Аниото. Проклятие луны

Петя замолчал, выжидательно вскинув глаза. Я почувствовала прилив благодарности. Люди обычно любят копаться в чужом грязном белье. Чего стоит Файтов, с его вечной доставучестью и ехидством. Пентюхов был не таким, он бы не стал делать кошачьи глазки, лишь бы выведать секрет, который расскажет за ближайшим углом.

— У меня… гилофобия, боязнь леса… — добавила я, перепрыгнув пешкой через клетку.

— Сочувствую, — вполне искренне отозвался мой оппонент, ходя черной пешкой. — Тебе еще повезло. Люди с такой фобией не могут даже близко с деревянными предметами находиться, не говоря уже о самих деревьях.

— Да уж… — крутанула в руках коня, прежде чем сделать ход буквой «г». Он был не белого, а, скорее светлого-орехового, и, кстати, тоже из дерева, покрытый лаком с металлическим грузиком у основания с кожаной заплаткой, чтобы утяжелить фигуру (и где только Петя этот раритет откапал?). Благо, что деревянных изделий я не боюсь. И фобия у меня, если подумать, какая-то избирательная… Ладно сны… Но ведь даже у того высохшего озера, окруженного лесом со всех сторон, я не почувствовала того, что обычно чувствую в подобном месте: ни тошноты, ни головокружения, ни аритмии.

— А ты в детстве не терялась в лесу? — полюбопытствовал Петя, уходя от моего шаха и делая ход ферзем.

— Не помню… — честно призналась, — Да и родители ничего такого не рассказывали. Да и живу я в городе. К бабушке Люде приезжаю на летние каникулы, бывает на зимние…

Вопрос что-то всколыхнул во мне. Нет, не детские воспоминание. Что-то другое… Тревожное чувство прошлось по коже и засело в кончиках пальцев.

— Да нет, мне бы сказали… — обратилась скорее к себе, чем к парню. Невольно перебирая в голове причины возникновения фобии, которые вычитала сама и слышала от психолога. Одна из них — детская травма.

— А ты спроси у бабушки или у мамы, — посоветовал Петя, поправляя моего ферзя, которого я из-за напавшего озноба поставила на ребро, соединяющее белую клетку с черной.

Кивнула, не хотела, чтобы еще и дрожь в голосе выдала мой шок. И как я раньше не додумалась? Это же так очевидно! Люди, которых покусала акула, в ванной потом не могут мыться. А я? Я не помню, когда меня в первый раз напугал лес или деревянная ложка, на худой конец. Я даже в городской парк после заката ни разу не ходила, и ни за что не пойду. И раз я не помню, вполне вероятно, что со мной что-то произошло в детстве… в лесу…

Вздрогнула, когда ветер заиграл в верхушках деревьев, наполняя воздух зловещим, как мне показалось, шелестом. Сжала зубы, выдохнула через нос и уставилась на клетчатую доску. Черный король был открыт, на первом фланге со стороны Пети, стояла только ладья. Поставила шах, пожертвовав защищавшим короля слоном. Но на этот ход Пентюхов победно ухмыльнулся, шагнул королем через клетку и поставил слева от него ладью.

— И что это было? Так можно? — округлив глаза, уставилась на доску, словно там произошло чудо несколько секунд назад.

— Это рокировка, — поправив очки, пояснил Пентюхов. То ли он так издевается, то ли душки очков ему не по размеру, или же прямой нос для них как горка.

— Сейчас, подожди, — очень хотелось проверить, смухлевал призер шахматной олимпиады или нет. Достала из внешнего кармана сумки телефон, вышла в интернет.

— Ну? — нетерпеливо протянул мой противник.

— Ладно, — вздохнула, чувствуя приближающееся поражение, — так можно.

Посмотрела на свою часть доски — первый ряд был занят ладьей и конем, наряду с королем, надо было убрать коня, чтобы можно было провести такой же трюк. Пришлось дать коня съесть. Но так как это была одна из последних ценных фигур, не считая одинокой белой башенки и пару пешек, я быстро схлопотала мат, хоть и смогла один раз увести короля с линии огня с помощью рокировки.

— Один — ноль, — заключил Пентюхов, даже не думая скрыть беззлобную радость.

— Двадцать — ноль, — буркнула в ответ.

— Если считать все сыгранные партии за последние полтора месяца… — поправил он, — больше 50 выйдет…

— Да мы так часто не играли! — возмутилась я.

— Вот, — Пентюхов младший порылся в сумке и достал потрепанную книгу «Мои 60 памятных партий», — почитаешь на досуге.

Вместо ответа парень получил шлепок по плечу этой самой книгой.

— Поаккуратней! — возмутился мой сэнсэй, как любит говорить Тина, — Это книга моей мамы, первое издание!

«Ясно дело, что не папы», — хотела ляпнуть, но вовремя прикусила язык. Да и я, скорее, не злюсь на умника Петра Васильевича, а просто нервничаю по поводу приближающегося отъезда.

— То-то страницы такие желтые…

— Чтобы вернула в таком же виде, — парень нахмурился и пригрозил пальцем. Вылитый сельский библиотекарь. Надеюсь, налогом этот книжный раритет не облагается? — А где награда победителю? Надеюсь, ты взяла что-нибудь перекусить?

— Чай со льдом и печенье.

— Здорово, а то пить ужасно хочется.

Начала рыться в сумке, и наткнулась на нечто неожиданное — контейнер с треугольными бутербродами, заботливо завернутый в кухонное полотенце. И когда только бабуля успела? Почувствовав, как внутри все благодарно теплеет, выудила находку и показала ее Пете.

— И бутерброды.

Тот от радости засветился, будто полированный чайник.

— Просто отлично!

Его дома не кормят, или он просто фанат сухомятки?

Открыла контейнер. Запах жареного сыра и чеснока защекотал ноздри. Мои любимые!

Без лишних разговоров мы принялись отмечать очередной мой проигрыш. Даже шелест деревьев, играющий на струнах моего спокойствия и заставлявший вздрагивать каждый раз, не мешал мне наслаждаться маленьким импровизированным пикником.

Сегодня уже 15 августа — через день-два раздражающая жара, обычно не свойственная середине августа на Дальнем Востоке, сменится дождями с понижением температуры, а мне нужно будет возвращаться. Я любила свой город и Универ, даже по ним тосковала, но было одно обстоятельство, омрачающее радость скорой встречи. Владислав Владимирович Файтов. Надеяться, что он не сменил Университет — глупо. Остается молиться, что он, как и раньше, будет обращать на меня внимание не больше, чем на стул на ножках.

— Решил, куда будешь поступать? — поинтересовалось я, когда мы вышли на гравийную дорогу и направились в сторону Садовой улицы. Я облегченно выдохнула, когда в нос ударил запах бензина с импровизированной свалки Дрязева. Один его ангар, набитый металлоломом чего стоил! Словно кто-то наполовину вкопал в землю гигантское бетонное кольцо. Но даже среди его бесконечно лающих собак на цепях и безжизненных автомобильных тел, я чувствовала себя расслабленнее, чем среди кустов. И была благодарна Пентюхову, что мы пошли в обход.

— Нет еще, — покачал головой парень.

— Уйма вариантов? — улыбнулась я.

— Да в Гарвард зовут, а я еще думаю… — Петя произнес это таким будничным и ровным тоном, без малейшего намека на каламбур, что я споткнулась, выпучив глаза.

— Правда?

А что? Все может быть. У него же красный аттестат и золотая медаль.

Вместо ответа Пентюхов улыбнулся, поправив ремешок сумки, сползший с плеча. Очки снова съехал на нос, а в его светло-голубых глаза, напоминающих треснувший лед, заплясали искорки веселья.

А я думала, что он не может шутить…

Я уже хотела сморозить какую-нибудь глупость, вроде: «у тебя красивые глаза» или «тебе лучше без очков», как заметила, что радужка его глаз будто стала жестче, острее, и теперь больше походила на горстку разбитого стекла. Он злится…?

— Я.… — хотела уж было записать это на свой счет, но как только проследила направление его взгляда, сама посерела, как туча в сентябре.

Влад…

Стоял, прислонившись к деревянной калитке, к мой калитке. Его футболка сливалась с выкрашенным в синий цвет деревом. Темно-русые волосы трепал ветер, а губы кривила насмешливая улыбка. Если бы не впалые щеки и круги под глазами, я бы сказала, что парень никак не изменился: все такой же беспардонный наглец.

Петя остановился: поза и дислокация Файтова красноречиво говорили о том, что этот выхухоль по мою душу.