Аниото. Проклятие луны

— Ты идешь? Идешь? Ну, идешь же? Ну? — столько повторений позвучало в убыстренном темпе, что я не сразу поняла смысл вылетающих из трубки вопросов.

— Вроде… — замялась, но, чтобы прервать поток начавшихся с цоканья недовольств, быстро добавила: — да. Да!

— Отлично! Заеду в 12. Повезет Миша. Набрала вкусняшек. Так что не надевай штаны с тугим поясом, а то сама понимаешь… Пиво и жареные сосиски, — Тина как будто прочитала мои мысли по поводу полезности перечисленного.

— А то я без тебя не знала, — фыркнула в ответ.

— Предупрежден — значит вооружен. Пока! — подруга быстро отключилась, не дождавшись моего ответа. Видимо, сама она позвонила мне на середине сборов.

В зале тишина нарушалась лишь мерным тиканьем часов и лаем соседской собаки за окном. Бабушка занималась огородом. Печка одиноко остывала в кухне. Я, Слава Богу, уговорила бабушку не наготавливаться сегодня, как в последний раз. Легкий завтрак из яичницы с сыром уже переварился, но есть, хоть и хотелось на физическом уровне, эмоционально кусок в горло не лез, прямо до тошноты. Решила пойти на компромисс с бастующим желудком: зашла на кухню, взяла шахматное печенье из вазочки, вернулась в зал, села на диван и приняла выжидательную позу. Рюкзак с личным набором выживания в лесу уже с 8 утра нес свой пост в прихожей. А оделась я еще после уборки. Правда черная олимпийка висела на вешалке, готовая в любую секунду сорваться с нее.

11.2

Тик-так… Тик-так. Один удар старых часов возвестил о том, что прошло полчаса. По началу, я каждый раз вздрагивала от гулкого боя пыльной коробки, даже ночью долго не могла заснуть, считая удары: десять, один, одиннадцать, один, двенадцать… Но прожив месяц, обращала уже на них не больше внимания, чем на соседского двортерьера. Но сегодня нервные волокна были натянуты, словно поджидая опасность за каждым углом. Даже чтение не помогало отвлечься. К одиннадцати я уже не выдержала и вышла во двор, прихватив бездельничающий рюкзак и вторую часть спортивного костюма. И не зря: погода на улице стояла чудесная: воздушные облака, будто из рекламы популярного творожного йогурта, прикрывали палящее солонце, а легкий ветер, шевеливший васильки и тигровые лилии, обдувал напитавшуюся жарой кожу, даря приятную прохладу.

Вделала наушники, выбрала плейлист с исключительно зарубежной музыкой, чтобы слова песни не ковырялись в душе, выкапывая, набившие оскомину страхи. Сегодня и так день не из легких. Села на качели, железный угол которых, облюбовал большой паук. Легонько раскачалась носками кроссовок, бросая на соседа короткие взгляды. Сбить или оставить? Пауков, червяков, ос и прочую живность я не боюсь, единственное: вряд ли смогу раздавить голой рукой или ногой таракана, слишком противно. Но, а вдруг это черная вдова или кто похуже… Рациональная осторожность все-таки присутствовала — в одной квартире с клопами и ядовитыми пауками я жить бы не стала. Прищурилась, рассматривая черное выпуклое брюшко на наличие тревожной раскраски. Но, решив, что это мелочи, и пусть себе спокойно сидит в кропотливо сплетенном домике, включила музыку погромче, уносясь ввысь вместе с мелодией.

Hold your breath

When you close to death.

Live and fight

You know what's right.

Break his mask

Until the dusk…

[Свое дыханье задержи,

Услышав поступь смерти-госпожи.

Живи. Борись.

Ведь так надо. Держись.

Сломать его маску ты должна

Пока не пожрала его сама тьма]

Смысла я почти не уловила, кроме «живи и борись», но сам мотив: вибрирующие звуки под аккомпанемент гитары, синтезатора и тарелок барабана, плавно перетекающие и бурлящие подобно воде, будоражили что-то внутри, невольно призывая к действию. Сделать, попытаться, пересилить страхи. Я хотела зарядку уверенности — я ее получила. Как вовремя: к калитке подъехала белая машина, Prius, кажется. Помню, Миша хвастался, что ему отец отдал старый… то ли приус, то ли солярис. Из нее вышла Тина, с забавными косичками — от вчерашней роковой красотки и следа не осталось. Хотя и образ шестиклашки ее тоже шел. Выключила проигрыватель, предварительно убрав песню в избранное, остановила качели и пошла встречать подругу, чья изящная ручка уже открывала потайную задвижку.

— Ника, ты уже собралась! — не сдерживая радости, захлопала в ладоши Решетова. — А я думала, придется тебе из кровати тягачом доставать.

Я лишь улыбнулась, поджав губы. Решимости у меня прибавилось, а вот желания — нет.

— Не хочешь? — лицо подруги потускнело. Что меня выдало: медленный шаг или выражение лица?

— Надеюсь, Влада ты не пригласила… — попыталась списать свой настрой на недовольство прошлой выходкой Тины.

— Нет. А надо было? — та в ответ озорно подмигнула, на что я вместо ответа закатила глаза и проследовала за ней к машине. На солнышке сиял красный гибридный автомобиль с вмятиной на переднем бампере возле номера. Папа подобной машиной мне и маме все уши прожужжал, только месяц с покупки нового прадика прошло, а он уже заладил: «Надо было покупать приус, приус лучше, воткнул в сеть и усе». На что мама ответила решительное «нет».

Уселась на заднее скрипучее кожаное сиденье, позволив Тине занять переднее, чей чехол напоминал шкуру убитой пастушьей собаки. В такую жару надевать на сидение ворсистый чехол? Ветер, конечно, сбавлял градус, но не настолько, да и металлический корпус машины накаливался на солнце. Если его Миша выбирал — то явно перестарался.

Пристегнулась, прижав к себе свой красно-черный спортивный рюкзак.

Миша, наблюдавший за мной в зеркало заднего вида, хмыкнул:

— Там лежит что-то ценное?

— Миллион долларов, — озвучила первое, что пришло в голову.

Парень удивленно вскинул брови и округлил глаза, потом подозрительно прищурился. Опять тон моего голоса сыграл против меня.

Тина же прыснула — впрочем, это, как всегда.

— Она пошутила, — добавила подруга.

— А? Да? — Миша натянуто рассмеялся. — А я сперва решил, что она наш Сэйвбанк ограбила.

— Ага. Вместе со мной. Хочешь в долю…?

Волна неловкости прокатилась по сердечным жилам — и не из-за того, что Кириллов не понял мою шутку и посчитал меня за клептоманку. Смотря, как они мило воркуют, а именно так выглядел их дежурный обмен новостями прошедшего утра, я ощутила себя гвоздем в ботинке. Нет, я не завидовала, по крайней мере, не той завистью, от которой девчонки рвут друг другу волосы на голове. Просто, мне не хотелось лишним, неловко брошенным словом разрушить витающую в воздухе эйфорию зарождающейся взаимной любви. К примеру, если я скажу, что с утра одна из куриц нагадила в форме сердца — а это единственное, что произошло примечательного за это утро — я словно молотком пройдусь по хрупкому фарфору. Поэтому я просто уставилась в окно и заткнула слуховые проходы наушниками — так Тина не будет отвлекаться на меня, решив, что я не расположена к общению или всего лишь хочу насладиться тем, как плавно сменяется местный пейзаж под музыку. Но тут, она скорее подумает на первое. Последнее, что я захочу — любоваться деревьями. В салоне машины пахло легким жасмином. От его запаха, музыки и покачивания салона меня начало клонить в сон…

Запахи леса никогда так не успокаивали меня. Свежий аромат ландышей смешивался с медовым запахом пыльцы, опавших листьев и щекочущего ноздри заиндевелого дерева. Осторожно приоткрыла глаза. И не удержалась от восторженного выдоха. Я находилась в центре леса, который будто бы живя собственной жизнью, разделился на четыре зоны, в каждой из которой был свой климат. Опушка, на которой сидела я, была усыпана белыми пострелышами-ландышами. Дальше начинался пролесок, который гудел от возни животных и пестрил цветами. Вдалеке на востоке прокрытые инеем и снегом сосны белели на фоне скованной льдом реки. Справа от меня открывался вид на холм, огненно-красные деревья тихо роняли свои листья. А в центре этого необъятного и сказочного пространства рос исполинский дуб, будто бы с картинки из учебника начальной школы по Окружающему миру. Его крона будто бы была разделена невидимыми линиями на четыре части. Нижняя левая часть цвела и набухала почками, правая — роняла пожелтевшие листья. Листья выше покрывались инеем, а потом плавно переходили в пышную зеленую копну листвы.