Похороненный дневник

— Дядя Лео? — прошептал он паре рабочих ботинок, торчавших из-под трактора.

Ботинки даже не шелохнулись.

— П-прошу прощения? Дядя Лео? — произнес он чуть громче, приседая на корточки, чтобы увидеть дядю. Ходовую часть трактора подсвечивала стоявшая рядом керосиновая лампа. Это был целый перевернутый мир, состоящий из металлического лабиринта запутанных узлов.

— М-м-м? — дядя Лео отбросил в сторону глухо брякнувший кусок металла. — Протяни мне тот торцевой ключ.

Джаспер обыскал стоявший на полу ящик с инструментами. Торцевой ключ? Он подобрал нечто, что могло оказаться торцевым ключом, и вложил в дядину широкую замасленную ладонь.

— Черт тебя дери, парень! Это же разводной ключ, — выругался дядя, выбираясь из-под трактора. Его лицо было закапано маслом, а в глазах читалась досада. Он перебрал разные железные штуки в своем ящике, с лязгом отбрасывая ненужные. Джаспер всем телом ощущал, как они падают. Наконец дядя нашел, что искал, и ткнул инструмент ему под нос. — Вот. Этот торцевой. Теперь дошло?

Джаспер закивал, боясь вымолвить хоть слово.

С головы по пояс дядя вновь скрылся под трактором, унося с собой ключ. Пора уже все рассказать, понял Джаспер. Он не сможет просидеть тут весь день, оттягивая признание. Каждая секунда промедления грозила обернуться лишним ударом.

— Дядя Лео, сэр?

— Что там еще, Джаспер? — дядя Лео принялся что-то подкручивать. Весь трактор закачался из стороны в сторону.

Джаспер с трудом сглотнул.

— У меня тут… Я принес вам письмо от учительницы.

— Вот как? — перестал раскачиваться трактор. — И что в нем?

— Там говорится, сегодня я послужил… нарушил дисциплину.

Наступила долгая тишина. Дядя все еще сжимал ключ в кулаке, но до поры предпочитал оставаться под трактором.

— Я… ударил кое-кого, — голос Джаспера сник до шепота.

— Говори громче, парень! — прорычал дядя.

Уэйн советовал набраться духу. Джаспер выпрямил спину и сказал, ясно и громко:

— Я ударил кулаком другого ученика. На школьном дворе.

Дядя Лео не отвечал.

Выждав несколько секунд полнейшей агонии, Джаспер решил, что молчание не доведет до добра.

— Я совершил плохой поступок. Теперь я понимаю это, сэр.

По-прежнему ничего.

Джаспер ничего не смог поделать. Слезы хлынули сами собой.

— Мне очень жаль, что так получилось. Я больше не буду. Обещаю.

Целую минуту, не меньше, дядя Лео слушал всхлипы Джаспера, а потом вновь пустил в ход торцевой ключ. Кажется, трактор зашатался сильнее прежнего.

Джаспер был совсем растерян. Он просто сидел там, пытаясь взять себя в руки и вздрагивал всякий раз, стоило дяде шевельнуть ногой: ждал, что тот вынырнет из-под трактора и сорвет с себя ремень. Но дядя все продолжал работать.

Когда, вполне возможно, миновал уже целый час в ожидании, дядя Лео наконец вылез из-под трактора. И, похоже, был изрядно удивлен при виде сжавшегося у его ног мальчика.

— Ты еще тут?

Джаспер не шевелился, вконец оцепенев.

Его дядя поднялся на ноги и отряхнулся. Он убрал инструменты, вовсе не замечая племянника, съежившегося наподобие загнанной в угол мыши. Когда порядок в сарае был окончательно наведен, дядя погасил лампу и ушел.

Еще несколько минут Джаспер так и сидел во тьме, теряясь в догадках, что предпринять теперь. Записка по-прежнему зажата в руке. Он понял, что державшие ее пальцы совсем задеревенели. «Мне лучше остаться здесь? — размышлял он. — Или меня ждут внутри?»

Наконец Джаспер встал и, двигаясь наощупь, выбрался из темного сарая. Солнце уже заходило за поля, и в окнах хижины горел свет. Через весь двор к нему долетел аромат буженины, которую тетя Вельма приготовила на ужин.

Ступая на цыпочках, Джаспер поднялся на крыльцо и заглянул в окно кухни. К выщербленному деревянному столу в центре придвинуты четыре стула. Миски полнятся кукурузными початками, картофельным пюре, бобами и хлебом. Запахи долетали к нему через окно, но желудок панически сжался, стоило Джасперу увидеть только три выставленные тарелки.

Стоя у кухонного рукомойника, дядя Лео счищал моторное масло с ладоней. Тетя Вельма вытащила из печки шипящий кусок мяса с румяной корочкой. Джаспер не слышал их разговора — слишком тихо. Дядя покачал головой.

Они решили заставить его уйти. Сомнений нет. Попятившись от окна, Джаспер запнулся о край крыльца и чуть не полетел кубарем. Коли на то пошло, они с самого начала не особо жаждали привечать его тут, а теперь он поставил их в неловкое положение, покрыл позором всю семью. Правда в том, что он прогнил изнутри. Дрянь мальчишка, и не нужен теперь никому — ни отцу, ни матери, да никому вообще.

Золотое закатное небо вращалось над головой, пока он ковылял от хижины, рыдая так сильно, как никогда прежде. Идти было некуда. Казалось, даже трава жухла под ногами, когда он брел, шатаясь, мимо стены амбара. Джаспер не хотел видеть, куда ступает. Ему было все равно, наткнется ли он на пристройку с собранной кукурузой. Чихать ему хотелось на то, свалится ли он в колодец. По правде говоря, предпочел бы свалиться.

— Джаспер? — окликнул кузен где-то позади.

А ему не хотелось видеть Уэйна. С закрытыми глазами Джаспер, шатаясь, побрел прочь от его голоса. Слезы, сопли и слюни текли по лицу, сдержать рыдания никак не получалось. Нога запнулась о корень дерева, и Джаспер рухнул вперед, чтобы затихнуть, свернувшись в комочек. Не нужен никому!

— Эй, — потряс его за плечо Уэйн. — Слышь, малой. Все хорошо. Не бери в голову. Ты выживешь.

От теплой руки кузена сделалось только хуже. Джаспер содрогнулся, пытаясь сбросить ее.

— Вот те на. Он хлыстом тебя стегал, что ли? — поспешно убрал руку Уэйн. — А я всего однажды попадал под хлыст, когда накапал Милли слишком много лошадиного успокоительного. Чуть навсегда не успокоил.

Всхлипывая, Джаспер замотал головой:

— Уходи.

— Мне сказано найти тебя и привести на ужин.

Это заставило Джаспера затихнуть. Он вытер лицо рукавом рубахи.

— Как это?

— Ты что, не проголодался?

— Но для меня там нет места. Я им не нужен.

— Не глупи. Ма не знала, ждать ли тебя к столу. Па сказал, ты можешь всю ночь просидеть в сарае.

Слезы текли без остановки.

— Значит, там мне и место.

— А вот и нет. Ты бы лучше умылся и сделал вид, что трепка тебе нипочем. Вот я так и делаю. Изображаю, будто со мной все в полном порядке, и скоро все приходит в норму. Знаешь, что? — Уэйн потрепал кузена по голове. — Хлыст еще никому не ломал спину.

— Но он меня не выпорол, — всхлипнул Джаспер. — Он даже не сказал ничего.

— А ты ему рассказал?

— Ну да. Все рассказал, как было, а он ничего не сделал. Он даже… — Джаспер с трудом удержался от того, чтобы завыть, — …не посмотрел на меня.

— Дерьмово, — Уэйн уселся рядом с ним в траву и понимающе кивнул. — Чего уж удивляться… Наверно, решать это будет твой собственный отец. Похоже, па считает, что наказывать тебя ему не с руки.

— Он меня ненавидит.

— А вот и нет, тупица. Это он велел мне тебя найти.

— Правда? — пролепетал Джаспер, утирая кулаком сопли.

— Ну да. Пошли-ка, попробуем тебя умыть. Подымайся.

Весь ужин Джаспер сидел, молча дожидаясь, пока тетя или дядя не скажут что-нибудь о наказании. Едва перешагнув порог, он отдал записку тете Вельме. Она бросила единственный взгляд на его опухшее от плача лицо и отправила записку в ящик буфета. Джаспер так и не смог понять, сердится она или нет. И не поднимал головы, пока за едой тетя с дядей обсуждали погоду и планы на грядущую жатву.

После ужина всем семейством слушали радио. Между выпусками «Одинокого рейнджера» и «Приключений Оззи и Харриет» слово взял губернатор штата, который объявил, что отныне, благодаря чему-то под названием «Акт Боггса», употребление и продажа наркотиков будут караться еще жестче прежнего; Джаспер слышал только громоподобное молчание своего дяди.