Мы еще живы!

Мэр Мелланью предложил еще раз объявить набор в ополчение, а также объявить набор женщин в качестве сестер милосердия. Глава полиции собирался организовать народные дружины, что будут помогать следить за общественным порядком, а при необходимости приходить на помощь защитникам стены и города. Было принято решение ввести систему продовольственных карточек - запасов еды в городе оставалось немного. Сколько еще поездов сможет прорваться в Миранду - никто не знал. Знахарей же, травников и вышедших на пенсию медиков предложили направлять в медицинские патрули, что планировалось теперь усилить. Перед кордонами на привокзальной площади, перед всеми воротами, госпиталем и гарнизоном планировали возвести дополнительные укрепления. Сивир, как военный комендант города, планировал не только разгонять толпы людей, но и арестовывать их.

- А на главной площади поставим виселицу, - вдруг заявил мэр.

- Зачем? - удивился полковник.

- Чтоб на ней вешать проповедников и бунтовщиков. Тюрьма переполнена, - пояснил Нестор Мелланью, утирая лоб платочком. - Кормить преступников - отбирать драгоценный хлеб у честных горожан. Вы же сами говорите, что неизвестно, сколько поездов к нам еще сможет пробиться. А так наглядная агитация и урок будет. Позор на всеобщее обозрение.

- Господин Мелланью, вы представляете, как это будет выглядеть? - осведомился полковник Лэндхоуп. - Надо же еще суд провести над мятежниками, может быть кого-то из них направить на полезные работы, не связанные с тварями и обороной города, те же трупы в крематорий свозить и сжигать, или выносить погибших от болезни...

- Нет, я про проповедников говорил и про вожаков восстания, - надул толстенькие румяные щечки низкорослый мэр. - Чья вина не вызывает сомнения! Кто опасен будет на любых работах! - воинственно продолжил обычно миролюбивый колобок.

- Тут я поддержу мэра Мелланью, - неожиданно высказался Юстиниан Сивир. - Это будет неплохая мера устрашения. У нас в городе военное положение, город борется за собственное выживание, и у нас нет возможности проявлять милосердие. Мы не можем себе позволить завести внутреннего врага, нам вполне хватает внешнего. Пусть люди, кто подвержены сомнениям, будут бояться умереть.

- Хорошо, - согласился полковник. - Мы пойдем на это. Тем более, в городе действительно военное положение, а в таком случае, согласно имеющимся у меня инструкциям, я имею право принимать любые меры к спасению Миранды и ее жителей. Даже если для этого потребуется казнить виновных по законам военного времени. Но для законности военно-полевого суда нам необходимо участие жрецов Крома в нем.

- Им тоже жить хочется, - хмуро усмехнулся Лавджой.

- Дримс, ты и Сивир пойдете к жрецам. Договоритесь с ними. Подпишем документ, я его Ватцлаву поручу составить, и тогда сможем ввести военно-полевой суд, который при необходимости будет казнить. Лавджой, твоя расстрельная команда вешать умеет?

- Да чего там уметь-то? - пожал плечами одноглазый капитан. - Научу, коли надо.

Дримс внимательно посмотрел на сослуживца. Все же хотелось бы узнать, за что тут Лавджой? И кем он был раньше...

2

Едва живые от усталости и голода Мэри, Рик, Тео и Эстель лежали прямо на каменной осыпи у входа в пещеру. Путешественники смотрели на голубое небо, на шумевший недалеко внизу густой сосновый лес, на подтаявший на склоне горы первый снег и просто улыбались. Они не могли даже пошевелиться от охватившего их ощущения ликования: они выжили! Они смогли!

Семь дней путники блуждали по пещерам, без еды, кроме еще пары рыб, что поймал Рик, без особой надежды еще хоть раз увидеть небо, и вот они выбрались! Выбрались! Они победили Сета! Теперь же они лежали на камнях у выхода из пещер и просто наслаждались видом хмурого неба.

Первым очнулся от неописуемого восторга Рик. Он принялся поднимать своих спутников, покрикивал на них, напоминая, что им еще необходимо найти людей и еду, а то они прямо тут и умрут. И вообще неизвестно, на какой стороне гор они оказались: Розми это или Керши? С огромным трудом измученные путешественники поднимались один за другим и устремлялись вперед, в лес.

Мэри, Рик и Тео свои рюкзаки с одеждой и припасами оставили в разрушенном замке, поэтому полковник шел в толстом свитере без куртки, а Теодор ступал по смерзшейся земле в одних носках, стуча зубами: они отдали куртку и ботинки Эстель, чтобы она не замерзла. Мэри отдала свои теплые колготки, что она поддевала обычно под брюки, а Тео отдал Эстель еще и футболку. Вся компания мерзла, хоть у Мэри страдала исключительно попа и ноги, но она не очень была рада даже этому - ветер забирался под плотную ткань брюк и щипал ляжки.

Рик, оставшийся без куртки и носок, полагал, что им еще повезло: зима в этом году не особенно спешила накинуться на горы, да и снегопадов, судя по всему не было. К тому же, пещера их вывела вновь в предгорья, где росли леса, и никогда не было лютых морозов. Они начинались выше в горах.

Вечером в лесу путники готовы были съесть сырыми хоть кого: хоть белку, хоть птичку, хоть кабана, лишь бы попался! Но ловить прытких зверушек и птичек ни у кого сил тоже не осталось, поэтому уставшие горе-ученые плелись по бесконечному лесу, сожалея, что зимой тут нет ни ягодки, ни грибочка. Эстель попробовала даже шишку пожевать, но те, что валялись во мху, уже давно были обгрызены белками, а до тех, что еще держались на ветках, было не добраться.

В начинающихся сумерках Рик заметил появившуюся, словно неоткуда тропинку, которая петляла между стволами душистых сосен. Путешественники побрели по тропке, надеясь встретить жилье, и уповая на удачу. Им, мягко говоря, не хотелось бы удаляться от людей, или оказаться вообще в Керши.

Вскоре появился вросший в землю каменный домик, из трубы которого поднимался сизый дымок. Залаяла собака, предупреждая хозяев о незваных гостях. Дверь распахнулась и на пороге появилась женщина неопределенного возраста с копной седых волос, закрученных в пучок на затылке. Женщина была одета в домотканое платье и меховую жилетку. Она прищурила глаза, вглядываясь в заросли скинувшего по осени листья кустарника, и словно бы принюхивалась к воздуху.

Рик решил выйти первым, сделав остальным знак оставаться на месте, за корнями вывернутой бурей сосны. Он встал в полный рост, сделал несколько шагов в сторону домика и склонил голову в знак приветствия. Женщина молчала. Плохо. На каком языке с ней заговорить-то?

- Вечер добрый, госпожа, - на розмийском поприветствовал ее полковник. Сердце его замерло на мгновение.

- И тебе пусть он будет добрым, - ответила женщина. - Заблудился или просто мимо проходил?

- Заблудился, - признался Рик. - Я заблудился в пещерах и блуждал по ним не один день, и я даже понятия не имею где я, и как называется ближайший город.

- Ну, город ближайший тут довольно далеко, - усмехнулась женщина. - Зовется он Коньскосор, но идти тебе придется до него неделю, не меньше.

- Ничего, дойду! - обрадовался Рик. - А он куда? На восток?

- Нет, он на юго-запад, ты далеко от него по пещерам ушел, как я поняла. Проходи, ты, наверняка, голодный?

- Простите, госпожа, но я не один... Может быть вы смогли бы нам дать немного хлеба? Или еще чего? У нас нет денег, но я могу оставить вам свои часы, а у моих спутников есть несколько золотых цепочек в качестве платы.

- Не говори глупостей, - прикрикнула на него хозяйка дома. - Кто же с голодных и уставших путников деньги за хлеб берет?! Раз уж горы и Асамат вас отпустили, значит, мой долг вас накормить и обогреть. Сколько вас тут?

- Четверо.

- Пусть выходят, - женщина махнула рукой, приглашая их в дом, и исчезла в дверном проеме.

Никого два раза приглашать надобности не возникло: вся компания вприпрыжку сбежала с невысокого склона, у которого стоял домик, и вошла внутрь. Путешественники оказались в просторной комнате, служившей одновременно и кухней, и столовой, и гостиной, так же как и ее огромный старинный (как и сам дом) очаг служил и для приготовления пищи, и для обогрева дома, и вместо камина. По всем стенам были развешаны пучки каких-то трав и цветов, стояла простая грубая деревянная мебель, сработанная здешними хозяевами, а около очага висели и стояли на полках, сверкая начищенными боками, котелки, чугунки и сковородки. В очаге закипал медный пузатый чайник. В доме пахло травами и мясной похлебкой. На кресле-качалке спала толстая рыжая кошка, а вторая, черная, грелась на дровах около очага.