Похороненный дневник

Глава 31

Было уже поздно. Скоро вернется дядя Лео, который наверняка выяснил, что Джаспер сбежал из Детройта, без спросу сел на автобус. Мало ему не покажется.

Джаспер хотел закрыть книжку, но не смог заставить себя. Ему было ясно, что этот Мотега принадлежал к организованной преступности, о которой предупреждала мисс Бэбкок. Но в ту же банду входили Большой Билл, мистер Хойт и один бог знает кто еще. К чему отрицать очевидное? Его мама тоже оказалась преступницей.

Джаспер перевернул страницу.

31 августа 1928 г.

Никак не могу забыть того юношу, Мотегу. Он был такой любезный. Со мной давно никто не говорил так вежливо. Я спросила у Хойта, скоро ли мне снова придется ехать в резервацию. Даже сделала вид, будто вовсе не рвусь туда, чтобы он поскорее меня отправил. Но он говорит, что привезенного хватит еще на месяц, по меньшей мере.

А пока что я, как и раньше, три вечера в неделю являюсь к его хлеву ради доставки по мелочи. Диву даешься, у скольких соседей припрятаны рядом с домом бутыли этой отравы. Если не верите, пошарьте по сеновалам. Половина добропорядочных христиан в нашем округе прячут в своих хозяйствах индейский самогон, и никому о том не ведомо, — разве только нам с мистером Хойтом.

Поначалу это было даже забавно: знать всеобщую большую тайну. Но у тайн есть своя цена. Я же вижу, как люди на меня смотрят, стоит мне показаться на пороге с бутылками. Они мне не доверяют. Им кажется, будто я задумала какую-то пакость еще пакостнее той, что задумали они сами. Им кажется, со мной что-то не ладно. По взглядам можно догадаться, что потом они шепчутся между собой, обсуждая меня. Я им не нравлюсь.

Единственный человек, которому я, похоже, нравлюсь, — это мистер Хойт. Он сам и его жадная улыбочка так и кружат надо мной, вылитые стервятники, да только стоит мне уронить бутыль или забыть передать сообщение от клиента, — и он тут же влепит пощечину, аж слезы из глаз. Сегодня Хойт уверяет, будто я его любимица, а назавтра грозит оттащить меня в отцовский дом и доложить всей семье, какая я мерзкая тварь.

Он меня пачкает. Мажет грязью. Всякий раз это чувствую, когда ловлю на себе его взгляд. Хойт то и дело зовет подняться наверх и выпить с ним из бутыли. Или приходит смотреть, как я загружаю товар в повозку. Неотрывно наблюдает, будто лапает меня своими глазами. В его глазах мне тоже мерещится нехороший шепоток.

Воспоминание о водителе автобуса незаметно подкралось к Джасперу, навалилось из-за спины, пока он переворачивал страницы дневника. Написанные маминой рукой слова слились вместе, расплылись в его глазах, и он уже не в силах был читать дальше.

Захлопнув книжицу, Джаспер отшвырнул ее к дальней стене. Слезы обожгли глаза, вскипели под припорошенными пылью ресницами. «Что сделал с ней этот сукин сын?» Он не хотел знать. На самом деле не хотел. Уэйн оказался прав: ему не стоило читать ни единой страницы. Но, вопреки всему, глаза его вернулись в дальний угол, где приземлилась брошенная книга.

Джаспер вскочил, чтобы бежать за ней, и правой ногой задел лампу.

Стеклянная колба разбилась с громким хлопком, керосин расплескался по полу. Тут же загорелись разбросанные соломинки, пучки сухого сена. Пламя ползло быстрее, чем Джаспер мог за ним уследить, пока повсюду вокруг не поднялись огненные столбы выше его роста. Ему даже в голову не пришло закричать. Лишь когда на нем задымилась штанина, он смог наконец двигаться. Джаспер выпрыгнул из огня и плашмя рухнул на пол. Бил ногами о землю, пока не погасил все искры. Пламя осело ниже, но не собиралось угасать, и Джаспер лихорадочно шарил в охваченном паникой мозгу, отыскивая способ погасить его. Если он сожжет амбар, дядя точно выбьет из него дух.

Вода!

Джаспер поспешил к ближайшему стойлу. Внутри невозмутимо жевала сено старая корова, даже не подозревавшая о нависшей над ней смертельной опасности. «Отойди!» — рявкнул Джаспер ей в ухо и протиснулся мимо громоздкого тела к полной воды поилке на полу. Он едва мог пошевелить ее. Кряхтя, он дюйм за дюймом проволок ее мимо коровьего вымени, с каждым толчком расплескивая все больше воды себе на руки. Наконец ему удалось вытолкать гигантское корыто из ворот стойла.

Единая масса огня увяла тем временем до нескольких очагов, кольцом собранных вокруг разбитой лампы. Огню не хватало соломы, но пламя уже начинало лизать деревянную ограду стойла. Джаспер протащил поилку последние несколько футов и попытался приподнять ее, чтобы опорожнить, но оторвать тяжелую лохань от пола у него не получилось. Она не желала подниматься, даже когда он напряг все силы. В отчаянии он принялся черпать из нее пригоршнями, плеская воду во все стороны и как можно дальше. Языки пламени, напавшие на стойло, с шипением скрылись в дыму, но остальные с каждой новой горстью воды только разбегались по сторонам. Черт! Джаспер метнулся к ним, затаптывая огонь ботинками, ковыряя пол, засыпая очаги землей и грязью, пока не извел каждый, один за другим. Едкий дым, поднимаясь с пола, заставил Джаспера зайтись в кашле.

Довольно скоро от огня не осталось ничего, кроме нескольких тлеющих угольков. Джаспер топал по маленьким красным огонькам, пока не потушил их все. И лишь когда амбар оказался во власти полной темноты, Джаспер осознал, что все это время кричал. Горло саднило от дыма. Подступила дурнота, и он, пошатнувшись, осел на обожженную, залитую водой землю. Под ним дымились штаны и ботинки, так что Джаспер сбросил их и кинул в лохань.

Коровы продолжали жевать свое сено, нимало не обеспокоенные тем, что едва не сгорели заживо. Трусы на Джаспере пропитались водой. Проведя рукой по ногам, он вслепую нащупал на левой голени и лодыжке что-то вроде ожога. Правая нога была мокрой и липкой. Проведя по ней рукой, он порезал себе палец: в правом колене застрял кусок стекла. Выдергивая кривой осколок, Джаспер совершенно ничего не почувствовал, и это его напугало.

В чувство его привел голос, долетевший с подъездной дорожки. То был дядя:

— Христос всемогущий! Какого черта тут творится?

Дядя его убьет, Джаспер вполне был в этом уверен. Он разбил лампу и чуть не спалил амбар дотла. Поднявшись на ноги, он поспешил укрыться в темноте, подальше от входа.

— Уэйн! Это ты здесь? — проревел с порога дядя Лео. — Отвечай мне, парень!

Джаспер отступал все дальше, пока не нащупал за собой лестницу на сеновал. Тогда он стал бесшумно подниматься по ней.

По земляному полу прошаркали шаги, у дальней стены загремели развешанные там инструменты. Секундой позже чиркнула спичка, озарившая нижнюю часть амбара: дядя Лео зажег еще одну лампу.

— Вот паршивец, — пробормотал он.

На полу амбара хрустнули осколки стекла.

Наверху Джаспер отполз от лестницы, чтобы бочком вклиниться между высокими стопками тюков сена.

— Ого! Что здесь случилось, па? — спросил прибежавший на крик Уэйн.

— Это ты мне расскажи, — в дядином голосе слышалась угроза.

— Я… я ни при чем. Клянусь! Джаспер был тут последним. Должно быть, он…

Хлоп! Уэйн только крякнул от боли.

— С чего ты взял, что можно оставить девятилетнего недоумка одного в амбаре с горящей лампой? А?!

Хлоп! Хлоп! Хлоп! С каждым новым ударом Джаспер содрогался все сильнее. Уэйн. Не. Виноват. Ему хотелось спрыгнуть вниз с сеновала и принять заслуженное наказание, но тело отказывалось повиноваться. По лицу катились горячие слезы.

Хлоп!

— Ай! — снова и снова вскрикивал Уэйн, пока удары не прекратились.

Дядя Лео больше не сказал ни слова. Джаспер услыхал только, как нечто большое с металлическим скрежетом отодвигается от стены. О, боже. Дядя же убьет его! Джаспер подался вперед, готовый закричать.

— Я… Ты прости меня, па, — сказал Уэйн старательно-твердым голосом. Ему не позволяется плакать!