Ревик (ЛП)

Кали оставалось надеяться, что у них ещё было время.

Время, чтобы она попыталась ещё раз.

Возможно, она найдёт способ оставить для него сообщение.

Возможно, она могла сделать это даже здесь, в Сайгоне. Возможно, перед отъездом она попросит свою новую подругу-пекаря оставить записку для Дигойза в «Маджестике», давая ему знать, как связаться с ней, если понадобится помощь… или просто захочется поговорить.

Возможно, ему полезно будет иметь знакомство с кем-то извне.

С кем-то, кто не был Шулером, и кто не сдаст его.

Подумав об этом, она вопреки всему пожалела, что Уйе не приехал с ней.

Дигойз Ревик явно переносил часть своей уязвимости на женщин.

Это делало его более открытым для женщин и в то же время менее открытым. Они как будто воспламеняли его агрессию, и всё же Дигойз как будто более близко к сердцу принимал их слова, действия, взаимодействия с ними, тем самым пропуская их за свой щит разведчика.

Если бы с ней был мужчина, это бы частично сбалансировало данный эффект.

Как минимум Дигойз меньше сексуализировал бы связь между Уйе и Мостом.

Опять-таки, он был бы более склонен убить Уйе из-за непонимания или тупо из-за ревности.

Кали невольно подумала, что для мужчины вроде Дигойза убить гонца, принёсшего плохие вести — это самый простой способ справиться со смятением хотя бы на каком-то уровне.

Слегка вздохнув, Кали прищёлкнула языком, вытолкнув всё это из головы.

Слишком поздно было мучить себя сомнениями.

Она сделала всё возможное в данных обстоятельствах.

Придётся довольствоваться этим.

Она слегка улыбнулась, позволяя этому решению окрепнуть в её разуме.

Она подумала о посадке на самолёт. Она подумала о возвращении домой.

Она подумала о том, каково это время года в горах Санта-Круз.

Сейчас там ещё не воцарился полноценный холод, ведь до зимы оставался ещё месяц, как и здесь. Листья уже сменили цвет. Большинство дней были тёплыми и великолепными, с невероятными закатами и рассветами.

В океане ещё сохранялся летний жар.

Там совсем не так, как здесь, далеко не такая влажность.

Вместо этого её встретят голубые небеса — по крайней мере, когда не было дождя.

В период угасания лета бывало очень мало туманов, да изредка случалась гроза — смотря какая погода в этом году. Кали представила свою первую ночь после возвращения в их с Уйе хижину. Она подумала о костре, приготовленном им ужине, о том, что он захочет сделать с ней потом… и как долго и интенсивно он захочет это делать.

Подумав о ласках его рук и губ, она задрожала от боли.

Подумав об его члене, о том, каким он бывал после разлуки даже на несколько дней, она ощутила, как её боль разделения резко усилилась.

Она скучала по нему. Она ужасно скучала о нему.

Она скучала по нему до физической боли.

Она знала это, но тоска по его свету, по его рукам, коже, члену, улыбке, сделалась острой, как только она позволила себе подумать об этом.

Она постаралась выбросить эту мысль из головы хотя бы до тех пор, пока не соберёт вещи и не выберется из отеля, но это было непросто. Подавляя боль разделения, всё ещё витавшую в её свете, она крепче стиснула зубы, возясь с ключом от номера.

Она только сумела повернуть железный ключ в ржавом замке и открыть дверь, покрывшуюся конденсатом, когда ощутила проблеск незнакомого света в комнате.

К сожалению, она почувствовала это слишком поздно.

Глава 12. Наставник

Голова Ревика раскалывалась так сильно, что он вспотел.

Ну, вспотел ещё сильнее, во всяком случае.

Такое ощущение, будто каждые несколько секунд молоток ударял его по затылку, и острая боль сразу же сменялась интенсивной ноющей болью.

Последние несколько часов он потел слишком сильно даже по вьетнамским меркам, хотя два с лишним часа ходил по утренней жаре, не зная, куда он идёт или зачем.

Он чувствовал тошноту с тех пор, как оставил зеленоглазую видящую у реки, и не только потому, что наркотики выветривались, и он уже использовал маленький бумажный пакетик, прихваченный из отеля.

Учитывая, что он оставил Рейвен и Териана в номере примерно в три часа ночи, вообще не поспав, ему сложно было сосредоточиться.

Он знал, что она перебралась в отель «Каравелла».

Он отследил её в тот же день, когда вернулся в Сайгон после того провала с поставкой возле взлётно-посадочной полосы на побережье.

Он знал, где она, но не ходил увидеться с ней.

По той же причине ему казалось странным, что он покинул «Маджестик» именно в такое время, и ему повезло стоять у церкви напротив отеля «Каравелла», когда зеленоглазая видящая вышла из его дверей посреди ночи.

Он часами следовал за ней, не думая о причинах и беспокоясь, что Рейвен пойдёт искать его, что его друзья обнаружат его отсутствие и попытаются проследить за его светом. Он волновался, что даже Териан может прийти, если почувствует, что что-то не так.

Они оба в последнее время пристально следили за ним.

Но они так и не появились.

Он гадал, прислушалась ли зеленоглазая видящая к его предупреждению.

Он гадал, покинула ли она город.

Немалая часть его надеялась, что это не так. Та же часть его желала поискать её своим светом, убедиться, восприняла она его угрозы всерьёз или нет. Если она уехала, то проблема решена. Ему больше не придётся думать о ней.

Однако если она не уехала…

Его язык разбух во рту, ноющее ощущение в затылке усилилось.

Он почувствовал, как его член затвердел, пока он продолжал думать о том, как снова увидит её здесь, может, возле того бассейна в «Гранде». Может, в бикини вроде того, что носила та человечка… а может, ещё в одном из этих чёртовых шёлковых платьев, которые демонстрировали каждый изгиб её тела, с вышитой тканью, подчёркивавшей поразительную зелень её глаз.

Он уже наполовину решил трахнуть её, если снова встретится с ней.

Он никогда в жизни не насиловал видящую.

Он вообще никого не насиловал… во всяком случае, грубо. Время от времени он давил на некоторых людей своим разумом, но никогда не на тех, кто активно не хотел его. Обычно он поступал так с теми, кто хотели его для секса, но сначала требовали ухаживаний и только потом готовы были раздвинуть ноги.

Ревик не ухаживал за людьми. Больше нет.

Когда дело касалось людей, одного раза ему хватило.

Но он не смог бы надавить на эту зеленоглазую женщину как на человечку, даже если бы он решил действовать в этом направлении и проигнорировать, что у неё есть связанный партнёр. Он даже с людьми старался этого не делать, если честно, хотя всё же был виновен в подобном, особенно здесь, когда несвободные человечки клеились к нему.

С другой стороны, он её предупредил.

Он предупреждал её не раз. Он не раз явно дал ей понять, что хочет её и представляет для неё угрозу.

Он сказал ей уехать.

Он прямым текстом сообщил, что если она не уедет, то он может воплотить эти угрозы в жизнь.

Он почти убедил себя, что если теперь, после всего что он сказал ей, она останется в пределах доступности для него, то это практически выражение согласия.

От этой мысли его головная боль усиливалась.

Это также вызывало прилив непрошеного стыда, смешивающего тошноту с болью разделения, которую он испытывал уже неделю. Сколько бы он ни трахал Рейвен или игрушек Териана, это не помогало. Никакие минеты и героин не помогали.

Ничего не помогало.

Если уж на то пошло, его попытки восполнить эту нехватку делали всё только хуже.

Он до сих пор не узнал её чёртово имя.

С ней он походил на оголодавшего без секса подростка, забывал все важные вопросы, как только чувствовал самые лёгкие отголоски её света. В дни между их разговорами стало ещё хуже. Даже теперь он мог думать только об её зелёном платье и о свете в её ясных глазах, пока она изучала его лицо.

Он чувствовал её сердце, кусочки её aleimi, которые не чувствовал ни у кого другого, даже у молодых рекрутов, которых он обучал закрывать свой свет щитами. Те были юными, а эта видящая — нет.