Похороненный дневник

— Не мне говорить о ней.

— Но кто-то же должен! Мама пропала, и я не знаю, куда она делась! — на глаза мальчика навернулись слезы. — Она бросила меня совсем одного. Будто забыла обо мне и знать меня не хочет!

— Нет, — отрезал доктор Уайтберд. — Никогда не ставь под сомнение любовь своей нимаамаа. Если она уехала, то лишь для того, чтобы защитить тебя.

— Как ей меня защищать, если ее здесь даже нет? — пряча слезы, Джаспер ткнулся лицом в ладони.

— Выслушай одну сказку, — опустил ему на плечо свою теплую ладонь доктор. — Однажды мать и дитя из племени манитонааха шли по лесу, собирая дикие ягоды. Ты любишь ягоды?

Джаспер заставил себя кивнуть, но не отнял рук от лица.

— Они набрали большую корзину ягод и направились назад к деревне. Но затем мать услышала волчий рык в чащобе позади них. — Доктор издал тихое ворчание. — Что ей было делать? Она подхватила свое дитя и пустилась бежать, но бегут они слишком медленно. Тогда она бросает корзину с ягодами и бежит быстрее. Но волк все равно начинает их догонять. — Доктор захлопал себя по колену, изображая топот бегущих ног. — Его рычание делается громче. — Тут он очень громко рыкнул, заставив Джаспера поднять глаза. — Знаешь, что она сделала тогда?

Мальчик покачал головой.

— Она посадила ребенка на дерево. И без него смогла бежать гораздо быстрее, уводя волка подальше. А теперь ты должен решить сам, Огичидаа. Любила ли мать свое дитя?

Джаспер задумался ненадолго, но затем кивнул.

— Если бы она не оставила ребенка на дереве, их обоих догнали бы и съели.

— Очень хорошо, — улыбнулся доктор. — Подумай теперь. Твоя мама оставила тебя жить у дяди, так?

— Так, — шепнул Джаспер.

— Любит ли она тебя по-прежнему?

— Я… Это не одно и то же! — вскинулся Джаспер, сообразив, куда клонит доктор. — Мы не в лесу! За нами не гонится никакой волк!

— Да? Откуда тебе знать? Волки имеют множество лиц. Некоторые даже живут внутри нас самих, — говоря это, доктор стукнул себя в грудь. — Ты не захочешь повстречать волка. Твоя мать тоже не хочет, чтобы ты с ним встретился. Нужно иметь в себе веру, Огичидаа. Ты должен верить, что она любит тебя.

Джаспер подумал о детективе, гнавшимся за ним от самой квартиры. Чем-то это напоминало бегство от голодного волка, но бежал он один, без мамы. Прикрыл глаза и постарался вспомнить тепло ее губ на своем лбу.

— А она… Она возвращалась сюда? Вы ее видели?

— Жаль, я не могу сказать тебе, что видел ее. Но она с тобой. Ее любовь тоже с тобой, прямо здесь, — доктор погладил Джаспера по щеке и похлопал по пальцам, сжимающим медальон. А потом встал и направился к двери.

— Подождите! — Просьба Джаспера настигла его уже на пороге. — Вы не закончили свою сказку. Она потом вернулась?

Доктор обернул удивленное лицо к мальчику на больничной кушетке.

— После того как мать убежала прочь, уводя за собой волка. Она вернулась?

Выражая сожаление, губы доктора сжались в тонкую линию.

— Нет. Волк миновал дерево, на котором сидело дитя, направляясь назад, в свое логово. Он уже не был голоден.

— Что тогда стало с ребенком? — вздрогнул Джаспер. — Он выжил?

— Три дня и три ночи он плакал, призывая мать. И тогда ее голос вернулся к нему трелями лесных птиц. Мать поведала ему, что бояться нечего. Рассказала, что отдала свою жизнь, спасая его, и что всегда будет поблизости — в птичьих голосах, в шуме ветра, в синеве неба. И знаешь, что сделал тогда ребенок?

Когда Джаспер мотнул головой, с его щеки сорвалась слеза.

— Он слез с дерева, Огичидаа. Сам, без всякой помощи.

Сказав это, доктор вышел и прикрыл за собою дверь.

Глава 37

Когда доктор ушел, Джаспер уселся на постели, жалея, что нельзя просто выдернуть из руки трубку. Ему не хотелось прятаться на дереве. Он хотел к маме.

Она могла быть неподалеку. Ее машину нашли всего в нескольких милях отсюда. Она даже могла прятаться где-то рядом, в резервации. Прозрачная жидкость в склянке тихо и ритмично отсчитывала капли. Джаспер опустил голову на подушку и вздохнул.

Делать было нечего, и вскоре он совсем извелся от скуки в своей маленькой палате. Подхватил с пола книгу про индейцев и прочел ее. Потом прочел ее еще раз. Там много чего говорилось о бизонах, вигвамах и сражениях, но о волках — ни слова.

Джаспер вытянул ожерелье из-под одеяла и еще раз внимательно его изучил. Доктор Уайтберд был знаком с мамой. Хмурясь, он набросил нитку на шею и спрятал медальон под рубашкой. Пообещал себе обязательно расспросить о нем маму, когда та вернется. Уже складываясь в слова, мысли туманились сомнением.

В сказке мама так и не вернулась.

Наконец дверь его комнаты открылась, впуская медсестру с новым подносом.

— Сегодня ты сияешь пуще прежнего, маленькая рыбка, — сказала она, выставляя поднос на край кушетки. — Рад, что вернешься домой?

— Да, спасибо вам, — ответил Джаспер, разглядывая угощение. Вновь кукуруза с олениной. Он покосился на склянку, подколотую к его руке: заполнена еще на четверть.

— Ты измаялся на своем крючке, — сказала женщина, заметив его гримасу. — Не тревожься. По-моему, уже почти готово. Когда покушаешь, я приду и выну иголку.

Услышав эту весть, он заулыбался и с жадностью накинулся на еду. Медсестра вышла, посмеиваясь; Джаспер же вычистил тарелку до последней крошки, мечтая, чтобы его поскорее объявили здоровым. Честно говоря, он еще чувствовал слабость, а в ноге зудело так, словно ее кусал целый блошиный выводок. Джаспер уже сообразил, что ему придется изо всех сил постараться не расчесать ногу прямо сквозь бинты, но решил про это не думать. Ему хотелось вырваться из этой комнаты, лишенной окон.

Медсестра не спешила вернуться. В склянке наверху осталось всего с полдюйма жидкости, когда она явилась выполнить обещание и вытащила иглу из руки Джаспера. Он повернулся было встать, но она мягко толкнула его назад, на подушку.

— Не спеши, маленькая рыбка. Дай мне еще разок сменить эти повязки.

Она размотала бинты. Джаспер почти ожидал увидеть гнездо вертких личинок. Но нет — ранки начали подживать, стягивая кожу по краям.

— Они чешутся!

— Это хорошо. Это значит, порезы уже затягиваются. — Голос медсестры сделался строгим: — Всю будущую неделю тебе придется менять бинты по два раза на дню. А до той поры — никакой беготни и катания в грязи, ладно?

— Ладно.

— Твои родные еще не приехали. Придется подождать.

— Не возражаете, если я прогуляюсь снаружи? — спросил Джаспер, стараясь не выдать голосом напряжение. — Я соскучился по солнышку.

Она замерла и немного подумала.

— Я не могу терять тебя из виду, маленькая рыбка. Ты здесь впервые. И не знаешь нашей деревни.

Единственная возможность отправиться на поиски мамы оказалась упущена, и лицо у Джаспера вытянулось.

— Нет, только не теряй свое сияние. Подожди-ка тут.

Оставшись один, Джаспер боролся с искушением улизнуть без спроса.

Медсестра вернулась прежде, чем он успел сделать выбор, и была уже не одна. Рядом с ней стоял смуглый мальчик не особенно выше его самого.

— Это мой сын, Пати. Он погуляет с тобой немного.

Пати рассматривал Джаспера, словно необычного жука.

— Привет, — помахал ладонью Джаспер.

Смуглый мальчик не шевельнулся.

— Ну вот. Теперь отправляйтесь, походите снаружи. — Медсестра повернулась к сыну и сказала ему еще несколько слов на незнакомом Джасперу языке.

Тот кивнул и, подойдя к Джасперу, взял его за руку.

Плечом к плечу мальчики прошли по коридору до скудно обставленной приемной. Джаспер едва помнил, что уже бывал здесь, хотя прошло не больше двух дней. Оттуда Пати вывел Джаспера прямо на слепящее солнце. Не по сезону теплый день был в самом разгаре. От узкой проселочной дороги, бегущей круто вниз с холма к 25 шоссе, клинику отделял рядок деревьев. Как сказано в мамином дневнике, холм носил когда-то гордое название «Врата веры», но указателя нигде не было видно.