Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 12

Как-то приглушенно отозвалось: «Ну и дураком же я сейчас выгляжу». И следом кольнула болезненно-маразматичная мысль, плавающая в гамме раздерганных чувств, – лучше бы предчувствия сбылись, чтобы не смотреться жалкой пугливой тварью. Ну и накликал.

Первая пуля пролетела где-то совсем рядом. Прямо надо мной. И я знал, что предназначена она была именно мне. Уже потом слух различил грохот выстрела. Били откуда-то справа. По звуку – похоже, шмаляли из чего-то такого серьезного, типа «маузера».

– Ложись! – крикнул я Пономарю, но было уже поздно.

Еще один выстрел. И что-то грузно шмякнулось рядом. Потом это что-то пискнуло и затихло. Краем глаза я различил валяющееся на брусчатке тело Пономаря. Порыв кинуться к нему, помочь был тут же смыт чувством самосохранения. Сперва самому выжить надо!

Я перекатился, сумел достаточно ловко вскочить на ноги.

Грохнул еще выстрел, и по бедру будто горячая спица прошла. Но нога не подкосилась, не онемела. Не первое мое ранение, и на автомате я оценил его как поверхностное. Если ноги не подгибаются и бежать можешь, это не ранение, а пустяк. А сейчас бежать – это единственная возможность спасти свою драгоценную шкуру. И хорошо, что до арки двухэтажного дома рукой подать.

Отчаянным прыжком я укрылся за афишной тумбой. Только это так себе защита, хлипкая. Пуля «маузера» ее может и пробить. Поэтому надо рвать вперед.

Набрав дыхание, зигзагами, как заяц, бросился в арку дома… Шаг, другой… Быстрее!

Прислонился к обшарпанной стене, перевел дыхание. Выдернул из-за пояса «наган». Против «маузера», который бьет на километр, конечно, моя игрушка не тянет. Но и стрелок не будет там торчать вечно. Или убежит. Или решит подойти поближе и тогда напорется на мой вежливый ответный огонь…

Послышался милицейский свисток. Топот ног.

И я понял, что стрельба на сегодня закончена. Внутренний холод отступил. На его место пришла нервная пустота.

Вскоре я смотрел на тело Пономаря. Пуля аккуратно пробила ему голову.

Ну что, Александр Сергеевич, поигрался в бюрократа, пристроился в теплом кресле областного ОГПУ, пообвыкся с бумажной работой, так пора и честь знать. Опять ты на передовой, где пули свистят. И опять смерть рядом – собирает свой урожай…

Глава 4

Боже же мой. За что мне такие муки? То по трупам идти приходится. То рапорта писать и объяснения… Да, такого давно не было – два убийства за два дня фактически в моем присутствии.

Зато будто струна натянутая лопнула со звоном. И я осознал, что топор уже не висит непосредственно над моей головой. Но и не убран подальше, а скорее отложен, хотя враг может извлечь его снова в любую минуту. Ох, сказать, что все это мне не нравилось, – не сказать ничего. Я точно вляпался во что-то очень серьезное, и теперь в сторону уже не отойдешь.

Подстрелили моего осведомителя действительно из «маузера». Хорошая машинка. Послевоенный калибр девять миллиметров, эффективная дальность стрельбы до трехсот метров, но требует твердой руки и хорошей подготовки. Били метров со ста, притом снайперски. Стрелок выбрал позицию на балконе костела. Если бы не моя интуиция, то меня тоже положил бы. А так только ранил, да и то пуля всего лишь чиркнула по ноге. Считай, царапина – перевязал и забыл.

Стрелок сработал на оценку «хорошо». До пятерки недотянул, поскольку одна цель не была поражена. Но для диверсанта важно не только уложить цель, но и незаметно уйти с места акции. А отход был подготовлен настолько качественно, что мероприятия по преследованию, опрос местных жителей ничего не дали. Равно как и осмотр места происшествия.

Вопреки своему обыкновению, Раскатов не стал распекать меня, кричать и лупить кулаком по столу. Наоборот, пригласил садиться. Накатил коньяка в серебряные рюмки. И приказал:

– Пей!

Как у закоренелого спортсмена, отношение к выпивке у меня непримиримое. То есть практически не пью и от этого нисколько не страдаю. Поэтому начал отнекиваться.

– Тебе расслабиться надо, Сашок. Пей! – гаркнул начальник.

– Надо, – горестно согласился я и опрокинул в горло обжигающий напиток.

После второй рюмки, оценив мой вспыхнувший ярче обычного румянец на щеках, Раскатов удовлетворенно кивнул:





– Процесс излечения пошел… А теперь выкладывай, что думаешь?

– А что тут думать. Гарантию даю, что два убийства связаны между собой. Уверен, что у винного склада лиходей каким-то образом засек нас. При этом спокойно завершил кровавое дело. И спокойно ушел.

– Почему так думаешь?

– Скажете же, что поповские сказки. А я почуял там взгляд… И на площади почуял, иначе первая пуля мне бы досталось.

– Барометр ты наш… Продолжай.

– Осознав, что сделка на винном складе засвечена, неизвестный стал продумывать источники утечки. И вспомнил о Пономаре.

– Значит, между ними связь была.

– Должна была быть. В общем, проследил он за нашим осведомителем. Версию проверял, прикидывал, не потянут ли того в ОГПУ на разговор. И в яблочко попал – Пономарь как раз с уполномоченным и встретился.

– На тебе написано, что ты огэпэушник? – скептически полюбопытствовал Раскатов, законно предположив, что в темноте у винного склада если убийца и видел меня, то вряд ли бы рассмотрел достаточно хорошо, чтобы потом опознать.

– Значит, написано… В общем, решили враги устранить угрозу самым простым и радикальным методом – парой выстрелов из «маузера». Ну вот кем надо быть, чтобы сразу стрельбу открывать!

– Опытным и расчетливым врагом. Видимо, он сильно боялся, что осведомитель передаст нам еще какую-то информацию. И допускал, что эта информация уже у тебя. Потому решили положить вас обоих.

– Для меня непонятно, как Пономарь в такое осиное гнездо проник, – задумчиво произнес я. – Кто его, бродягу, к серьезным людям пустит?

– Случайно наверняка. Где-то что-то услышал, а потом попал под прицел. Нужно его контакты проверять, – выдал Раскатов начальственное указание, которое меня не слишком порадовало.

– В последнее время Пономарь терся при Свято-Троицком монастыре и Среднем подворье. Да и еще черт-те где. Но там что-то узнать маловероятно. Проходной двор.

– Все равно подработать надо.

– То есть дело мы себе берем? – задал я главный вопрос.

– А ты в угрозыск все сплавить хочешь? – усмехнулся Раскатов. – Дело по винному складу официально на них. Но неофициально… Такие казусы – это наша сфера. Я уже кое-кому сообщил. И не дай бог, если после этого гости столичные нагрянут.

– С чего это? – удивился я.

– А их такие факты, с пентаграммами всякими, сильно забавляют. Так что активнее надо работать.

– Нам хлеба не надо, работу давай.

– Вот именно. А для начала надо установить, кто такой этот Савва, – постучал мой руководитель пальцем по лежащей перед ним фотографии, сделанной в судебном морге. На ней был убиенный неизвестный парень.

– Если местный – установим. А если залетный… – с сомнением протянул я.

В принципе, установление личности – процедура отлаженная. Рассылаются запросы в соответствующие картотеки. Фотографии разыскиваемого помещают на стенды возле милицейских подразделений и разных государственных учреждений. Газеты еще есть. Все это должно работать как часы. Теоретически. Но фактически у нас, правоохранительной системы Страны Советов, отсутствует централизованный учет населения. После революции отменили паспорта как наследие тяжелого прошлого. Сегодня их заменяют трудовые книжки, справки из колхозов, удостоверения личности, которые вовсе не обязательны. Руководство ОГПУ не первый год проталкивает идею паспортизации населения, но пока успеха в этом не имеет. Так что беспаспортное население достойному учету не поддается. Контроль за ним ослаблен. Шатается народ где хочет, без пригляда. А ведь при ставшем уже очевидном усилении классовой борьбы, когда антисоветские организации растут как грибы, беспаспортный режим – это непозволительная роскошь. И как тут чего искать?