Сумеречный муж

Я готова была ему поверить. Я не могла ему не верить. И в то же время мне было страшно. Я боялась довериться этому неожиданному течению, так как понятия не имела, куда оно меня приведет. Все, о чем говорил Влад, казалось вполне возможным и вместе с тем нереальным. Я чувствовала себя совершенно потерянной.

– Арина, ты мне веришь? – повторил Влад свой вопрос, и я заметила мольбу в его глазах.

Нет, он не мог так искусно притворяться. Я поняла, что мне легче поверить в его историю, чем в то, что он затевает против меня какое-то зло. И это в очередной раз подтвердило тот факт, что он представлял для меня огромную опасность.

– История, конечно, не самая правдоподобная, – сказала я, стараясь не смотреть ему в глаза, – но, как ты и говоришь, сверхъестественной ее также назвать нельзя. Мужчины-однолюбы существуют, хотя я никогда не думала, что дело тут в наследственности. Но, знаешь, Влад, я все-таки не уверена в том, что тебе нужна именно я. Ты вполне мог что-то перепутать, обмануть сам себя. Вряд ли я та, кого ты ищешь.

– О нет, Арина, – сказал он с уверенностью, от которой мне стало жутко, – я не мог ничего перепутать, и не мог ошибиться. И уж тем более я не мог обмануть самого себя. Если б я был способен это сделать, я бы не ждал столько лет. Но у меня не было такой возможности. Потому что мне всегда была нужна только одна женщина, единственная, которую мне суждено было искренне полюбить. И это ты.

Он сказал это так спокойно и непоколебимо, что я ясно увидела: возражать ему бессмысленно. Он знал то, что знал, и теперь никакая сила не смогла бы отнять у него это знание. Но если ему от этого было радостно, то мне – дико и странно.

Я все еще сильно сомневалась в том, что ему можно верить. Уж слишком неестественной и замысловатой была его история, слишком много в ней было надуманного и необъяснимого. Кроме того, меня почему-то не покидало чувство, что в ней сквозил какой-то незримый подтекст, скрывавший нечто, в чем и заключалась истинная суть всего сказанного. Хотя, возможно, это был лишь плод моего расстроенного воображения.

Как бы то ни было, я не могла заставить себя так легко ему поверить. Не могла, потому что боялась. А боялась, потому что хотела этого больше всего на свете.

– Послушай, Влад, я не думаю, что… – начала было я, но он с мягкой решительностью прервал меня:

– Я знаю, что тебе трудно вот так взять и поверить во все это. Я прекрасно понимаю, как фантастично все это звучит. Но я собираюсь доказать тебе обоснованность своих слов. Я сделаю так, что тебе будет легко мне поверить. Потому что ты убедишься в том, что я говорю правду.

– Я вовсе не хочу, чтобы ты мне что-то доказывал, – сказала я без особой уверенности: я чувствовала себя загнанной в угол. – Ты совсем не обязан это делать.

– Конечно, обязан, – сказал он с нежностью, от которой у меня мурашки побежали по спине, – иначе как я смогу добиться твоего доверия?

– Но почему ты так уверен в том, что я заслуживаю всех этих забот?

– Первую причину я уже тебе объяснил, а вторая… я просто вижу, что ты лучшая девушка из всех, которых я когда-либо знал.

– И что же тебя в этом убеждает? – скептически спросила я.

– Да хотя бы то, что тебе интересен я, а не мои деньги.

Я впала в еще больший скептицизм:

– Откуда ты знаешь? Может, я смотрю на тебя и только и думаю о том, сколько ты зарабатываешь в месяц?

– Если б это было так, я бы сразу это понял, – сказал Влад со смехом. – Ты не представляешь себе, как хорошо я умею отличать корыстных девушек от бескорыстных. Так вот, к твоему великому несчастью, ты принадлежишь к числу последних, я это знаю также верно, как и то, что у тебя серые глаза, а не голубые.

– Ты ничего не можешь знать, – упрямо возразила я. – То, что происходит в моей голове, знаю только я и больше никто.

– Естественно, я не могу читать твоих мыслей, но это и не нужно. У тебя очень выразительное лицо. Хоть ты и считаешь себя пожилой женщиной (он усмехнулся), но ты все еще не научилась скрывать свои эмоции, владеть своей мимикой. Все, что ты чувствуешь, о чем думаешь, ясно отражается у тебя на лице. Достаточно обладать лишь самой малой проницательностью, чтобы читать тебя, как открытую книгу.

– Вот так обрадовал, – угрюмо заметила я.

– Твой лоб говорит об упрямстве и твердости характера, ты не из тех, кто легко поддается влиянию. Маленькая морщинка между бровями повествует о глубоком уме, о способности долго и напряженно думать о чем-то сложном и непонятном. Твои губы редко улыбаются, но именно в них твоя главная сила. Ты не даешь им свободы из скромности и сдержанности, но когда улыбаешься, становишься похожа на ребенка, невинному простодушию которого невозможно не поверить. Твоя улыбка рассказала мне о многом: об искренней доброте, о самоотверженности, о глубокой преданности и в то же время о страхе быть обманутой. Также дело обстоит и с глазами. Они смотрят слишком внимательно, слишком участливо, чтобы быть глазами эгоиста. Видно, что ты привыкла больше думать о других, чем о себе, привыкла больше радоваться, чем огорчаться, но при этом не вызывает сомнений тот факт, что в тебе есть какая-то тайная неугасимая печаль, с которой ты живешь много лет и от которой уже не надеешься избавиться.

– Хватит, хватит говорить об этом! – сказала я, закрывая лицо руками.

Мне становилось все более и более не по себе. Я чувствовала, что уже не владею собой так, как раньше. Так, как владела до встречи с Владом. Теперь значительная часть этой власти принадлежала ему. И я была бессильна это изменить.

Он, очевидно, догадался, что в своем изучении моего характера зашел слишком далеко, потому что тихо и робко произнес, облокотившись обеими руками на стол:

– Прости меня, Арин. Я не хотел на тебя давить. И я не собираюсь больше этого делать. Все будет так, как угодно тебе. Просто знай: тебе нечего бояться. Ты будешь счастлива со мной, как ни с кем другим.

Я подняла на него смятенный взгляд:

– Мы же только встретились!

Он невозмутимо пожал плечами:

– Иногда одной встречи бывает достаточно, чтобы все понять.

Его лицо было таким искренним, таким спокойным и открытым… Я все меньше и меньше была способна противиться силе его очарования. И вдруг меня посетила ужасная мысль.

Как всегда, не в силах скрыть свои эмоции, я резко вздернула голову и испуганно воззрилась на Влада. Мне было дурно от охватившей меня догадки, но не принять ее во внимание я не могла. Влад, естественно, тут же заметил мой ошеломленный взгляд, мое изменившееся настроение, и встревоженно спросил:

– Что случилось, Арина? Что тебя напугало?

Я не ответила. Я продолжала молча смотреть на него, охваченная самыми гнетущими подозрениями. Надо сказать, они не были лишены оснований. Все эти аморфные рассказы Влада, чрезмерная забота обо мне – без подвоха тут явно обойтись не могло! Он явно что-то скрывал, что-то очень некрасивое и неприглядное, о чем не собирался мне говорить раньше времени. И, кажется, я догадалась, что именно. Все дело в том, что он, что он…

– Ты извращенец? – бухнула я, таращась на Влада во все глаза. Его лицо отразило такое жестокое изумление, что я сочла нужным пояснить. – Ну, как тот миллионер из фильма, поклонник всяких сексуальных дикостей? Хочу сразу сказать: мне такое не надо! Может, кто-то бы и не отказался, но мой ответ нет, нет и еще раз нет! Так что если ты действительно из таких…

Я уже протянула руку к сумке, намереваясь в случае чего немедленно удрать, но тут Влад сделал нечто, на что я, признаться, горячо надеялась, хотя и не могла думать об этом без мучительной неловкости.

Ему уже не раз приходилось надо мной смеяться, но никогда еще его веселье не было таким долгим и безудержным. Мне казалось, он никогда не успокоится. Наверно, минут десять я была вынуждена терпеть эту пытку, а когда Влад наконец успокоился, то с нарочитой серьезностью (чтобы окончательно меня низвергнуть) проговорил:

– Спешу тебя успокоить: я не извращенец. Мои сексуальные потребности вполне обычны и не превышают естественных.