеркалом и безынтересно вглядываясь в своё отражение. В груди по-прежнему пульсировала свежая рана, точно ожёг. Будто ища разгадки во внешности, что так разнится с красотой избранницы Юдина, я на мгновение поняла, что не имею повода для гордости. Всё то, что я имела в свои двадцать несравнимо с успехом.

Неполноценная семья. Призрачная работа. Отсутствие парня.

Казалось, жизнь рушилась на глазах, все перспективы ускользали сквозь пальцы, а тщетные попытки подняться на ноги приводили к неизбежным падениям. Я устала бороться. Устала доказывать всему миру, что способна на большее. И если я решусь сделать следующий вызов, то только самой себе.

Дверная ручка опустилась к полу и дверь открылась. На пороге показался отец; с уставшим взглядом, в слегка измятой рубашке. На строгом лице мужчины виднелась двудневная щетина и тёмные круги под глазами.

— Твои любимые, — отчуждённо проговорила я, положив на стол коробку с пирожными. — Решила, что ты голоден, ведь сам никогда не дойдёшь до прилавка.

Взглянув на эклеры, как на мелкую взятку, он равнодушно открыл шкаф с документами. Лишь спустя минуту мне удалось услышать его голос — монотонный и до мурашек прохладный:

— Ты ведь не заботиться обо мне пришла, так?

— Очень странное «спасибо», папа, — с обидой бросила я. — Не находишь?

Расправившись, он скривил губы в неоднозначной ухмылке.

— Всё похвалу ждёшь? Дело доброе то, что ничего не требует взамен. А за твои дурацкие выходки лишь штрафными благодарят.

Я крупно ошиблась, решив, что за несколько дней его пыл поостынет.

— Виновата. Признаю. Но и ты не подарок. Отчитал меня перед всеми, как того дошколёнка. А я не стены разрисовывала, я преступника поймала.

Покачав головой, отец принялся пролистывать рабочий журнал.

— Какой с этого толк? Он чист, как роса. Хоть сейчас выпускай.

Дурно стало от того, что я не ослышалась.

— О чём ты говоришь? Он ведь сам признался. Условно, но всё же.

— Ты о записи? К ней не подкопаться. Любой адвокат разрушит это дело.

— А как же его личность? Майский равно Май. Разве это не доказательство?

— Юна, — гневно бросил он, хлопнув рукой по столу. — Ты слишком наивна в своих убеждениях, что система внутренних дел работает по одному лишь созвучию имени. На него даже дело не открыто.

— А что до десятка заявлений? До них тебе тоже нет дела?

— Все принятые заявления о хищении денежных средств, — раздражённо пояснял отец. — Я не могу пришить их мальцу, если вина его не доказана.

Голова пошла кругом от его напускного безразличия. Прежде отец был более вовлечён в работу. Неужели, за неудачным расследованием в поисках матери он окончательно опустил руки? Презрение пробирало до костей от смутной мысли.

— А если появиться шанс её доказать, ты позволишь мне за него ухватиться? — с отчаянной надеждой в голосе спросила я.

Сотрясся воздух ругательством, он завёл пальцы в волосы.

— Снова ты за своё. Когда же ты угомонишься? Брось это всё. Займись собой. Много ли твоих сверстниц тратят время на грязную работу? Я не хочу, чтобы моя дочь подвергала себя опасности, вместо того, чтобы ходить на свидания и сутками красить ногти. У тебя вся жизнь впереди. А здесь ничего, только пропасть.

— Не смей решать за меня, — просочилось сквозь зубы.

Словно не желая завязывать словесную войну, отец сдался.

— Пойми, я мало что решаю. Официального приказа нет. Все как будто ослепли. А делать вызов сетевым пиратам не в моей юрисдикции.

— Я могу его сделать, — заявила уверенно, пусть питала массу сомнений. — Валерий Петрович, отец Марка, он может дать мне добро.

— Перестань нести чушь…

— А ты перестань мне препятствовать! — вырвалось на эмоциях, но порядком уставшая от перебранок я села рядом и заглянула родителю в лицо. — Правда, пап, хоть единственный раз… Позволь мне попробовать. Едва ли Майский уверен в своей безнаказанности. Я могу на этом сыграть. Он всего лишь пацан, решивший обхитрить закон. Но я докажу, что это не так. Только дай мне эту возможность.

Улыбнувшись, отец собрал паутинку в уголке глаз, что нисколько его не портила, а после протянул руку и пропустил мой локон сквозь пальцы.

— Ты так похожа на мать. Эти волосы цвета карамели, серые глаза, дразнящая родинка и неукротимое чувство быть всегда первой. Но счастье в другом, Юна. Пройдёт время, и ты со мной согласишься.

— Возможно, — прошептала я, положив руку на его мощное запястье. — Но а сейчас? Могу ли я учиться на собственных ошибках?

Воздух в помещении будто застыл. Казалось, что вспыхнувший бардовый закат подарил ему цвет. Я с нетерпением ждала его ответа, до боли прикусив губу.

— Что мне нужно сделать? — меланхолично задался отец.

— Просто не мешать, — улыбнулась я, поцеловав мужчину в лоб.

— Мой отказ всё равно тебя не остановит, верно?

Поджав губы, я игриво покачала головой.

— Обещаю, что буду аккуратна. Я тебя не подведу. Не в этот раз.

Камеры предварительного заключения находились ну нулевом этаже здания, что работники привыкли пренебрежительно именовать «Подвалом». Сырое, завсегда потонувшее в полумраке помещение странным образом лишало сил и подогревало чувство дискомфорта.

Никогда не любила это место. Как и не жаловала его содержимое.

Пройдя вереницу из решётчатых стен, за которыми мирно спали арестанты, я приблизилась к самой дальней комнате — камере для «эксклюзивных» правонарушителей. Непосредственный дежурный. Усиленная изоляция. Нерабочая кнопка тревоги. Весьма раздутый перфоманс для зловредного программиста, но таковы правила.

— Иди погуляй, — приказала я дежурному, выдернув парнишку из сновидений.

Подскочив со стула, он сверкнул недовольством.

— На каком основании?

— У Кабанова спросишь. И про сон на рабочем месте не забудь ему рассказать. В наряде однозначно выспишься.

— Понял, — буркнул он, неохотно покинув пост. — Только недолго. Пожалуйста.

Оставленная на столе связка ключей была незаметно упрятана в карман платья. Подкравшись к изолятору, я немало впечатлилась увиденным. Майский выглядел вполне расслабленным, развалившись на лавочке с убранными за голову руками и беззаботно подрыгивающими ступнями. Казалось, он вот-вот начнёт присвистывать.

— Атмосферно здесь у тебя, — с сарказма начала я, охватив взглядом обшарпанные стены. — По-домашнему.

Завидев меня, парень показательно зевнул.

— Присоединяйся, ляля. Киношку глянем. У меня тепло под крылышком.

Из горла вырвался изумлённый смешок:

— Ты слишком весел для айтишника, которого лишили интернета.

— Решила, что у меня есть повод для печали?

— Ты ещё сомневаешься?

Соскочив со скамьи, он встал напротив меня и лениво вытянул руки на прутьях. Знакомая чертовщинка промелькнула в зелёных глазах. Будучи в неволе он обманчиво потерял в росте. Теперь отчётливо проглядывались черты преступного лица: надвинутые брови, почти неуловимое очертание блёклых губ, фактурные скулы и крохотное созвездие родинок в миллиметре от виска. Порядком дразнящая внешность.

— Не притворяйся, лисий хвостик. Мы оба знаем, что у вас ничего на меня нет. Ну продлишь ты мне отпуск на недельку, а что дальше?

— Ты под запись признал свою личность, — напомнила я, не теряя уверенности.

— И с что с того? Проведёшь линию с никнеймом и феерично выступишь в суде? Хочу на это посмотреть. Тебе пойдёт стыдливый румянец, — подмигнул он.