Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 184 из 209

Камни в Королевском Ряду были скользкими от крови.

Прямо в центре площади кипела битва, но Ричард видел, что одна из улиц, радиально отходящих от нее, была свободна. И доступ к этой улице оказался открыт благодаря самоуверенности имперцев, которые уже почувствовали себя победителями, осознав силу своей совместной, и оттого необъятной массы. Искатель огляделся и, убедившись, что его спутники оставались рядом, как он и приказал им, закричал:

— За мной! — голос Ричарда привлек внимание Бена, Томаса и Бердины, которые сразу проследили за направлением взгляда Искателя. Сам он, откинув последнего нападавшего на него мужчину, перешел на бег, лавируя между теми, кто пытался достать его своим оружием.

Ричард был островком спокойствия среди моря кровавого безумия. Он был призраком, ловко ускользавшим от каждой попытки достать его, а его собственные удары сводились до короткой вспышки его клинка и короткого вскрика того, чьи мышцы он распорол.

Наконец, нужная улица, а впереди — другая площадь с роскошным фонтаном; та самая, у которой пролегал нужный ему мост. Ричард ускорился, следя за тем, чтобы его спутники успевали за ним. Имперцы тоже не мешкали, но на их пути все еще стояли солдаты, защищавшие своего лорда Рала, и это значительно усложняло их задачу. Тем не менее, они напирали с неистовством своры волков, а Искатель гнал от себя мысли о том, что они охотились именно за его бьющимся сердцем. Пусть Джегань и желал увидеть его в Долине Заблудших, его собственные шавки, почуявшие кровь, рисковали нарушить все его планы: возможность убить самого лорда Рала казалась им заманчивой, блестящей в свете всеобщей славы и почитания, и с клыков каждого зверя этой своры уже капала слюна об одной мысли об этом. Они обезумели от жажды и могли бы убить собственных жен, встань они на их пути. Но Ричард не позволял себе отвлекаться. Ему было все равно, сколько людей жаждало лишить его жизни — их никогда не было мало.

Его цель лежала впереди, высилась черной громадой, выступающей из самого сердца неприступных скал. Он должен был добраться туда до того, как его поглотит многоглавый зверь Ордена. Это было единственным, что действительно имело значение.

Но действительно ли спасение было «единственным», что волновало его?

Он и сам не заметил, как на задворках его сознания замерцала мысль о том, что, если ему не суждено выбраться из этой битвы, его сын станет единственным, кто сможет возвести границу. Мысль эта промелькнула и исчезла, растворившись в стуке его сердца, подобравшегося к горлу.

Но если ему придется выбирать между двумя жизнями: своей и своего сына — неужели он выберет свою?

Легкие Ричарда горели, когда он пересек центр площади и побежал вперед, к мосту. Он был настолько сосредоточен, контролируя перемещение Томаса, Бердины и Бена справа, слева и позади себя, и вместе с этим следя за тем, чтобы к ним никто не смог подкрасться с боковых ответвлений улиц, что не сразу заметил, что мост перед ним не был пуст. Его сердце пропустило несколько ударов, в то время как глаза зафиксировались на белом платье и длинных темных волосах, которые нещадно трепал разбушевавшийся на мосту ветер.

Его мысли превратились в вакуум, а где-то в груди загорелось отчаяние и бессилие, когда он оценил возможность того, что весь тот поток, который прямо сейчас преследовал его, не настигнет ее прямо на этом мосту. Эта возможность была ничтожно мала. Вакуум сменил холодный, липкий ужас, пустивший корни в его сознание и заставивший волосы на его затылке встать дыбом.

 





Кэлен узнала его сразу же, как только он появился на площади, пусть их и разделяло, на тот момент, огромное расстояние. Она едва не рухнула на колени, осознав то, как много солдат следовало за ним: это была воистину орда, несокрушимая орда, которая пожирала каждый сантиметр, разделявший ее и ее жертву. Ричард, Томас, Бердина и Бен практически бежали, подстегиваемые звуками сражения позади себя, но вскоре перед ними возникло препятствие в виде нового отряда имперцев, появившегося из другой улицы.

Рука, сжимавшая плечо Кэлен, дрожала. Кара переводила взгляд с Матери-Исповедницы на лорда Рала, и, казалось, она была готова собственноручно разорвать себя на части, чтобы спасти одного и защитить другую. Кэлен чувствовала то же.

Позади нее зияли открытые ворота Замка Волшебника. За ее спиной Зедд распростер руки, чтобы выпустить залп огня волшебника и испепелить целую группу имперцев, тонувших в толпе вдалеке и ожидавших своего череда, чтобы напасть на столь желанную жертву. Он боялся попасть слишком близко к четверке д’харианцев, потому что тогда и они могли пострадать от его сокрушительной магии. Рядом с ним Никки точно так же закрыла глаза и выпустила всю свою магию одним коротким невидимым ударом воздушной волны, повалившем наземь десятки солдат, но теперь — не слишком далеко от оборонявшихся д’харианцев.

Кэлен словно со стороны наблюдала за тем, как Ричард прорубал себе дорогу к ней. Он ни разу даже не взглянул на нее, но она знала: он видел, что она была здесь, и это подстегивало его безумную ярость. Дар внутри него горел ярким, обжигающим пламенем, и Кэлен задыхалась, чувствуя все то, что сейчас обуревало его. Его магия, пусть даже и оставленная в одиночестве, без поддержки Меча Истины, сжигала изнутри их обоих и заставляла его сражаться с необыкновенным неистовством.

Невероятными усилиями Ричард прорвался к мосту, и за ним, словно мотылек на свет, последовала сама битва. У него не было шансов покинуть ее, ведь теперь он был бьющимся сердцем самого сражения — тем, с чего все начиналось и тем, что должно было принести конец.

И вот, когда их взгляды встретились, она видела молчаливый приказ: уйти. Позволить ему остаться, чтобы спасти жизнь остальным. Его смерти жаждали слишком многие, и только она могла остановить кровавое безумие. Только его смерть. Не мечи Томаса и Бена, не эйджил Бердины и Кары, не магия Зедда и Никки, не исповедь Кэлен. Только его собственная жизнь, которая значила так много для остальных и самую малость — для него самого.

Кэлен посмотрела на Томаса и увидела, как на его плече медленно расцветала широкая алая рана. Она взглянула на Бердину, ее темный от крови висок и на Бена в его тяжелом черном доспехе, в свете закатного солнца отливавшем темно-красным. Ричард хотел, чтобы они ушли в Замок и оставили его.

Кэлен яростно покачала головой. В ее глазах стояли слезы. В этот миг она злилась на него всеми силами своей души, и ее собственная магия душила ее изнутри, мечтая прорвать ее смертную оболочку и вырваться наружу. Теперь она чувствовала не пыл его дара, а уничтожающую ярость своего собственного.

Ричард выкрикнул приказ, и Томас с Бердиной отделились от общей толпы, ступая на более свободное пространство. Взгляд морд-сит горел холодной решительностью, а руки крепко сжимали эйджил, золотая цепочка которого уже совершенно утратила свой цвет под слоем крови. За их спинами Ричард и солдаты Когорты, включая Бена, выстроились в несколько рядов, намереваясь сдерживать натиск настолько долго, насколько это было необходимо, чтобы ворота Замка Волшебника успели надежно закрыться.

Кэлен, молча наблюдавшая за всем происходившим, даже не пошевелилась, как и Кара. Она буквально вросла в свое место, связанная обещанием, данным Ричарду еще до его отъезда. Она останется рядом с Кэлен, что бы ни случилось; что бы ни происходило с ним самим и как бы больно ей ни было смотреть на то, что Бен обрек себя на ту же судьбу. Кара хотела быть рядом с ними, но еще больше она хотела защитить свою подругу и исполнить приказ своего повелителя. Та же клятва перед Ричардом связывала и Бердину, которая была готова отдать свою собственную жизнь за безопасность того, кого раньше презирала всем сердцем.

Но Исповедник, который не так давно был в шаге от того, чтобы встать рядом с Кэлен и отправиться в безопасность Замка, оказался не готов к тому, что для него хотели другие. Он вклинился в ряд сражавшихся плечом к плечу д’харианцев, не намереваясь оставлять Ричарда и Бена. Он был слишком молод, чтобы уступить тому, что сейчас сковывало тела Бердины и Кары — кандалам долга. Он был слишком горд, чтобы позволить кому-то, тем более собственному отцу, умирать за себя. И он был слишком самонадеян, подумав, что еще мог встать на его место.