Страница 5 из 17
«Упал, очнулся, Склиф…» Анекдот накануне… А в пять утра звонок. Из Склифа. Ну, будто продолжение шутки!
Выехав из двора на улицу, гонит: машин мало. Но Садовое и в такую рань не спит.
Больница, диковинный корабль в море темноты, горит многими окнами.
Травматология. А это – ваш брат Николай. Как видите, без сознания; может, и не вернётся оно никогда. Портмоне, ключи от автомобиля БМВ, который на стоянке. Авария в три пятнадцать. Что он делал на Ярославском шоссе в такое время? Куда ехал?
Чёрные брови. Тут могут и не знать, какие у Николлино глаза. Не тёмные, ожидаемые, а стальные. Доктора велят далеко не уходить. Предполагают вариант, при котором Ник не откроет своих неожиданных глаз. Нога брата. Детская, вялая. Погладить? Укрывает краем одеяла.
В автомобиле голову на руль, но нет: задремлет, надавит клаксон… Откидывает спинку…
…Мосты. На огромных дугах опор. Он, то внизу, и тогда мосты выглядят жутковато, то где-то вверху. На дне – поляна. Откос облицован камнями. Роман ухватывает Ника под коленками. Тот вцепляется ему в плечи. Путь крут, ноша нелегка. Остановка нереальна. «Я тебя дотащу…» Так вынес он брата на поляну или нет?..
Уно-уно, дуе-дуе, пронто-пронто-модерато… Мобильный:
«Господин Андреянов, подойдите на пост номер три для сдачи крови». Э-э, беда, Ник гибнет…
Так вот к чему сон о мостах[1]!
«Я больше не люблю его!» Но кто ныне кого-то любит? А, тем более, сестёр, матерей, отцов, братьев? Любит тот, у кого нет дела и денег. Когда есть и то и другое, любовь не нужна. Тем более, к близким родственникам. К этим наиболее далёким от тебя людям. Так вообще. В обществе. И у него – в частности. И, – выходит, – не о чем горевать ему, бугаю в неплохой машине неподалёку от Садового Кольца…
Но эта ступня… Удивились бы врачи, если бы дотронулся. Наверное, припечатали бы: гомик! Один так и подумал…
В том, юном времени, на окраину в Медведково добирался с монтировкой в кармане. А новый друг (они в одной группе в МФТИ) – каратист. Будут вдвоём ходить в секцию. Но, мало того, у друга философия «Ухода». Главное, выбрать время и способ. И Роман намерен «уйти», когда решит сам. Как тренировать тело и дух, этот гуру учит. И они: Роман, Николлино, Ася (период Аси) полны внимания. Потом Роман обоих доводит до метро.
– Твоя Ася, открыв рот, – говорит Ник, и философия теряет очарование.
А друг: «Откуда вывод? А, понятно. Забавный у тебя брат. Но ты как-то чересчур ему веришь. Ромик, ты гомик?» С тех пор у него нет этого домашнего имени. Другой, и опять умный… «Он к нам ходит даром пить кофе». И вновь начало дружбы – на остриё Николлининых глаз. Глянет, как тавро вырежет. И друг делается недругом, а глаза брата не стальными, а довольными. Пока вне дома, всё нормально. Но пару раз приведёт и – конец. Будто яд в напиток. И так регулярно… В итоге – «напиток» один, Николлино. Какая-то тайна. Но кто думает о неприятных тайнах родственника, которого любит с детства?
После института Романа берёт ведущая в отрасли лаборатория. «Андреянов – гений!» Дома бывает мало, жизнь кипит. Иногда на его орбиту долетают с Земли оклики (мама, папа):
– Николлино грустит один!
– Мог бы взять брата на люди.
– Он глядит в окно…
– А ты являешься, когда он спит…
Обрадовался Ник: идут с Ромкой в лабораторию!
Для других – ординарная корпоративная выпивка. Но не для Романа. Там влиятельный человек, от которого зависит напрямую, поедет ли он в Германию. В длительную командировку. Мечта многих. И он, молодой кандидат наук, готов к отъезду.
Завлаб Дмитрий Регистрович Гузов не против определения в руководимом им коллективе: «Андреянов – гений». Но с условием, что он, Гузов, гениальней. Как Ломоносов пришёл в Москву в МГУ имени Ломоносова.
Роман мельком инструктирует брата: у них на работе ни на каких пьянках не болтают о титулованных предках. Другое дело, о «самородках» в лаптях (в сандалетах) из дальних губерний…
Но Николлино, как младенец, глаголет тоненьким голосочком:
– Мой брат Роман образованней многих. Да, и умом выше. А какова причина такого ума? – вопрошает публику, по его мнению, (согласно его любимой поговорке) «не стоящую ни одного рублика»: – Гены. В роду отца – академик. А от мамы – другая кровь…
Публика напугана.
Гузов евреев не любит. Глядят на чёрные брови Ника так, будто когда-то Генеральный секретарь не имел таковых.
Роман – рубаха-парень, никогда ни единым намёком не мнит себя выше Гузова Дмитрия Регистровича. «Дед мой неграмотный любил словечки с загогулиной, вот и нарёк отца Регистром…» Вывод: не откровенен Андреянов, интеллигенты в роду… Да и эти, с «другой кровью»… Эффективнее навредить невозможно! Кто на работу приводит родных и близких?! Да таких, как Николлино!
Не едет в Германию. Да и уходит в другой институт. Откладывает работу над докторской. И в это время они с Ником. Малограмотно, но в чём-то прозорливо, крушит:
– Плебеи! Никаких родственников-академиков ни у кого. Сталинисты! Правильно я им, Ромка, этому Гузову… А ты гений…
Но теперь думает так только он один.
Период Маши (Ася обернулась колючим ретро). С Машей он мотается на новой работе в глубинку, в среднеазиатские командировки. О докторской, так и не написанной, некогда думать. Не до науки. Вкалывает… А дома – о квартире… Мала. Другую ждать неоткуда. Только с Ромкиной работы. Фирма иногда помогает сотрудникам (об этом говорит дома), но добавляет: ему рановато идти к руководству.
Из очередной нелёгкой командировки к директору с докладом. Перехватывает референт: «Был ваш братик…» Тайком! И на весь офис речугу о ценности кадра Романа Андреянова! Таким надо квартиры даром давать! Выходит, науськал братца. Пришлось уйти. И опять общение с Ником, его поддержка в беде.
Беда недолго. Работу находит. Но трудится не для науки. Для денег. И начинает платить взносы. Квартира ближе к центру. Улица Королёва. Останкинский ретранслятор ну, прямо во дворе. Ту, которая на окраине, продают, добавив. Деньги непомерные для них. Родители пенсионеры, Николлино и вообще… Но у Романа премия! На радостях он оформляет новую квартиру целиком на маму. Благородно. Хотя немного опрометчиво. Да и не живёт он тут. Период Насти. Они с Настей отдельно от его родителей и брата (период Маши в ещё более колючем прошлом, чем период Аси). Второй раунд покупки квадратных метров. Но – развод, – и он в Медведково. Будто откинут обратно чьей-то неумолимой рукой. Рукой судьбы? У Лизы другое мнение. Теперь он с Лизой.
– Роман Денисович, прямое переливание когда-нибудь делали?
– Нет.
И во время этой процедуры Ник не открывает особых глаз, хотя медики говорят: пациент в сознании. Ну, потеря крови, конечно… У Романа крамольная догадка: и вызов в больницу, и прямое переливание, – дело рук Николлино. Он манипулирует людьми.
Медсестра даёт выпить тёмного сока, рекомендует «Каберне»… Когда сможет выйти…
На койке в коридоре института имени Склифосовского Роман видит, как реальную, Асю. Они гуляют центром на Большой Дорогомиловской, где живёт она с богатыми родителями. Они довольны: найден для их не умной, но великолепной дочери умный кандидат (обыгрывает в шахматы папашу эксгроссмейстера). А сын в Америке, и на медовый месяц Роман и Ася готовы ехать к нему в Калифорнию! Но… Она жалостлива. Доброта и жалость – понятия не одинаковые. Первое – великое, второе – мелкое. Вид Николлино её доводит до слёз.
Как-то приходит Роман, а они играют в шахматы…
На проигрывателе винил:
Что это за «рула», чёрт побери?!
Он доводит Асю до метро, и её прелестный облик уплывает от него навек.
1
Мосты снятся к переменам в жизни (из Сонника).