Страница 4 из 8
Может, мы с Максом поссорились перед тем, как я под машину попала? А что, вполне логично. Поругались из-за какой-то ерунды, я вспылила (с беременными это часто бывает) выскочила на дорогу и…
Даже платье, в котором меня привезли, вписывается в эту гипотезу. Симпатичное платье, шелковое, цвета бордо. А еще тапочки. Обычные домашние тапочки. Белье с меня сняли и, видимо, выбросили, а платье и тапочки почему-то оставили. Может, на память?
Смеюсь над своими мыслям.
Перепробовав все, что было в пакете, иду к дверям. Приоткрываю. На пороге тут же вырастает амбал и преграждает мне путь.
– Я не собираюсь никуда убегать, – успокаиваю его. – Передай Максиму Николаевичу от меня “спасибо”. Все очень вкусно.
Тот подозрительно хмурится и молчит.
Вздохнув, закрываю двери. Слышу сквозь тонкое полотно, как мой надсмотрщик говорит, видимо в трубку:
– Да, передала “спасибо”... Все понял.
Проходят пятница и суббота. Безымянный амбал каждый день доставляет передачки от босса. Надо бы трусы у него попросить, но… я стесняюсь.
В конце концов не выдерживаю. Врач говорит, что я быстро иду на поправку, скоро меня выпишут. Но не могу же я выйти из больницы голышом?!
Прошу у нянечки ручку и лист бумаги. Руки плохо слушаются, будто забыли, как писать, но буквы-то я помню! Нетвердым почерком вывожу кривые строчки. Складываю записку несколько раз, сую в ладонь охраннику и, глядя ему в глаза, говорю:
– Отдай Максиму Николаевичу. Только сам не читай! Обещаешь?
У него брови взмывают вверх. Смотрит на меня как на букашку, потом нехотя цедит:
– Передам.
– И не читай! – повторяю.
Этот гад захлопывает дверь у меня перед носом.
Слышу, как он шелестит, разворачивает бумажку. Потом раздается голос:
– Максим Николаевич, тут дело такое… Наша потеряшка просит купить ей трусы.
Кажется, он гремит на всю больницу.
Рычу, сжимая кулаки, и чувствую, что краснею.
Вот зараза! Ну просила же не читать!
Глава 3
1. МАКС
С утра позвонил врач. Сказал, что мою потеряшку сегодня выписывают. Правда, он назвал ее немного иначе. Пациенткой, в которой я лично заинтересован. И долго красноречиво молчал в трубку. Как бы намекая, что неплохо было бы подкинуть что-нибудь посущественнее простой благодарности.
Я сухо напомнил, что новый МРТ уже в пути и вот-вот прибудет.
Дым всю неделю сидел рядом с палатой, отгоняя любопытных. И ничего. Она ничего не вспомнила. Даже собственного имени. Интересно, куда она пойдет, если я за ней не приду?
Нет, слишком опасно ее отпускать. Кто знает, может она притворяется, что потеряла память? Не удивлюсь, если ее подослал Лев Радзинский. Как напоминание, что он держит меня в кулаке.
Эта мысль не слишком приятная. Да и вообще вся прошедшая неделя была не слишком приятной. Ларка словно с цепи сорвалась, будто учуяла что-то. Одним бриллиантовым гарнитуром отделаться не получилось.
Пришлось пару раз свозить ревнивую невесту в ресторан и всю неделю ночевать у нее. Хотя обычно я это не практикую. Не люблю спать в чужой постели. Не могу заснуть, если рядом есть кто-то еще, поэтому в брачном договоре с Ларисой четко оговорено наличие двух отдельных спален.
Сейчас я невыспавшийся и злой. И голодный, потому что сорвался с утра пораньше, не позавтракав. С одним единственным желанием – покончить быстрее с этим вопросом и вернуться к нормальной жизни.
– Подъезжаем, шеф, – голос Егора выводит меня из задумчивости.
Поднимаю взгляд. Машина въезжает в больничный двор, останавливается у главного входа.
– Надеюсь, все документы уже готовы и мы надолго здесь не задержимся.
С этими словами покидаю теплый салон.
В холле встречает медсестра.
– Максим Николаевич, прошу за мной, вы должны подписать несколько документов.
– И отказ от претензий, – хмыкаю, просматривая бумаги.
Покончив с бюрократией, поднимаюсь по лестнице на третий этаж к нужной двери. Позади неизменной тенью следует Егор с пакетом в руках. Разумеется, на лифте быстрее, но мне после долгого сиденья в машине хочется размять ноги.
Вот и палата. Со стула возле дверей поднимается Дым.
– Как она? – киваю в сторону входа.
– Странная, – тот пожимает плечами.
– В смысле?
Может, стоит ее показать психиатру?
– Обозвала меня питекантропом.
С трудом сдерживаю улыбку.
– И за что она тебя так?
– За то, что прочитал ее записку.
Я все-таки чувствую, как губы растягиваются в улыбке. Трусы. В записке она попросила трусы. Да будто я знаю, какие ей нужно! Еще ни одна женщина не просила меня купить ей трусы, хотя многие забывали их в моей постели.
Мысль о том, что за дверью палаты ждет хорошенькая девушка без трусов… м-м-м… будит фантазию. Даже жарко становится.
Так, все, не думать об этом. Я не дикарь, а нормальный мужчина. У меня есть невеста и свадьба на носу.
Ладно, пора заканчивать этот спектакль.
Забираю у Егора пакет. Толкаю дверь и вхожу.
Она сидит на кровати. Увидев меня, вздрагивает и вскакивает навстречу. Хватает за руку. Ее ладони маленькие и теплые.
Многозначительно смотрю на нее.
– Собирайся, мы уезжаем. Тебя только что выписали.
В ее глазах светится радость. Вот дурочка. Знала бы, что ее ждет, то так бы не улыбалась.
– Макс… Спасибо...
– Макс? – меня с института никто так не называл.
Кроме женщин в постели.
– Ну… я же могу тебя так называть? – она заглядывает мне в глаза как побитая псина. Берет мою руку и зачем-то прикладывает к своей груди. – Ты же мой муж?.. Бывший?..
Последнее слово произносит совсем тихо. Все еще на что-то надеясь.
Качаю головой. Ну вот что она себе напридумывала?
– Жаль разочаровывать, но я…
Она закусывает губу. Розовую, влажную, пухлую. Мой взгляд прикипает к ней.
В горле внезапно становится сухо.
– Я тот, кто тебя сбил. Это из-за меня ты попала в больницу.
На ее лице шок, неверие. И мучительное осознание истины.
– Если так, то я с вами никуда не поеду! – она внезапно отпускает мою ладонь и прячет руки за спину. – Максим Николаевич!
Последнее произносит с явным сарказмом.
– Не поедешь? – смотрю, как она нахохлилась. Вкрадчиво интересуюсь: – Можно узнать, почему?
– Я вас не знаю!
– Это аргумент, – усмехаюсь. – Но слабый. Только что ты готова была ехать со мной неизвестно куда.
– Я думала, вы мой муж! А вы… Вы меня сбили! – С каждой новой фразой она все дальше пятится от меня, но продолжает бросать сердитые взгляды. – Я вам больше не доверяю!
Что ж, я сам себе порой не доверяю. И с радостью забыл бы о существовании этой женщины, если бы не одно “но”.
– Прости, но выхода у тебя нет. Ты здесь уже целую неделю, и тебя до сих пор никто не ищет.
Она спотыкается о кровать и медленно опускается на нее. В глазах, только что искрившихся от возмущения, теперь застыло недоверие.
– Никто?
А голосок такой жалобный, того и гляди – расплачется. Ненавижу женские слезы.
– Никто, – подтверждаю резким тоном, чтобы она больше не задавала дурных вопросов. – А мне совесть и воспитание не позволят бросить тебя на улице.
Разумеется я бессовестно вру.
Но она сразу скукоживается, будто шарик, из которого разом выпустили весь воздух.
– Собирайся, – грубо бросаю ей, – да не трясись! Ничего я с тобой не сделаю, раз уж до сих пор ничего не сделал. Поживешь в моем загородном доме, там места много.
– И в качестве кого я там буду жить? – бурчит, пряча взгляд.
Вроде и боится меня, но продолжает характер показывать. Боевая. Но глупая.
Ее вопрос меня озадачивает. А в самом деле…
Останавливаюсь в раздумье.
– Готовить умеешь?
– Н… не знаю, – пожимает плечами. – Я же не помню.
– Про память тела слышала? Если умела раньше, то вспомнишь. А не умела – научишься.
Ее вещи висят тут же в палате, в шкафу. Темно-бордовое платье и тапочки. Да, не густо, как для зимы. А еще у меня в руках бумажный пакет с нижним белье. Разумеется новым. По моей просьбе купила домработница. Пришлось придумать целую легенду, зачем оно мне понадобилось.