Страница 15 из 17
– А так, господин сотник, да – ничего такого. Никто за нами не следил, в лесу никого не видели. Разве что верши…
– А что с ними не так? – насторожился Миша.
– Да вроде все так… – отрок задумался, почесал заросший затылок. – Но больно уж их много.
– Много… Много – не мало. Поглядим.
Выслушав «рыбачков», сотник задумчиво пожевал сорванную травинку. Ну и что с того, что сетей много поставили? Он что – рыбнадзор, что ли? Значит, есть в ручье рыба – и много.
– А рыбы-то наловили много?
– Да уж немало, господин сотник, – хмыкнул Ермил. – Только рыба-то – сорная почти вся. Окунье, уклейки, подлещики… Налимов – и тех мало, да две форельки всего.
– А сети-то эти далеко?
– Да далече, в заводи. Верст… пять… – подняв к небу глаза, отрок прикинул расстояние. – Нет, шесть все-таки. Да – шесть.
– Ладно, добро. Понадобишься – позову.
Охотники тоже ничего толкового не сообщили. Лес как лес – чужих следов не заметили. Лишь Ратко немного встревожился:
– А дичь-то здесь пуганая, господине.
– Так селенье рядом – Васильково. Да и от Ратного – бешеной собаке двадцать верст не крюк.
– Может, оно и так, – задумчиво покивал охотник. – Только больно уж хлопотно сюда переться. Болота кругом, буреломы… Одна слово – урочище! Какая тут, к черту, дичь?
– Так запромыслили что-нибудь?
– Да как не запромыслить-то, господине? – пригладив реденькую бородку, Ратко хитровато улыбнулся. – Мы охотники али кто? Двух тетеревов на стрелу взяли – здоровущие! – да рябчика… тоже немаленький – на котел. Однако ж пришлось попотеть. К Ратному ближе, чай, и побогаче леса имеются. А тут не охота, а так – тьфу! Говорю же – урочище.
Отпустив охотников, сотник уселся за сколоченным вчера сараем на старый пень. Здоровенный, в три обхвата – выкорчевывать его не стали, себе дороже, уж лучше использовать как стол или верстак.
Думал Михаил недолго. Минут через пять уже подозвал Ермила… Хотел сперва Вельку – тот поэнергичнее, – да тут же и передумал, Ермил все же серьезнее, да и дотошный – до полного занудства иногда.
– Сейчас дам тебе кого-нибудь… Снова по ручью пройдете, по тем же местам. Пусть свежим взглядом… может, чего и как.
– Понял, господин сотник. А с кем идти-то?
– А вот…
Тут взгляд сотника упал на Добровою. Девушка уже не пела, просто помешивала что-то в котле…
А что? Чем не пара? Если и попадутся кому на глаза – так просто гуляют, милуются. Парень-то с девкой! Уж чего подозрительного?
– Войша… Подойди-ка, дева-краса…
– Да, господине?
– Это вот – Еримол, ты знаешь. Ермил, это Добровоя. Мало, позабыл… – пряча улыбку, сотник быстро поставил задачу. – Пройдете сейчас вдоль ручья… типа как влюбленные. Вести себя будете соответственно… Где приобниметесь, а где и поцелуетесь – не грех. На самом же деле – внимательно осмотрите все подозрительные места. Ермил – еще разок, а ты, Войша, – свежим незамутненным взглядом. Ну, что? Цели наши ясны, задачи – понятны. За работу, товарищи. Вперед и с песней…
– Господин сотник… А какую песню петь? Опять про дождик?
Вот вроде бы Добровоя просто-напросто уточнила задачу, а глаза-то при этом – такие хитрые-хитрые… и улыбка по губам бродит.
– Ах, Войша, Войша…
– Шучу я, господин сотник. Шучу!
– Да ступай уж… шутница.
Спустившись к ручью, Ермил с Добровоей зашагали по топкому берегу.
– Тут сыро – водица, – обернувшись, предупредил отрок.
Девушка хмыкнула:
– Ну, ясен пень! Раз уж ручей да рядом – болотина. Подожди-ко… обувку тут оставлю…
Сняв кожаные, с ремнями, поршни, Воя оставила их у тропинки и дальше пошла босиком. Заходя в ручей, девчонка высоко задирала подол. Впрочем, Ермил этого не видел – шагал впереди. Только пару раз обернулся…
– Ой!
– Что ойкаешь-то? Девичьих ног не видел?
– Не видел, – хлопнув глазами, Ермил несколько смутился.
К его удивлению, смутилась и Добровоя, старательно игравшая роль этакой разбитной девки, прошедшей огонь, воды и медные трубы.
Никакая она не разбитная! – сразу понял Ермил. Вон, покраснела уже…
– Ты это… как устанешь – скажи.
– Ясен пень… Да еще поглядим, кто из нас раньше устанет!
Так вот дошли до примятой травы…
– Водопой, – пояснил отрок. – Вон, видишь, на том берегу кусты да травища смята.
– На обратном пути поглядим, – хмыкнув, заявила дева. – Давай, веди к вершам.
– Ну, до них версты три еще…
– Добро… Руку дай мне!
– Че-го? – Ермил немного опешил. Нет, девчонки на него, конечно, посматривали… Но отрок всегда был сама серьезность и на всякие глупости не отвлекался.
– Руку, говорю, дай, – зло прошептала Войша. – Больно уж чаща на том берегу густая – легко спрятаться, следить. Да и смородина там… вон ветки шевельнулись… А ветра-то нет!
– Может, птица…
– Может. А может, и нет.
Ладонь у Добровои оказалась теплой и нежной, Ермилу было приятно ее сжимать… так, слегка… чуть-чуть… Хотя, конечно, смущался, чего уж… И вот еще что показалось… что совершенно напрасно парни так вот предвзято отнеслись к этой деве… Ну да, могла быть, конечно, и покрасивше… Раз уж все так считали…
– Ну, ты это… не молчи, говори что-нибудь, – Добровоя ткнула парня локтем в бок. – Вдруг да кто за нами…
– А что говорить-то? – говоря по правде, Ермил еще не очень-то знал, как вести себя с девушками. Даже на занятиях по «домоводству» смущался, вызывая веселье всех дев.
– Ну-у… я не знаю… Что-нибудь говори.
– Могу историю какую-нибудь рассказать.
– Давай! Страсть как люблю всякие истории слушать.
Чуть помолчав, отрок собрался с духом:
– Эта – греческая… Пойдет?
– Да любая пойдет, ясен пень! Говори уж.
– Был в старые времена в Грецкой земле остров Минос. И жило там чудище – Минотавр.
– Чудище с телом человека и головой быка, – перебив, с усмешкой дополнила Добровоя. – Знаю я это. Читала. Не помню, правда, где. Там еще про китовраса…
– Да-а! – Ермил сверкнул глазами. – Так мы не одну ли книгу читали? В нашей же библиофеке? Красная кожа, и застежки такие…
– Верхняя западает…
– Ну да!
– Так ясен пень – это та книга и есть!
Дальше беседа пошла куда веселее – оба ж, оказывается, были книжниками! По тем временам – очень большая редкость, если ты не монах или не какой-нибудь князь.
Тут же вспомнили и Колумеллу, и Блаженного Августина – «О граде земном и о граде Божием», и даже Аристофана… Вдоволь посмеялись над комедией «Птицы», после чего стали относиться друг к другу с куда большей симпатией.
– Меня еще покойный отец Михаил к чтению приохотил, – осторожно ступая по топкому бережку, рассказывала Войша. – Я тогда еще совсем малой была. Потом, когда мор был, на деревню редко выходили – и я весь «Псалтырь» прочла. А когда библиофека появилась… Не оттащить было. И посейчас.
– И меня… О! Пришли. Вон они, верши-то. В омутке, где ива.
– Вижу, ага… Проверим?
– Так чужие ж!
– Да мы просто посмотрим, и все.
Не дожидаясь ответа, Добровоя подоткнула подол к бедрам и пошла по холодной водице. На середине ручья обернулась:
– Ты б порты-то снял – замочишь.
– Ну-у…
– Да шучу! Там стой. Я сама тут… Ага…
Вернувшись, девушка протянула Ермилу руку:
– Помоги… Ага…
– Что скажешь? – нетерпеливо спросил тот.
– Ты улыбайся, – девчонка растянула губы. – Мало ли, смотрят, ага…
– Понял… ты что ржешь-то?
– Больно уж улыбка у тебя… Как у лошади!
– Сама ты…
Сама ты лошадь – хотел было сказать Ермил, да вовремя удержался. Впрочем, Войша все поняла и так… Обиделась, замолчала… Потом, шагов через полсотни, все же снизошла пояснить:
– Верши слишком уж часто стоят. Рыбаки так не ставят – этак всю рыбу за один присест. А дальше что?
– Рыбаки не ставят… – негромко повторил подросток. – А кто ставит?
– Чужаки! – Добровоя хмуро набычилась. – Да не случайные, а те, кто с каким-то делом пришел. Им бы хоть чем пропитаться – хоть и сорной рыбой, – а дальше и трава не расти.