Страница 9 из 10
– Если нам удастся добиться признания завещания недействительным, то единственным ответчиком по делу о выделе супружеской доли будет только Роман Геннадьевич, после возобновления производства по делу он признает иск – и суд удовлетворяет исковые требования. Если же суд не признает завещание недействительным – то дело о выделе супружеской доли все равно нужно возобновить и добиться выдела супружеской половины из всего, что было куплено во время брака.
И потом добавил:
– И еще, разумеется, нужно отдельным иском добиваться признания недействительными договоров между Геннадием Максимовичем и самой созданной им корпорацией.
– Да, понимаю.
– Мы организуем всю систему нужных исков. И параллельно будем представлять Ваши, Роман Геннадьевич, интересы как потерпевшего. Надо тщательно разобраться в смерти Вашего отца.
Представлять интересы Романа Комина как потерпевшего Белогоров начал на следующий же день. Петр узнал, что Коврова уже допросили как подозреваемого. После этого Станислав созвонился со своим однокурсником, который был начальником Следственного управления, и, объяснив, кого он представляет, попросил его дать возможность посмотреть запись допроса. Однокурсник удивился, но пошел навстречу его просьбе, так как знал, что он принципиально не сделает ничего незаконного.
Видеозапись они смотрели вместе, в кабинете руководителя Следственного управления. Следователя такая просьба не удивила, поскольку в связи с личностью убитого дело как резонансное было на контроле.
На видеозаписи было видно, что с Ковровым присутствует его защитник – известный московский адвокат, славящийся решительным стилем осуществления защит.
Следователь задал дежурные вопросы, и потом перешел к сути допроса:
– Расскажите о событиях тридцать первого октября, как Вы увидели Комина Геннадия Максимовича.
Ковров посмотрел на своего защитника, тот кивнул, и подозреваемый стал говорить:
– В тот день я с утра был в офисе. Я хотел поговорить с президентом, с Коминым, с Геннадием Максимовичем, но узнал, что он ушел из офиса. Когда я узнал, что он уже вернулся в офис, я пошел к нему, чтобы до совещания обсудить некоторые вопросы.
– Какие вопросы? – стал уточнять следователь.
– По финансированию нового проекта корпорации.
– А почему Вы пошли к Комину? Ведь он некоторое время назад устранился от текущих дел корпорации и поручил их вице-президентам.
Ковров с удивлением посмотрел на своего адвоката, невольно показывая свое удивление такой информированностью следователя.
– Ну… оставались еще проекты, по которым Геннадий Максимович получал информацию…
– Хорошо. Продолжайте.
Ковров был смущен, помолчал, потом продолжил:
– Я зашел в приемную и направился в кабинет Комина. По пути увидел, что секретарь Валя готовит чай для него, взял поднос с чашкой и пошел с ним.
– Это ведь не входило в Ваши обязанности как финансового директора? – уточнил следователь.
Ковров немного растерялся:
– Нет, не входило.
– А почему же Вы, финансовый директор корпорации «ГенКом», взяли и понесли поднос? Почему не дали секретарше отнести его?
– Ну… ну, помочь секретарше… все равно ведь иду в кабинет…
– Продолжайте.
– Я вошел с подносом в кабинет Комина, замешкался в двери – неудобно было с подносом заходить.
– Вы торопились?
– Да, времени было мало до начала совещания, мне хотелось поговорить с Геннадием Максимовичем, а пока Валя заходила и выходила, потерялось бы время. Мне хотелось поговорить с Коминым наедине, конфиденциально.
– Это связано с тем, что Комин хотел отстранить Вас от должности финансового директора корпорации и начать расследование Вашей деятельности на этом посту?
Ковров посмотрел на своего адвоката с нескрываемой тревогой – следователь явно был информирован значительно лучше, чем им обоим хотелось бы.
Кто-то влиятельный из корпорации наверняка хотел устранить Коврова: следователь явно уже знал, что некоторое время назад Комин заподозрил Коврова в крупных хищениях и в этот день на совещании собирался отстранить его о должности. Очевидно, что мотив для отравления Комина у Коврова имелся.
Повернувшись к следователю, Ковров сказал:
– Нет.
После нескольких секунд молчания он добавил:
– Мне он такого не говорил.
Следователь внимательно посмотрел на Коврова, потом вновь обратился к записи, сказав:
– Дальше.
– Захожу, вижу, нет Комина там, хотя Валя подтвердила, что он в кабинете. Подошел поближе к столу и креслу его, еще поближе – и вижу, что он лежит без дыхания. Я тут же вышел из его кабинета и сразу сказал, что Комин без сознания. Все.
– Вы что-то делали с чашкой, когда несли ее в кабинет Комина?
– Нет – уверенно сказал Ковров, даже не смотря на своего адвоката.
– Чашка осталась в кабинете?
– Вроде бы да. Я уже не думал о чашке.
– А когда там оказался яд?
– Я не знал, что там яд! – горячо сказал Ковров. – Может быть Валя насыпала его туда, чтобы подставить меня?
– А какой у нее может быть мотив для того, чтобы подставить Вас? – ровно-деловым тоном спросил следователь, продолжая записывать ответы допрашиваемого.
– Я не знаю! – горячился Ковров. – Раз Вам кто-то сказал, что Комин хотел меня отстранить, может быть, кто-то из топ-менеджеров был заинтересован в том, что устранить меня таким образом? Кто Вам сказал, что Комин хотел меня отстранить?
– Вопросы здесь задаю я, – спокойно, но твердо сказал следователь. – Вы планировали убийство Комина Геннадия Максимовича?
– Нет! Я не убивал Комина!
Ковров даже привстал со своего стула, крича это. Услышал крик, в кабинет заглянул конвойный.
– Сядьте! – жёстко сказал следователь, и сделал конвойному знак рукой, что все в порядке.
Ковров осел обратно на стул, но не мог успокоиться.
– Я не убивал его! Слышите – не убивал!
– Это мы разберемся. Это все, что Вы можете сказать о событиях того дня в связи со смертью Комина?
– Да.
Следователь закончил оформление своей части протокола допроса и передал его для ознакомления Коврову и его адвокату. Они прочитали его.
– Замечания есть? – спросил у них следователь.
– Нет.
– Подписывайте.
Ковров и его адвокат подписали протокол.
– Сопровождающий! – позвал следователь офицера. – Отведите подследственного.
Офицер вошел и повел Коврова; адвокат тоже вышел из кабинета.
Руководитель Следственного управления остановил трансляцию.
Белогоров задумчиво смотрел перед собой:
– Похоже на сцену из «Места встречи изменить нельзя», помнишь – допрос Груздева – «Я не убивал! Слышите – не убивал!!!».
– А.. А, ну да – согласился руководитель. – Что думаешь?
– Не знаю пока. Пока что мне кажется, что этот Ковров действительно мог не убивать Комина. Ну вот такое впечатление. Ты же понимаешь, я в судьбе Коврова не имею заинтересованности.
– Но на чашке отпечатки пальцев Коврова, и в чашке был яд.
– А в кабинете видеокамер не было?
– Нет, там не было. Мы все видеозаписи получили.
– Может быть, Ковров и хотел бы отравить Комина, и яд подготовил, и принес его, но мне почему-то кажется, что отравление осуществил кто-то другой, опередив Коврова, – предположил Станислав.
– Ну не знаю, – усомнился в его версии руководитель Следственного управления, – пока что все свидетельствует против Коврова – и отпечатки, и яд, и мотив убить Комина, чтобы не потерять должность и не подпасть под расследование.
– Ну, мы его «топить» не собираемся – для интересов младшего Комина безразлично, кто убил его отца. Как вы расследуете – так и будет.
На обратном пути Станислав думал – как же все-таки легко люди решаются на убийство. Что-то неуловимо-интуитивное, основанное на большом психологическом опыте адвокатской практики, подсказывало ему, что Ковров все-таки действительно не убивал Комина. Однако отпечатки его на чашке были – это бесспорно – значит, он что-то мог замышлять. (Зачем он вообще взялся за этот поднос и понес его в кабинет?). Даже если его сомнение верно, все равно, то, что Ковров мог, опасаясь, что босс лишит его должности, вот так вот взять, достать яд, в тамбуре между внешней и внутренней дверями кабинета насыпать его в чашку чая и отнести своему боссу – это ощущалось как дикость. Глупая, к слову, дикость – ведь Коврова все равно быстро вычислили бы как убийцу. Насколько же он опасался объявления Коминым о снятии его с должности финдиректора на том совещании! Раз так открыто рискнул. И так глупо подставился и проиграл.