Конспирология

Такой выбор предполагал приоритет континентальных, евразийских ценностей над ценностями узко-национальными и расовыми. Логика Леонтьева естественным образом приводила к неизбежности русско-германского, и особенно русско-австрийского, союза и к миру с Турцией и Японией. «Славизм» или «пан-славизм» Леонтьев отвергал категорически, чем вызвал возмущение многих поздних славянофилов, стоявших на позиции либо "кровь выше почвы", либо "кровь и почва". Леонтьев был не понят и не услышан. История ХХ века многократно доказала чрезвычайную важность поставленных им проблем.

Панславизм против евразийства

Тезис "кровь выше почвы" (в русском контексте, это означает «славизм», "панславизм") впервые обнаружил всю свою двусмысленность во время Первой Мировой войны, когда Россия, вступив в союз со странами Антанты, с англичанами, французами и американцами, в стремлении освободить «братьев-славян» из под турков не только стала воевать против своих естественных геополитических союзников — Германии и Австрии, — но и сама была ввергнута в катастрофу революции и гражданской войны. «Славизм» русских на деле обернулся работой на «атлантистов», на Антанту и на тип "неокарфагенской цивилизации", который воплотился в торгово-колониальной, индивидуалистической англосаксонской модели. Не удивительно, что среди "патриотов-панславистов" из окружения государя-императора Николая II большинство было сотрудниками английской разведки или просто "атлантистскими агентами влияния".

Любопытно вспомнить эпизод из романа русского патриота атамана Петра Краснова "От двуглавого орла к красному знамени", где в разгар Первой Мировой войны главного героя полковника Саблина спрашивают: "Скажите откровенно, полковник, кого вы считаете нашим подлинным врагом?", а он однозначно отвечает на это: "Англию!", хотя эта убежденность не мешает ему честно и мужественно воевать именно за английские интересы против Германии, следуя долгу абсолютной и безусловной верности Императору.

Герой романа Краснова — идеальный пример русского патриота-евразийца, пример логики "почва выше крови", которая была характерна для графа Витте, для барона Унгерна-Штернберга, для таинственной организации «Балтикум», состоявшей из балтийских аристократов, до последнего часа остававшихся преданными царской семье (равно как остался верным Царю в хаосе всеобщего предательства текинский князь со своей дивизией, описанный в том же романе Краснова). Поразительно, до какой степени мужественно и благородно вели себя в период 1917 азиаты, тюрки, немцы и другие «инородцы», служившие верой и правдой Царю и Империи, служившие Евразии, «почве», "континенту", и как это контрастировало со многими «славянами», "пан-славистами", быстро забывшими о «Константинополе» и "балканских братьях" и побежавшими из России, оставляя Отечество, в страны атлантического влияния, к Западному Океану, к Воде, предавая не только Родину, но великую Идею Вечного Рима, русского Третьего Рима, Москвы.

Атлантисты и расизм

В Германии утверждение идеи "кровь выше почвы" привело к не менее страшным последствиям. Вопреки немецким патриотам русофилам и евразийцам — Артуру Мюллеру ван ден Бруку, Карлу Хаусхоферу и т. д., настаивавшим на "верховенстве жизненного пространства"[34] на интересах континента в целом, на идее "континентального блока", в руководстве Третьего Райха в конце концов победу одержало атлантистское лобби, эксплуатировавшее расистские тезисы и под предлогом того, что "англичане — арийцы и родственный немцам этнос", стремившееся ориентировать внимание Гитлера на Восток и приостановить (или хотя бы ослабить) военные действия против Англии.

"Пангерманизм" в данном случае (как и «панславизм» русских в Первой Мировой войне) работал на руку только «атлантистам». И совершенно логично, что главным врагом России, постоянно стремившимся втянуть Германию Гитлера в конфликт с русскими, со славянами (по «расовым» соображениям, "кровь выше почвы"), был английский шпион адмирал Канарис. Проблема "кровь или почва" чрезвычайно важна еще и потому, что выбор одного из этих двух терминов в ущерб другому позволяет опознать — быть может, косвенно и опосредованно — "агента влияния" того или иного геополитического мировоззрения, особенно когда речь идет о лагере «правых» или «националистов». Сущность "геополитического заговора" атлантистов (как, впрочем, и евразийцев) в том, что он охватывает весь спектр политических идеологий от крайне правых до крайне левых, но всегда при этом "геополитические агенты влияния" оставляют свои специфические следы. В случае «правых» признаком потенциального атлантизма является принцип "кровь выше почвы", который, помимо всего прочего, позволяет отвлечь внимание от фундаментальности геополитических проблем, уводя внимание в сторону второстепенных критериев.

Кто чей шпион?

В качестве примера влияния оккультной геополитической идеологии на «левых» можно упомянуть евразийских национал-большевиков Германии — к примеру, немецкого коммуниста-националиста Эрнста Никиша, консервативного революционера Эрнста Юнгера, коммунистов Лауффенберга, Петеля, Шульцен-Бойсена, социал-демократа Августа Виннига и т. д. Евразийские национал-большевики несомненно были и среди русских, и любопытно то обстоятельство, что сам Ленин в эмиграции стремился сблизиться именно с немецкими политиками и финансистами, а кроме того, многие его тезисы были довольно откровенно германофильскими.

Мы не хотим в данном случае утверждать, что Ленин был на самом деле причастен к Евразийскому Ордену, но в той или иной мере некоторому влиянию этого Ордена он безусловно подвергся. Во всяком случае оппозиция "Ленин = немецкий шпион" — "Троцкий = американский шпион" действительно соответствовала определенной типологической схеме. Во всяком случае, на чисто геополитическом уровне действия правительства Ленина носили евразийский характер[35] хотя бы уже потому, что ленинист Иосиф Сталин вопреки некоторой "либеральной демагогии", присутствующей в ортодоксальном марксизме, сохранил единым гигантское евразийское пространство Русской Империи. (Троцкий[36] же, со своей стороны, настаивал на экспорте Революции, на ее «мондиализации», и рассматривал Советский Союз как нечто преходящее и эфемерное, как плацдарм для идеологической экспансии, который должен исчезнуть перед лицом планетарной победы "мессианского коммунизма"; в целом миссия Троцкого несла на себе безусловную печать «атлантизма», в отличие от коммунистического «евразийства» Ленина.)

Сам большевистский ленинский «интернационализм» имел определенное «имперское», "евразийское" измерение — принцип "почвы над кровью" — хотя, конечно, этот принцип был искажен и извращен под воздействием других аспектов большевицкой идеологии и, самое главное, под воздействием "агентов влияния" атлантизма в лоне самого коммунистического руководства.

Суммируя эти соображения, можно сказать, что отличительной чертой представителей Евразийского Ордена в России было почти «обязательное» германофильство (или, по меньшей мере, "англофобия"), и обратно, в Германии евразийцы «обязаны» были быть русофилами.

Мюллер ван ден Брук однажды сделал очень верное замечание: "Французские консерваторы всегда вдохновлялись примером Германии, германские консерваторы — примером России". В этом обнаруживается вся логика геополитической, континентальной подоплеки невидимой оккультной борьбы, проходящей сквозь века, оккультной Войны Континентов.

34

Надо заметить, что в хаусхоферовской теории "жизненного пространства", «Lebensraum», не было и намека на тот антиславянский экспансионизм, с которым это выражение стало ассоциироваться у Гитлера и других идеологов Райха. (См. Karl Haushofer "De la geopolitique" Ed. Fayard, France, 1986)

35

Евразийскими следует признать и иные конкретные шаги Ленина — в частности, Брест-Литовский мир и особенно соглашения Раппало. Мир с Германией был для молодой Советской Власти главной предпосылкой позднейшего геополитического возрождения и превращения в мощную социалистическую империю.

36

Формула "Ленин = национал-большевик", "Троцкий = интернационал-большевик" является, конечно, несколько упрощенной. На определенном этапе (в бытность главкомом Красной Армией) Троцкий, интересовался идеями русского национал-большевика Николая Устрялова. Постепенно позиции Троцкого эволюционировали, и в поздний период он критиковал Сталина именно за «национализм» и «этатизм». Сама идея "Мировой Революции" не так однозначна как кажется на первый взгляд и может быть понята в геополитическом контексте как силовое излучение Советского сухопутного Востока на атлантистский либеральный Запад. Так понимали геополитическое значение большевизма первые немецкие национал-большевики «справа» — граф фон Ревентлов и Вальтер Николаи. И все же оппозиция Ленин — Троцкий часто понимается геополитическими и политическими кругами именно в таком редуцированном виде.