Узник вечной свободы

Моня затаила дыхание, скрываясь от вездесущего запаха крови. Я удивился ее худобе. Над верхней застежкой писарского фрака почти не выделялась женская грудь. Издали Моню можно было принять за мальчика-подростка.

Я замешкался, соображая, смогу ли аккуратно выдавить из себя немного проглоченной пищи и влить в рот девушки.

– Пшла вон, мерзавка! – взревела разъяренная Людмила.

Она подскочила к нам, схватила Моню за шею и бросила ее на землю. Моня пискнула, как мышонок, и пулей метнулась в лес.

– Куды! – рявкнула Людмила. – Я т-те побегаю! Воду погляди!

Пугливо озираясь, Моня прошмыгнула к реке. Никто не заступился за нее. Я оцепенел.

– Молодец, Тихон, – Людмила потерлась щекой о мою щеку. – Увьется за тобой – оттяпай ей уши.

Дрожащая Моня полуползком выбралась по колючей осоке на край берега и замерла, пристально всматриваясь в глубину.

– Не торопись, Сорока. Дай Барчонку полюбоваться, как тебя чудище речное ухватит, – окликнул ее Фома.

Придерживаясь за кочки прибрежной травы, Моня вытянулась в струнку. Она сделала маленький глоток, не производя волнения на воде, и подняла голову, всматриваясь в далекое дно. Затем она молниеносно погрузила руку в воду и вскинула ее с пойманной красноперой щукой.

Грицко отрезал Моне путь отступления к лесу. Сильным размашистым ударом он выбил добычу из ее руки. Моня взвизгнула, трусливо огрызнулась, припадая к земле. Длинная увесистая щука в два прыжка достигла реки и громко шлепнулась в воду.

– До чего дурны бабы, – Грицко покосился на Людмилу. – Всю воду разбаламутила.

Некоторое время мы стояли на берегу. Первым отважился на риск Ахтымбан, поскольку он начал слабеть от проникшей в раны осиновой смолы. Раздевшись догола, он разорвал штаны на тряпки и по середину груди погрузился в воду. На него смотрели как на самоубийцу. Не обращая на нас внимания, он мокрой тряпкой вымыл щепки из ран и нарвал листьев осоки. Ахтымбан не сморщил нос, не шевельнул бровью, вырезая листом осоки потемневшее мясо.

Медицинскую операцию он продолжал до тех пор, пока обагрившиеся свежей кровью раны не начали зарастать. Когда очищенные раны бесследно исчезли, он искупался и попил чистой воды. На берег Ахтымбан не вернулся. Он заплел на три узелка мокрые волосы и остался стоять полупогруженным в реку, наслаждаясь прохладой.

Под присмотром Людмилы я опустился на четвереньки и попытался зачерпнуть воды руками. Я панически боялся свалиться с берега. Ладони доставляли ко рту лишь скользкую тину. Немного осмелев, я уцепился когтями за край берега, нагнулся и поймал губами легкую волну. Пресная вода показалась мне сладкой после соленой крови. Я вдоволь напился и умылся. Впервые никто не поднял меня на смех, сородичи пили одновременно со мной. Этот тактический прием предупреждал нападение опасных речных жителей.

Промедление водного чудовища развеяло всеобщий страх перед ним. Яна и Фома сбросили одежду и попрыгали в реку, рассыпая фонтаны брызг.

Истерически визжа, Яна захлопала руками по воде и принялась скакать перед невозмутимым Ахтымбаном. Поднятый со дна ил придал ее белоснежной коже зеленоватый оттенок. Она была прекрасна в своей дикой шалости. Я невольно засмотрелся на нее, хотя ее худосочные формы и мужицкая резкость жестов вступали в противоречие с моим притязательным вкусом.

Яна отвернулась от Ахтымбана и призывно уставилась на меня, полупригнувшись к водяным лилиям. Ее сухие волосы разлетались волнистой гривой, на белых щеках появился румянец возбуждения, губы налились манящим теплом. Фома подскочил к ней сзади и попытался подмять ее под себя, как кобель зажимает суку. Яна вывернулась и опрокинула его на дно. Они скрылись из вида под созданными ими волнами и вынырнули рядом с берегом, тесно прижавшись друг к другу. Их наготу прикрывали тоги из роголистника. Яна осыпала Фому быстрыми кусающими поцелуями и снова ускользнула от него.

– Под твой ш-щит прибегла, Ахтым, – подплыв к ордынцу, Яна встала на ноги и расплела его косу. – Утомил меня Фомка. Нас-скучил он мне. К тебе потянуло.

– Не возьмет он тебя, – Фома выскочил в шаге позади нее. – Осина его одолела.

Ахтымбан взглянул на него с яростью.

– Да ш-штоже ты молчиш-шь? – Яна изобразила реверанс. – Уж-ж коль ясновельможная пани раскланивается пред тобой, негож-же молчание хранить. Али взаправду ос-синовая с-смола замес-сто кр-рови в ж-жилах твоих течет?

Яна плеснула ему в лицо мутной воды. Зайдя сбоку, она подпрыгнула, нацеливаясь прикусить ему ухо. Ахтымбан перехватил ее левой рукой за шею и опустил под воду. Пойманная вампирша царапалась и брыкалась. Над водой виднелись только ее ноги. Фома с обыкновенной для него ехидной усмешкой наблюдал со стороны, щурясь от летящих на него брызг.

– Милостивые государи, – неожиданно для себя самого выпалил я. – Негоже обижать барышню. Она есть хрупкое творение природы, подобное весеннему цветку. К девицам надо относиться с благоговейным трепетом, стараться не обижать их ни словом, ни взглядом, ни прикосновением.

– Чего лопочешь, Тихон? – зашипела в ухо Людмила, – Поганка она ядовитая, а не весенний цветок.

Фома от хохота завалился на спину и поплыл, лениво подгребая то одной, то другой рукой.

Ахтымбан отпустил Яну глотнуть воздуха, не позволяя ей выбраться на берег. Он поймал ее за ноги и упал вместе с ней на дно реки. На покрывале водорослей он доказал Яне, что смола нисколько не попортила его организм, а после без ревности передал ее Фоме.

Опричнику не удалось насладиться близостью ясновельможной пани. Людмила запустила в парочку тяжелый валун, от которого Фома и Яна едва успели увернуться.

– Учинили похабщину, лиходеи! – Людмила пригрозила им следующим камнем. – А ну, прикройтесь, охальники, – она побросала в реку рваную одежду. – Благородному господину тошно на вас глядеть.

– А нам невмоготу зреть сочного барина твоего, атаманша, – вздохнул Грицко, поскребывая когтями щеку. – Слюни бегут ручьем.

– Вот брошу я вас. Уйду с Тихоном в заветные края, куда одной мне путь известен, а вы тут чините похабство перед охотниками и перевертышами. Уж они вас пощипают. Отныне повелеваю вести себя пристойно.

– Мы в пансионах не воспитывались. Хорошим манерам не обучены, – скорчил забавную рожу Фома, прощупывая дно под ногами.

– Тихон вас научит, – Людмила бегло посмотрела на меня.

– Шо ж за безобразие творится? – заворчал Грицко – Неужто скоморох нам станет отдавать приказы? Так шо же, мы отныне по-евоному в расписных зипунах будем ходить и поклоны друг дружке отвешивать? – разбойник пригрозил мне жилистым кулаком, сведя к переносице бесцветные брови. – Я ж ти тумаков отвешу, барчонок, а не поклонов.

Я испуганно зажмурился.

– Погоди маленько, Чалый. Сам получишь тумаков от Тихона, – грозно заявила Людмила.

– Жаль, не дождаться мне того. Съедят его наперед, а тебя, глупая баба, с атаманства разжалуют, – глумливо скривился Грицко.

Людмила налетела на него вихрем и повалила в осоку. Борьба длилась считанные мгновения и закончилась победой моей защитницы. Атаманша прикусила шею мятежника, оставила несколько отметин клыков на его ушах. Грицко взвыл от боли и досады. Людмила отпустила его.

– Иди к нам, Тихон, – плескавшаяся в реке Яна раскрыла объятия.

– Докажи, что ты из нас первейший, – подхватил Фома. – Не страшись речного чудища. Ежели ты отважишься прыгнуть, мы дадим слово тебя не есть.

Ахтымбан посмотрел на меня с сомнением, но промолчал.

– Не верь им, – Людмила взяла меня за руку. – Они хотят твоей погибели. Чудище речное близко.

– Обождите с неделю, – я возвысил голос. – Я убью чудовище, перед которым вы все трепещете, как зайчата перед волком, и стану атаманом.

На сей раз я не пытался обмануть вампиров. Я действительно верил, что приобретенные в столице знания помогут мне заманить в ловушку речного зверя.

Из мечтаний меня вытряхнул прыжок Фомы. Он заскочил на берег и сбил меня с ног. Не успел я приподняться, как мимо пронеслись Ахтымбан и Яна в замотанных на манер туземных повязок одеждах.