Страница 18 из 61
– Тарасова! Куда бежишь? Ты про Звягина ничего не слышала? Куда он пропал? – кричит мне в спину Света, а я нарочно скрываюсь за углом школы, так не удостоив ее ответом.
Если Витя не проклятье, что преследует меня повсюду, которое заполонило все мои мысли, тогда что? Он ворвался в мою жизнь с флакончиком яда и теперь бессовестно поливает им все, что едва успело прорасти. Моя хрупкая самооценка раздавлена. Мое спокойствие скомкано и выброшено в урну. Мой чувства прожжены до дыр кислотной смесью. Но даже все это ускорят мой пульс и заставляет дышать чаще. Любовь? Смешно, ведь я практически его не знаю. Я боюсь его, но все равно хочу подобраться ближе, будто делаю себе вызов. Садизм? Определенно. Извращение? Слишком точно.
– Варя, если ты решила умереть, то я слеплю для тебя красивый памятник и цветочки, – беззаботно заявляет Ариша, ковыряя мою пятку. – Ты какие цветы любишь?
Цвет потолка меняется вместе с вечером: глянцево-белый, оранжевый, грязно-синий, черный. Я пластом лежу на кровати, напоминая собой разлагающееся тело. Интересно, о чем сейчас думает Звягин? Стыдится или же обсмеивает мое признание, а может вовсе не помнит об этом? Вдруг, в его памяти сохранился момент, когда какая-то ненормальная прильнула к его губам и произнесла несколько фраз, отчасти похожих на угрозу. Или все-таки думает? Анализирует. Может даже представляет нас вместе, катающихся на карусели-лошадке со сладкой ватой в руках, и молчаливо улыбается. Хотя о чем это я? Звягин скорее вырвет свое каменное сердце, чем будет таять от подобных мыслей.
– Варя, у тебя что-то случилось? – спрашивает отец, усаживаясь на краешек кровати. Как и я он страдает бессонницей. Как и я он страдает от неразделенных чувств.
– Случилось, – правдиво отвечаю я и продолжаю сверлить потолок. – И это случилось уже никак не исправить.
– Тогда зачем об этом переживать? Забудь и живи дальше.
– Так, как сделал ты?
Папа молчит. Мне не стоило хамить ему и давить на больное, но это чистая правда. Черствая мама любит его наполовину, быть может вообще не любит, и отец смирился с этим. Он проглотил острую правду и теперь живет с этой резью между ребер. Словом, мучается, и это ужасно. Что может быть хуже, чем прожить всю жизнь, пряча слезы за маской счастья? Нет. На такие жертвы я не готова.
– Когда я только увидел твою мать, то сразу же полюбил ее, – начал отец, уставившись в одну точку. – Она всегда была красавицей. Помню, как рассказывала несмешные анекдоты, а я был готов задохнуться от смеха. Я провожал ее вечерами, помогал по учебе, делал мелкие подарки, но все не мог привлечь ее внимание. В какой-то момент мне захотелось открыться, и я признался ей в любви.
Мое веко дрогнуло. На кой черт я повторяю судьбу отца?
– Что она ответила? – шепчу я, боясь услышать его ответ.
– Ничего, – вздыхает папа. – Она ушла, не промолвив ни слова. Но даже несмотря на это, мне стало в разы легче. Я изначально не надеялся на ее ответ, мне хотелось избавится от груза на сердце. И я избавился.
– Тебе стало проще после того, как ты был отвергнут? – удивляюсь я. – Извини, но тут попахивает самоотверженностью и крохотной самооценкой.
– Так и есть, – соглашается он. – Но ты не дослушала. Через несколько дней Таня появилась на моем пороге и предложила прогуляться по парку. Во время прогулки она честно призналась, что я не герой ее романа. Но мой поступок, он оставил свой след. Она была поражена моей смелостью, так как остальные ухажеры не могли открыть рта, и эту сыграло немалую роль. Таня дала мне шанс завоевать ее сердце, и теперь у нас две прекрасные дочурки. Твоя мать, Варя, не любила меня тогда, может даже не любит сейчас, но я счастлив, пусть может показаться не так. По большей части я эгоист. Я живу с любимым человеком невзирая на ее мучения. Мне следует отпустить ее, но я этого никогда не сделаю.
– Миша! Время! – звучит командирский голос мамы.
Отец извиняется, целует в лоб и покидает мою комнату.
До этого времени мне казалось, что я смотрю на свою семью чистыми глазами. Все было ясно как день. Отец – мученик, мать – тиран. Но теперь в моем глазу соринка. Получается, всю свою жизнь страдает именно мама? Слишком сложно осознать это сразу и в один миг перевернуть собственные убеждения, но маленькая доля того, что вся моя проникновенность катается на скользкой поверхности, все-таки дошла до меня. Впрочем, как переосмысление своего поступка. Свободной стала именно я, а вот Звягин проглотил утяжелитель. Я попросту перекинула на него всю ответственность за свои чувства.
С этими мыслями я провалилась в сон. Мне снилась ванна, наполненная резиновыми утятами. Черными утятами.
На следующий день я не пошла в школу, сослалась на сильную боль в животе. Подобные выходки мне не свойственны, но соблазн был слишком велик. Проваляться весь день в кровати с блокнотом в обнимку было делом не сложным, но максимально приятным. Когда я устала от рифм, то переключилась на ноутбук. Множество заумных сайтов давали советы начинающим поэтам. К десятому паблику все рекомендации смешались в голове, а я так и не выудила ни одной полезной.
Однако созданная в голове каша помогла отвлечься от других мыслей. От тех черных утятах, которые безостановочно крякали внутри меня. И, я бы достигла пика полного умиротворения, если бы не вечерний звонок в дверь, от которого состояние стресса вернулось в двойном объеме.
Звягин пожаловал.
Я слышала восторженный смех мамы, что была безусловно рада его появлению; слышала звонкий голос Арины, что скакала от радости, но сама не решалась покинуть комнату. Что ему нужно? Зачем он пришел?
Пытаюсь разобрать хоть одну фразу через дверную щель, но не выходит. Зато отчетливо слышу нахальную интонацию, которую ни с чем не спутаю.
– Варя! – кричит мама, и я подпрыгиваю. – Витя пришел! Одевайся и выходи!
Единственное, что мне хочется сейчас надеть, так это шапку-невидимку, но, проклятье, ее не имеется в моем гардеробе.
– Варя! Ты слышишь меня?
Слышу, слышу, к сожалению.
В режиме паники я мечусь по комнате: то хватаюсь за голову, то лихорадочно поправляю лохматые волосы. Еще немного, и я почувствую металлический вкус во рту – так сильно кусаю губы. Неведомая сила заставляет меня вылететь из убежища и предстать перед всеми в виде обезумевшего зверька.
– Что такое? – на выдохе спрашиваю я и, скрипя глазницами, смотрю на Витю. Парень непоколебим. Чувствует себя максимально комфортно. Склонив голову набок, он наблюдает за тремором в моих коленках.
– Собирайся, – приказывает он. – Мы идем в кино.
Меня шатает. Я открываю рот, но только для того, чтобы набрать воздуха.
– Чего застыла? – негодует мама. – Поторопись, Варя. Неприлично заставлять человека ждать.
– Ничего страшного, – отвечает Звягин. – Я готов ждать столько, сколько потребуется.
Читаю между слов: отказа он не потерпит. У меня не получится отвязаться от него. Дохлый номер. Захожу в комнату, сворачиваю голову любимой игрушке, а потом без энтузиазма влезаю в теплые вещи. Чувствую себя той самой игрушкой – безотказной тряпкой, которая потеряла голову.
Не проронив ни слова, мы выходим на улицу. Звягин подводит меня к детское площадке и даже не старается объяснится. В голове жутким утенком проплывает мысль, что он решил меня убить.
– Зачем мы пришли сюда? – мой голос барахлит.
Звягин пальцем указывает на лавку, будто я провинившийся щенок.
– Садись.
– Подождем, пока кинотеатр построиться вокруг нас? – фыркаю я.
– Если ты еще не поняла, то мы не пойдем в кинотеатр, – он падает на лавку, раскидывает руки по спинке, проходится по мне взглядом и едва заметно лыбится. – Но если у тебя есть деньги, то я не откажусь сходить на свежий ужастик.
Что ж, было глупо поверить в байку с кинотеатром. Звягин задумал что-то другое, это видно по его ухмылке и искрящимся глазам. Но если он вздумал совершить убийство, то выбрал не самое подходящее место.