Страница 10 из 18
Она скармливает кусочек мяса своему фамильяру, а лисица тем временем наблюдает за мной круглыми золотыми глазами.
Расправляя плечи, я слышу, как мое негодование – и негодование Саенго – просачивается в мой голос, когда я говорю:
– Давайте говорить прямо…
– Сирша, – предостерегающе шепчет Саенго.
Я стискиваю зубы, вспоминая, что разговариваю с одной из самых сильных шаманок на континенте. Будучи следующей в очереди на место первого советника императора, принцесса Эмбер может заставить всю Ньювалинскую империю обратиться против нас, если пожелает.
После того как тетя Эмбер, первый советник ее отца, умерла в прошлом году, принцесса взяла на себя почти все обязанности советницы, говоря от лица своего отца и отдавая указы даже вне дворца. Но по императорским традициям наследования она не может официально вступить в эту должность, пока престол не унаследует ее брат.
Киша поднимает свои янтарные глаза, глядя на меня через густые ресницы, и ее накрашенные губы изгибаются в улыбке. Злость подкатывает к моему горлу.
Игнорируя пятку Саенго, снова толкающую мою ногу, я говорю:
– Род Ялаенгов знал, что Бездушный жив на протяжении всех этих столетий, и не сделал ничего, чтобы это исправить, а теперь вы хотите, чтобы я решила проблему за вас.
– Вы целительница душ, – просто отвечает Киша. – Первая, появившаяся с тех самых пор, как Сури основала Мирриим. А теперь один из самых могущественных врагов Ньювалинской империи пробудился. Это не может быть совпадением, Сирша. Вам суждено нам помочь, и империя готова вас поддержать. Вы не одиноки.
Мне хочется закатить глаза, услышав такой ответ, однако я останавливаю себя. Не следует привлекать внимание и вызывать сомнение насчет того факта, что я являюсь вовсе не целительницей душ.
Саенго спасает ситуацию, произнося:
– Можете рассказать нам, что вы знаете про Бездушного? Если мы с Сиршей должны его одолеть, то нам нужно знать о нем столько, сколько возможно.
– У него есть фамильяр? – спрашиваю я.
Задумчивая морщинка собирается между бровей принцессы, и она кладет руку между ушами лисицы.
– Шаманы и их фамильяры обладают священной связью. Нападение на фамильяра другого шамана расценивается как смертельный грех, – рассказывает она. – Вы рискуете разозлить богов, и ваша душа будет навеки запятнана этим грехом даже после смерти.
Что ж, я готова к подобной жертве, если это поможет вылечить Саенго от гнили.
– Да и все равно я не знаю, какой у него был фамильяр, – продолжает принцесса Эмбер. – Поговорите со жрицей Мией, она занимается историей в Храме света. Она прочла все тексты, сохранившиеся с тех времен, так что, может, сумеет вам чем-нибудь помочь в этом вопросе. Некоторые ученые, однако, утверждают, что Бездушный извлек свою душу из тела и сокрыл в талисмане и поэтому-то его невозможно убить.
Поэтому-то его и зовут Бездушным, полагаю.
Я инстинктивно тяну руку к горлу, будто мысль об этом может вырвать мою душу из тела. Только подумав, я покрываюсь мурашками. Сложно поверить, что Бездушный настолько силен, что смог вырвать собственную душу и выжить, и я не готова доверять ни единому слову Киши, пока она не предоставит мне доказательств.
– Считалось, что талисман Бездушного находился у Ронина, когда он победил, – продолжает она.
Следовательно, если талисман существует, Бездушный уже его отыскал.
– А кто-либо когда-либо вообще видел этот предмет?
– У нас есть письменные источники, утверждающие это, – отвечает принцесса.
Я смотрю на Саенго, которая мирно попивает чай. Пусть шаманы и считают подобную идею богохульством, но лучший способ победить Бездушного – разрушить его связь с магией.
Но разве не сделал бы подобное Ронин, если все так просто? А если фамильяр Бездушного заключен в Мертвом лесу вместе с остальными душами? Тогда его практически невозможно найти. Как отыскать одну-единственную душу среди бесчисленного числа других душ?
Будучи шаманом-сеяльщиком, Ронин не смог бы почувствовать ни источник магии Бездушного, ни местонахождение его фамильяра.
Однако, быть может, другой губитель душ сможет.
Глава 4
Солнце уже полностью скрывается за горизонтом, когда принцесса Эмбер наконец покидает нас, а слуги убирают остатки кушаний со стола.
Мы с Саенго с радостью принимаем ванну, расположенную в соседней комнате, а затем переодеваемся в чистые наряды, оставленные специально для нас в шкафу. Я натягиваю простую серую тунику и свободные штаны с рубахой такого же цвета сверху, а потом подпоясываю их обычным белым поясом. Наряд ничем не отличается от тех, в которых ходят остальные служители Храма света, однако мягкая ткань уже кажется роскошью по сравнению с грубой материей, из которой шьют униформу в Гильдии.
– Дай-ка мне посмотреть, – говорю я Саенго, садясь на край ее кровати.
Она корчит гримасу, проводя пальцем по браслету из кости тролля на своем запястье, этот браслет Кендара подарила мне, когда я видела ее в последний раз. В зависимости от того, кости какого существа используются, талисманы, созданные из них, обладают разными свойствами. Талисман из кости тролля защищает своего обладателя от чужого магического воздействия, и я отдала браслет Саенго, чтобы гниль медленнее распространялась по ее телу.
Учитывая тот факт, что болезнь, поражающая фамильяров гнилью, зародилась в Мертвом лесу, источником ее энергии является извращенная магия Бездушного, которая пропитала деревья и души, заключенные в них, настолько, что начала заражать и других, а именно шаманских фамильяров. За десятилетия, прошедшие с тех пор, как болезнь впервые появилась, ни один из шаманов-светосшивателей не сумел вылечить пораженных ею.
Саенго дергает за ворот своей рубашки. Гниль, как багровый комок ярких синих вен, тянется от центра ее груди. Каждый раз, когда я вижу это, у меня внутри все сжимается от гнева и страха. Саенго тихо, тревожно вздыхает, когда мои пальцы касаются ее, когда я провожу по ее коже так, словно надеюсь одним движением смахнуть инфекцию. Свет ее души внутри меня становится ярче, когда я мысленно тянусь к нему. Саенго замирает, делая резкий вдох. Ее руки стискивают мои плечи настолько сильно, что мне почти что больно, однако мы не отодвигаемся друг от друга. Я не боюсь случайно вырвать ее душу. Она привязана ко мне, и связь между нами мерцает уверенно и крепко.
Моя магия течет в нее, заполняя трещины в ее душе, разъеденные гнилью. Пальцы Саенго впиваются в мою кожу, и ее ногти буквально пронзают мою одежду насквозь.
Наконец Саенго расслабляется, ложится на кровать, а затем вздыхает.
– Я понимаю, что это делать необходимо, – говорит она тихонько, – но каждый раз меня охватывает очень странное ощущение.
Я склоняюсь над ней, снова отгибая край ее ворота: синие инфицированные вены стали менее заметными, они остались лишь на ее груди.
Саенго слабо улыбается и отталкивает мою руку, а потом смахивает влажные волосы с моей щеки.
– Отдохнешь теперь? – спрашивает она у меня.
Я очень устала, но после разговора с Кишей вряд ли смогу утихомирить мысли и заснуть. Я наклоняюсь над вещами, брошенными на пол. Меч Фаут, завернутый в ткань, лежит под моей сумой. Я поднимаю его, взвешивая в руке. Откидываю ткань с рукоятки меча и разглядываю завитки и узоры, искусно вырезанные на металле.
Я нашла этот меч на берегу реки, где погибла Фаут. Можно было бы отправить клинок с остальными вещами ее семье, отдав отряду, который возвращал тело домой, однако это казалось неправильным. Ее смерть на моей совести. Мне нужно лично вернуть этот меч ее отцу и встретиться с ним лицом к лицу, приняв свое наказание.
Принц Мейлек, который отыскал тело Фаут, убеждал меня, что ее семье сообщат, при каких обстоятельствах Фаут погибла: защищая целительницу душ, она пала смертью, достойной великой воительницы, чем заслужила честь и славу для всей семьи. Однако я сомневаюсь, что ее родные разделят эту точку зрения. Я на их месте точно не разделила бы. Фаут вообще не должна была погибнуть. Ее защита – мой долг.