Страница 2 из 2
Часть I
10 «нельзя»
Глава 1
Нельзя воспитывать
Старики неряшливы. Они боятся сквозняков. Они подолгу хранят еду в холодильнике, а вместо того, чтобы вылить «задумавшийся» суп, предпочитают его прокипятить и съесть.
Всё это вас раздражает. Вам хочется объяснить им, как надо. В конце концов, вы просто злитесь!
В деревне, куда съезжались все мои родственники – родители, дети, внуки, – я резала салат на всю семью. Втыкала в него общую ложку. Подходила мама, пробовала салат той самой ложкой, говорила: «Ой, как вкусно!» – и возвращала облизанную ложку на место.
Я видела, какими взглядами провожали эту ложку мои дети и внуки, и понимала: никто из них салат есть не будет. Им неприятно, они брезгливы и имеют на это право.
Что делать? Поначалу я воспитывала своих стариков.
– Мамочка, давай сменим твой халат. Он грязный, его пора постирать.
– Ниночка, мне в нем удобно, он не грязный. И грязь мне не мешает.
– Мамочка, давай сменим, я не могу на это смотреть. Я сама его выстираю, выглажу и верну тебе завтра. А пока надень вот этот. Смотри, он такой же, как твой, только новый.
– Ниночка, ну мне уютно в моем!
Я все-таки настаивала, мама все-таки меняла халат. Но вместе с ним менялось и ее самочувствие. То ли ей было холодно, то ли жарко – она не понимала. Но понимала, что над ней совершено насилие. И, пока я с остервенением терла засохшую на халате грязь, мама переживала ощущение ненужности. Оно знакомо всем нам: каждому доводилось осознавать, что кто-то близкий будто бы видит перед собой не живого человека, не личность, а предмет. Как правило, мы заканчиваем такие отношения. Но родители не могут «закончить» отношения со взрослыми детьми!
…Родители приезжали к нам на дачу.
– Папа, давай я тебя подстригу, – говорила я. – Но сначала тебе надо сходить в баню, помыться.
– Мне там холодно, – ежился папа.
– Если хочешь, давай в душ.
– В душе еще холоднее.
– Папа, когда ты последний раз мылся? – спрашивала я и догадывалась: он сам не помнит когда.
– Да мне холодно мыться, – признавался он.
Я настаивала. Вела его за руку в баню. Он возвращался оттуда через час – такой уставший, что стричься у него уже не было сил. Почти в девяносто лет поход в баню совершенно изнурял папу. А мне казалось, так правильно: он должен быть вымыт и подстрижен.
Рано утром родители разговаривали у себя в комнате:
– Витенька, ты проснулся? – кричала мама. – Как ты спал? Как давление?
– Нелечка, я померил давление, оно нормальное! – кричал в ответ папа.
Папа плохо слышит, и мама привыкла говорить очень громко. Просыпался весь дом. А больше всего меня беспокоило, что просыпалась моя дочь Катя. Она приезжала к нам уставшая – и даже в деревне продолжала работать по ночам. Ее карьера шла в гору, но я точно знала: она легла не раньше двух часов ночи. А в шесть – эта утренняя перекличка стариков, которая, конечно же, разбудила ее.
Разбудила в том самом доме, который Катя на собственные деньги построила нам в подарок.
Я влетала в комнату родителей, прижимала палец к губам, просила каждого:
– Мамочка, папочка, Катя спит, пожалуйста, не шумите!
Они пугались. Они вовсе не хотели разбудить Катю – и после завтрака начинали собираться домой. Им было неуютно от обилия наших правил, таких естественных для нас и таких непредсказуемых для стариков.
А мне не хотелось, чтобы они уезжали: я мечтала, как мы будем все вместе разговаривать, шутить, смеяться… Мое сердце рвалось на части между родителями и детьми. А я сама оставалась посередине, на месте разрыва.
Спустя какое-то время я поняла, чтó не так. Нельзя воспитывать родителей. Просто нельзя. Они уже не изменятся, зато почувствуют свою «второстепенность». От такого воспитания ломается привычное распределение ролей в семье, а взамен не выстраивается ничего.
Но как же быть? Как быть с салатом, с халатом, с ранними подъемами?
Создать среду, в которой у родителей не будет шанса нарушить ваши правила, – и признавать за ними право на чудачества.
Мамин халат можно постирать, когда она уснет, а к утру принести ей высохший и выглаженный. Папе может помочь помыться сиделка (и так будет удобнее всем!). Салат лучше сразу положить маме в тарелку, чтобы не было нужды тянуться к общей ложке.
А что с шумом по утрам? Мы и это решили.
Я стала приглашать детей и родителей на дачу раздельно.
Мы жили на даче своей взрослой веселой жизнью. Гуляли с детьми, играли с внуками, подолгу засиживались в гостиной по вечерам и вдоволь спали утром. А дети по очереди ездили в гости к бабушке и дедушке в их нижегородскую квартиру.
Там старики чувствовали себя на своей территории. Внуки пили с бабушкой чай, слушали дедушкину музыку, делали с ними обоими селфи, общались – и мои родители чувствовали, что гости приехали именно к ним!
После, когда дети разъезжались, я приглашала на дачу родителей – и все внимание доставалось им. Но даже в этом случае я предпочитала брать на дачу помощницу, которая смогла бы подменить меня в бытовых делах и уходе за стариками.
Когда я перестала воспитывать папу с мамой, нам всем стало заметно легче. Хотя, надо отдать должное родителям, они никогда меня не критиковали: всё принимали, понимали и благодарили даже за то, за что не надо было благодарить.
Мы не можем вернуть старикам молодость. Но можем принять их старость как новую реальность – и не переделывать ее.
Глава 2
Нельзя спорить
Мой папа голосует на выборах совсем не за тех, за кого я. Так было всегда, как минимум с начала девяностых. И немудрено: это время больно ударило по фундаментальной науке, которой занимался папа. Финансирование научных исследований почти прекратилось, молодежь из НИИ ушла кто в бизнес, кто в «челноки», а кто и в криминал.
Папа глубоко это переживал. Еще недавно он был уважаемым академиком, окруженным учениками и последователями. Он чувствовал, что его работу ценит государство, что он нужен. Он был лауреатом Государственной премии СССР, его книги выходили на разных языках. Даже сейчас, когда папе девяносто семь лет, я иногда получаю в Академии наук деньги за его статьи.
А что он ощущал в начале девяностых? Для него демократическая Россия стала концом всего, с чем он работал и жил.
Конечно, он голосовал за традиционные советские ценности: новые его совсем не вдохновляли.
Папа очень силен в науке. Но в политике, как и во многих других вещах, мы с ним кардинально расходимся. Я давно поняла: спорить с ним не то что бесполезно – просто опасно. Опасно для наших отношений – папа заводится, нервничает, ему сложно принять такую разницу во взглядах с близким человеком. Я не смогу переубедить его, он – меня, так зачем тогда вообще нужен этот спор?
Мне повезло: в отличие от папы, мы всегда были близки в убеждениях с мамой. Она, когда работала учительницей физики, могла позволить себе то, чего никто не позволял: рассказывала ученикам, как ее отца безо всякой вины арестовали в 1937 году. Как она совсем девчонкой ездила к прокурору СССР Вышинскому – и смогла к нему пробиться! Ей не удалось спасти отца от тюрьмы, но как минимум от расстрела – удалось.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.