Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 43 из 51



«Не спать! — подбадривал Иван себя. — Не спать, сука!!! Не спааать…»

Но сил вырваться из волшебного блаженства не хватило. И понадеявшись на бдительность Петрухи Ваня расслабился и мгновенно провалился в сон.

Проснулся быстро, от леденящего холодка, пробиравшего до самых костей.

Резко открыл глаза и обвел взглядом остывшую баньку, уже интуитивно предчувствуя недоброе.

Рядом, прижавшись всем телом к Ивану спала обнаженная Варвара. Соски на маленьких, красивых грудях напряглись, она блаженно улыбалась чему-то во сне и едва заметно шевелила губами.

На другой полке вольготно раскинулась, Дуня. Она лежала на спине, сбросив одну ногу на пол, бесстыже показывая густые заросли рыжеватых кучеряшек в паху и тихонечко всхрапывала, вздрагивая всем телом.

Ваню неожиданно пронзила острая, горячая волна желания, но он немедленно и безжалостно обуздал себя и зло заорал:

— Подьем, мать вашу! Подьем, сказал!

Заорал потому… потому что через маленькое, мутное окошко, в парную уже пробивались первые лучи солнышка. Получалось, что они проспали все ночь.

Не обращая внимания на возмущенно попискивающих девушек Иван быстро оделся и выскочил во двор с автоматом наготове. К счастью, на хуторе кроме трупов немцев никого не оказалось. Но в мозгах все-равно билось дикое предчувствие беды.

Петруха обнаружился в доме, он сидел углу комнаты, сжавшись в комочек, обняв обеими руками винтовку. Глаза у якута закатились словно у мертвеца, а рядом с ним стояла закопченная кружка с остатками черной как деготь, резко пахнувшей жидкости.

— Петруха! — Иван резко дернул его за рукав гимнастерки. — Подьем! Обпился, что ли, мудило косоглазое.

— Сам дулак… — якут очнулся, ошарашенно посмотрел на Ваню мутными глазами и слабо охнул. — Ой… неладно, сибко неладно, Ванюска…

— Твою же мать! — взвыл Ваня. — Что неладно? Где неладно? Да говори же ты, не молчи!

— Все неладно, совсем все… — зло огрызнулся Петруха. — Всера деда лазговаливал, долога спласивал… видать слой духа голова клузил… сибко быстло итти насад надо к бабам…

Через пару минут маленький отряд, до предела нагруженный трофеями, понесся по лесу. Однако уже через пару километров, половину поклажи пришлось бросить, потому что темп передвижения упал до предела.

— Потом заберем, — пообещал себе Иван, не переставая свирепо корить себя за разгильдяйство и с трудом удерживаясь, чтобы не сорваться на спутников.

Но к тому месту, где оставались женщины, все равно удалось выйти только к обеду.

— Стой сдеся… — скомандовал Петруха девушкам и махнул Ивану. — Твоя со мной идет, только скура немеский сымай…

Иван про себя чертыхнулся и скинул промокший от росы кожаный плащ.

— А я? — вскинулась Варвара. — Я тоже с вами!

Но после тяжелого взгляда Вани сникла и отошла.

Оставшееся расстояние до стоянки Иван с якутом в буквальном смысле проползли, лишь изредка совершая короткие перебежки.

— Все будет хорошо, все будет хорошо! — беззвучно шептал себе под нос Ваня, понимая, что, если с женщинами что-то случилось, он не простит себе этого до конца жизни.

Наконец, Петруха знаком приказал Ивану остановиться, а сам беззвучно скользнул в густой осинник.

Ждать пришлось недолго, но каждая минута казалась Ивану вечностью. Наконец, якут вынырнул из кустов и молча поманил за собой.

Поляна была пуста. На ней еще слабо курился костерок в ямке, было полно следов недавнего пребывания людей, но она была пуста. Совсем.

— Какого хера? — зло выдохнул Иван. — Куда они подевались.

Никаких следов насилия на поляне не просматривалось, ни крови, ни стреляных гильз, мало того, женщины забрали с собой все свои пожитки. По первым впечатлениям выходило, что беженки и врачихи просто ушли, возможно, решив, что Иван с товарищами больше не вернется.

Якут не отвечал, он осторожно и медленно обходил стоянку, только возмущенно зыркая на Ивана, когда тот предпринимал попытки самостоятельно устроить осмотр.



Наконец, Петруха, показал на открытой ладони бычок. Обычный папиросный бычок. Рядом с бычком лежала использованная спичка.

Раньше, в самом начале своей попаданческой эпопеи, Ваня ничего бы не сообразил, бычок как бычок, а сейчас у него моментально сложилась стройная цепочка догадок.

Папиросы выдавали только командному составу, солдаты довольствовались махоркой…

К тому же, окурок был от папирос «Герцеговина Флор», которые редко попадали младшему командному составу…

Мало того, папироса была искурена едва наполовину, что являлось просто фантастическим транжирством для окруженца. Ивану приходилось видеть, как в котлах курили осиновую кору и прочие суррогаты…

Все это свидетельствовало, что владелец папиросы обладал достаточным запасом курева, что тоже наводило на размышления. Откуда в окружении запасы такого дефицита?

А еще, мундштук папиросы был смят очень сложно, можно даже сказать, франтовато. Чем простые солдаты не грешили…

Спичка тоже настораживала. Свои запасы спичек окруженцы давно использовали, а воздушным путем, уж что-что, а спички точно не поставляли. В ход пошли самодельные зажигалки и даже вовсе средневековые приспособления типа кресала. Ладно трофейная, бумажная эрзац-спичка, а тут советская, деревянная.

В общем, картинка у Ивана складывалась довольно подозрительная, хотя ничего конкретно плохого, как он не старался, выявить не смог.

Женщины сами не верили, что Иван с товарищами вернется, думали, что он просто их успокаивает. Вот и пошли за первыми попавшимися своими. А спички и папиросы… ну мало ли что. Исключения случаются всегда. Натрофеили, вот теперь и шикуют. Ну а что, Ваня в свое время тоже неплохо прибарахлился.

Но какой окруженец в здравом уме и памяти повесит себе на шею груз из женщин и детей? Какой? Хотя…

Иван совсем запутался и зло скрипнул зубами.

— Было восемь селовек… — Петруха для наглядности растопырил пальцы. — Все наси, сапоги наси, папироса наси, списька наси. Остолосный, следов мала-мала. Сенсина и детка усел с ними. Сам усел, не тасили, не саставлял никто. Мосеть палтизана?

Ваня выдохнул. На самом деле такое развитие событий избавляло от множества проблем и полностью развязывало руки. Осталась одна Дуняша, но одна она — это не два десятка женщин и детей. Однако интуиция, на которую он уже привык полагаться, подсказывала, что с этим делом не все так просто. А если точнее, все совсем не просто.

— Сто делать будем? — якут внимательно посмотрел на Ивана.

— Что? — глупо переспросил Ваня. На языке просто вертелось приказать отправляться своим путем, но отдать этот приказ он просто не смог.

В голове метнулась догадка. Женщины при расспросах обязательно рассказали бы, что с ними были два подозрительных типа в немецкой форме. И если нашедшие их окруженцы, или кто они там есть, были фальшивые иди предатели, то они обязательно оставили бы засаду. Просто обязательно. Но почему засада не сработала? Хотя… с другой стороны, женщины могли сказать, что Иван их просто бросил?

— Походи вокруг, поищи лежку… — помолчав, попросил Иван. — Может на нас засаду оставляли?

Ему очень хотелось убедить себя, что женщин похитили или забрали с собой обманом. Что позволило бы отправится вслед за ними и снять гнетущее чувство вины.

Якут молча кивнул и ушел.

Иван убрался с открытого пространства и укрылся в кустах.

Якут вернулся минут через десять и показал обертку от немецкой конфеты.

— Была сасада. Сдали наса потом усел. Тама и тама.

Иван резко встал на ноги и сказал:

— Это не партизаны и не окруженцы. Это черт знает кто, но точно не наши. Как давно ушли?

— Сяс насад, мосет два. Баба тли-четыле часа насад.

— Тогда идем за ними. С детьми и женщинами они далеко уйти не должны. Только предупредим своих девок, чтобы сидели на месте и ждали.

Петруха помедлил немного, смотря на Ивана, словно проверяя, что тот не свихнулся, но потом все-таки кинул.

Для самого Ивана все стало просто и ясно. Своих не бросаем — и точка. А те, кто увел женщин, кем бы они ни были, очень скоро об этом пожалеют.