Ревик (ЛП)

— Я подумала, может, ты захочешь обсудить это подробнее, — сказала она ему после очередной паузы. — Я ошиблась, брат? Потому что мне кажется, твоё присутствие здесь как минимум частично это подтверждает…

— Тебя здесь быть не должно, — снова прорычал он.

На сей раз она почувствовала в нём боль и неопределённость, когда он посмотрел ей в глаза. Та боль усилилась, пока его взгляд бродил по её телу, как будто он сам не решал смотреть на неё в такой манере или так долго.

— Брат, — произнесла она, сделав свой голос нежным, как тогда у бассейна. — Я вижу, что ты сбит с толку. Пожалуйста, послушай меня, хоть это может ещё сильнее запутать тебя. То, что ты якобы чувствуешь… это не то, чем кажется. Это исходит не из того, из чего ты считаешь.

Он уставился на неё, и те прозрачные глаза внезапно остекленели.

Несколько долгих секунд он лишь смотрел на неё.

Затем он издал отрывистый, лающий смешок.

Кали не услышала в этом звуке веселья.

Что бы ни пронеслось в его сознании, Шулер Дигойз вернулся.

Шулер в нём смотрел на неё как на врага, будто она только что навела на него оружие или озвучила открытую угрозу. Его свет закрылся так осязаемо, что она вздрогнула. Внезапность и драматичность этой перемены застала её врасплох, и от этого ей показалось, будто она резко осталась одна.

И всё же самой сильной её эмоцией была жалость.

Как они могли так жить, эти Шулеры?

Ободряюще улыбнувшись ему, она показала руками категоричное отрицание, прищёлкнула языком и повторила жест.

— Брат, ты вновь неправильно меня понял, — сказала она ему.

Он покачал головой — категоричное отрицание в человеческой манере.

— Я так не думаю, — ответил он. — Ты сказала, что связана со своим супругом. Я понимаю, — его голос сделался более жёстким, но вместе с тем более неуверенным. — Я… уважаю это. Я уважаю это сильнее, чем могу выразить. Отчасти поэтому я не понимаю, почему ты не уехала. Я предельно ясно выразил свой интерес к тебе.

— Вот как? — переспросила Кали. — Ты в этом так уверен, брат?

Глядя на его скуластое лицо, она прищёлкнула языком, видя, как лицо молодого видящего становится всё более закрытым.

— …Я хочу сказать лишь одно, брат Ревик. Я чувствую, на что и на кого ты реагируешь, и я безо всяких сомнений знаю, что это не я. Знаю, ты думаешь, будто это я, но это не так. На самом деле нет.

— Нет? — произнёс он.

На сей раз его голос прозвучал горько, жёстче чем прежде.

— Нет, — подтвердила она, уже не вздрогнув. — Это не я.

— Тогда на что же именно я реагирую, сестра?

Кали посмотрела на него, обхватив себя руками поверх прохладной ткани шёлкового платья, чувствуя на себе его взгляд и осознавая его свет, робко порхавший вокруг её тела, словно он почти не намеревался это делать.

Она снова чувствовала в нём то желание… явную тоску, смешанную с одиночеством, от которого у неё перехватывало дыхание, хотя бы потому, что она знала — она чувствует лишь самую каплю того, что на самом деле жило за этой маской. Всмотревшись в эти прозрачные глаза с расширенными зрачками, наблюдая, как эти зрачки остаются расширенными даже в свете солнца, высокого поднимавшегося по небу, Кали обдумывала различные ответы, которые могла ему дать.

Но чем дольше она смотрела на него, тем сильнее убеждалась, что её изначальное впечатление было верным. Осознав, что знает ответ на его вопрос, она не смогла удержаться и не сказать ему правду.

Она обязана ему хотя бы этим.

— Ты реагируешь не на меня, — просто сказала она. — Ты реагируешь на неё, брат мой. Я имею в виду мою нерождённую дочь. Существо, которое будет Мостом. Ты чувствуешь её в моём свете. До этого момента я и не осознавала, насколько сильно.

Увидев раздражение в его глазах, она тихо выдохнула, посмотрев на воду. После очередной паузы она прищёлкнула языком, убирая длинные волосы с лица.

— Мне нужно было догадаться, что это произойдёт, — призналась она. — Вступая в контакт с тобой, я должна была понимать, что есть такой риск, что это может быть побочным эффектом от контакта наших светов. Я тоже делю связь с ней… точно так же, как и ты. Пребывание в моём присутствии напомнило тебе о твоих узах с ней… возможно, даже усилило их. Возможно, это даже в некотором роде воссоединило вас двоих.

Воцарилось молчание.

Кали слышала вдалеке сигналящие машины и голоса, поскольку город начинал просыпаться.

Она чувствовала запах масла для жарки и кофе из соседних ресторанов и отелей в европейском стиле, а также густой привкус дыма, исходивший от ближайших дымоходов. Запах потрошёной рыбы всё сильнее доносился от самой реки, потому что солнце начало нагревать воду и берега, усиливая жар желтоватого неба.

Дигойз Ревик молча смотрел на неё, словно измерял её взглядом.

Его тонкие губы хмуро поджались.

Кали видела там скептицизм.

Возможно, это не только скептицизм, но и сопротивление, однако подо всем этим жили какие-то более глубокие эмоции. Что бы там ни было, от этого его свет хотя бы относительно открылся, и она вновь могла улавливать его отпечатки.

Она знала, что он открылся, чтобы улавливать отпечатки от неё, но такие контакты всегда были двусторонними.

Она почувствовала его смятение, и чувство вины усилилось.

— Брат, — мягко сказала она. — Я сожалею, что огорчила тебя. Я не знаю, как упростить это для тебя. Если бы я знала, то сделала бы это. С радостью.

Он ответил одним из тех резких смешков.

Однако её слова разрушили момент, и его взгляд ускользнул от её тела и лица. Посмотрев на реку и едва слышно прищёлкнув языком, он пошарил в нагрудном кармане рубашки, которая выглядела частью униформы, хотя он носил её небрежно распахнутой поверх тонкой хлопковой футболки.

Достав пачку hiri, он предложил ей сигарету, но она отказалась взмахом пальцев.

Она смотрела, как он подносит к губам одну тёмную свёрнутую трубочку, затем поджигает её от серебряной зажигалки — человеческой, открывавшейся и закрывавшейся со щелчком.

Выдохнув дым, он защёлкнул зажигалку и сунул её в карман брюк.

Он не смотрел ей в глаза, даже заговорив.

— Я ничего не знаю о твоей дочери, — сказал он лишённым эмоций голосом.

Покачав головой, он сделал ещё одну затяжку hiri и прищёлкнул языком. Его глаза казались холодными даже в бледно-золотом свете утреннего солнца.

— …Буду честен. Мне не особо есть до неё дело. Я не скажу Галейту о том, что ты мне рассказала. Я не скажу никому, если ты этого не хочешь. Но взамен мне кое-что нужно от тебя.

Эти стеклянные глаза посмотрели на неё и теперь походили на лёд.

— Тебе надо уехать из Сайгона, сестра. Сегодня.

Кали нахмурилась, изучая маску, в которую превратились его угловатые черты лица.

— Почему, брат? — переспросила она.

В эту паузу его глаза похолодели ещё сильнее.

Он переступил ногами в ботинках на пыльной дорожке у газона, затем снова посмотрел на реку, вскинув взгляд, когда проплывавшая мимо баржа издала гудок.

— Потому что здесь ты не в безопасности, — просто сказал он, отвечая на её вопрос, но не отворачиваясь от воды. — Та моя подруга. Она ищет тебя, сестра… даже сейчас она везде ищет тебя. Она зла. Она думает, что со мной что-то не так. Она думает, что причина этому ты. Она думает, что это началось, когда мы с тобой впервые поговорили у бассейна…

— Она права? — тихо спросила Кали.

От её тона он вздрогнул, уставившись на неё.

— Она не ошибается, — ответил он, всё ещё сверля её взглядом.

Он сделал ещё одну затяжку hiri, и на сей раз боль в нём усилилась, заставив Кали вздрогнуть прежде, чем она успела взять себя в руки. Его свет источал открытое желание, смешанное почти с отчаянием. Это противоречило эмоциям горя и печали, одиночества, шокировавшего её свет своей интенсивностью, а также другим чувствам, которые были почти неразличимыми.

Похоже, теперь он позволял ей почувствовать эти вещи. Похоже, он почти намеренно показывал себя ей, стоя там и избегая её глаз.