Страница 8 из 10
Выхватив из рук отца свой айфон, Айрат тычет мне экраном в лицо. Дергает за шею, не давая возможности отвернуться.
- Это не я, - лепечу, мельком глянув на фотку, где девица с моим лицом в одних трусиках лежит на кровати. А на следующей фотке уже и без белья. Позор! Действительно, несмываемый позор! – Это не я, - повторяю в отчаянии.
- А это? – ухмыляется Айрат, листая снимки в галерее. – Это не ты, куколка?
Тупо пялюсь в айфон и от ужаса готова провалиться сквозь землю. На узкой аллейке, ведущей к нашему дому от магазина Аиши, стоим мы с Тимуром и, взявшись за руки, жадно смотрим друг на друга.
Харам! Помоги мне Аллах!
Заливаюсь краской, тем самым дав своим врагам думать обо мне плохо. Ужасно плохо.
Тяжелый удар приходится по голове. У меня темнеет в глазах. Не убежать, не сориентироваться в пространстве. Тумаки летят отовсюду. Я кричу, прошу остановиться. Умоляю отца защитить. Но куда там! Он сам бьет наотмашь. Затем еще несколько сильных ударов сбивают меня с ног. Прикрываю лицо и голову руками. Но бесполезно. По ребрам и голове стучат носки туфель. А затем кто-то наклоняется и, схватив меня за волосы, со всей силы припечатывает об мраморный пол. Айрат.
«Он убьет меня», - проносится в голове, прежде чем сознание покидает меня.
23
Я прихожу в себя в госпитале и не сразу понимаю, где нахожусь. Рядом со мной в кресле сидит как истукан бабушка Зарема. А чуть поодаль на кушетке дремлет тетя Латифа.
- Очнулась, - шепчет бабушка с облегчением. – Слава Аллаху, Амина, ты пришла в себя. Сильно же тебе досталась, девочка!
- За что, бабушка? – шепчу, вспоминая расправу. – Я ни в чем не виновата.
- Конечно, нет! – фыркает старуха. – Ты до сих пор девственница. Врачи это подтвердили. Сейчас полиция разбирается, кто мог отправить Айрату эти гнусные фотки. Подозревают сына Аиши. Но он сбежал из города.
- Тимур не мог, - мотаю я головой. В глубине души жалея, что не сбежала с ним. – Это Айрат все выдумал.
- Он раскаивается, Амина, - усмехнувшись, присоединяется к беседе сонная Латифа. – К тебе еще придет делегация. Нур. Мурат. Будут уговаривать отказаться от претензий. Нашим чудесным родственникам, сотворившим с тобой такое, грозит тюремное заключение и штраф. Чтобы там ни сотворил Тимур или кто-то другой, но били тебя они.
- Пожалуйста, - умоляю я, размазывая по лицу слезы. – Не выдавайте им меня! Я все подпишу! Только позвольте мне остаться с вами!
- Я бы рада, Амина, - вместе со мной плачет бабка. – Но никто не позволит. Твоя семья имеет право потребовать твоей выдачи. А перед законом мы бессильны.
- Лучше б убили, - тяжело вздыхаю, понимая, что как только вернусь в дом, превращусь в рабыню для Нур и других домочадцев. – Я не хочу возвращаться. Помогите мне, прошу вас!
- Твой отец, Амина, очень расстроен, - всхлипывает бабушка.
- У меня нет отца, - обрываю я. – Он даже не пожелал меня защитить. Лучше жить среди чужих людей и иноверцев, чем рядом с теми, кто пытался меня убить. Кто не дал ни малейшего шанса для оправданий…
- Возможно, ты права, девочка, - кивает бабка. – Я бы точно не простила такой жестокости. Но куда бы ты ни поехала, отец тебя везде найдет. И Айрат тоже. Лучше решить все миром.
- Не я начала первая, - вздыхаю упрямо. – Если откажетесь, я пойму. Но и отсюда сбегу.
- Пропадешь без денег и документов, - шепчет горестно тетя Латифа и внимательно смотрит на свекровь. – Только вы можете помочь Амине, уважаемая Зарема. Только вас послушает Мурат.
- Я не могу выйти из этой комнаты, пока мы не поймем, как сможем помочь моей внучке. Мурат и его сыновья только и ждут, чтобы ворваться в палату. А там я не знаю, что в головах у этих пособников иблисов. Как будто не я родила Мурата, а драная коза!
- Вы меня охраняете, бабушка, - шепчу я, улыбаясь. – Храни вас Аллах!
- Да, - отмахивается старуха. – Пока я рядом, тебя никто не тронет.
- Мурат не пойдет против матери, - вздыхает Латифа. – Но он считает себя оскорбленным. Айрат - тем более. Амина права, матушка. Ей лучше уехать…
- Куда, Латифа? Куда? Ее же везде найдут!
- А если к маме? – превозмогая боль, спрашиваю я. Ни на что не надеюсь. Но это мой единственный шанс остаться человеком.
- Там тебя Мурат будет искать в первую очередь, - вздыхает Латифа и, заметив, как мрачнеет от боли мое лицо, заявляет решительно. – Нужно позвать врача. Пусть назначит сильное обезболивающее.
Как только она выскакивает из палаты, бабка наклоняется ко мне и, окинув мудрым проницательным взглядом, шепчет.
- Езжай в Россию, девочка. Но только сразу не вздумай искать Ларису.
- Адрес? – бормочу я, чувствуя, как начинает ломить все тело.
- У меня есть. Твои документы я постараюсь забрать у Мурата.
- Он не отдаст… - шепчу я. – Нет никакой надежды…
- Мой старший сын почитает меня и не посмеет ослушаться, - скупо улыбается бабка. -Только нужно действовать скрытно. Никому ничего не говори. В наш план посвятим только Латифу и Искандера. Без них не справимся, - еле слышно вещает она и осекается на полуслове, когда в палату входит доктор и кто-то из персонала.
Тонкая игла почти неслышно входит в чуть заметную вену, выдавая мне пропуск в мир иллюзий. Боль отступает, глаза закрываются. И вот я уже лечу на карусели, раскачиваясь на длинных цепочках. А сзади едут отец и Айрат. Но пока карусель движется, им меня не поймать. Не поймать.
24
«Сотрясение мозга, множественные гематомы», - такой вердикт выносят врачи.
- Слава Аллаху, хоть жива осталась, - квохчет надо мной бабушка, но категорически отказывается дать зеркало.
- Ну, где я его тебе возьму? – ворчит добродушно.
Я могу лишь догадываться о своем состоянии. Лицо, скорее всего, похоже на один большой синяк, равно как и тело. И душа. Трудно смириться с мыслью, что все родные, кроме бабушки и Латифы, восстали против меня. Не защитили, не дали мне оправдаться. Сразу вынесли приговор и привели его в исполнение. Я стараюсь не думать об Айрате и Нур. Чужие, в сущности, люди. Но мой отец, считающий себя аристократом и европейцем. Как он мог позволить другим вершить самосуд? Да еще и сам бил, не таясь. Хочется заплакать от безысходности. Вот только слез нет. И от произошедшего нужно криком кричать, а не плакать.
Домой возвращаться нельзя. Там меня ждет смерть или пожизненное заключение. Я читала о жизни в Саудовской Аравии, когда за простую улыбку или за пару ничего не значащих фраз девушек убивали. Читала и тихо радовалась, что живу в цивилизованной стране, где каждая жизнь представляет ценность. Всхлипываю и даже хочу разреветься, но не могу. Горький ком стоит в горле, внутри все ноет от обреченности. Легко сказать «я поеду к маме», но кто ждет меня там, в России? В холодном и промозглом Петербурге? Женщина, которая сама же вручила меня отцу? И чем она лучше него?
Голова идет кругом от безнадеги и постоянной боли. Под действием препаратов мне становится лучше. Но все равно качает из стороны в сторону, стоит мне только встать с постели. Врачи не пускают ко мне полицию, говоря, что я еще не в состоянии давать показания. Через пару дней в палату приходит следователь, но я даже имени своего назвать не могу. Лежу как овощ и смотрю на него заплывшими глазками.
- Мы накажем всех, кто сотворил с вами такое, - напыщенно заявляет он. - Здесь свободная страна, а не какой-нибудь Сомали.
Следователь кивнул на прощание, а я его даже взмахом руки не смогла удостоить.
- Спи, набирайся сил, - постоянно повторяет мне бабушка. И я послушно закрываю веки и почти сразу же проваливаюсь в глубокий сон, дарящий мне покой и безмятежность. Иногда сквозь дрему мне чудится голос отца. Я вздрагиваю и тут же слышу бабушкино ворчание «Говори тише, Мурат. Ты ее пугаешь!». Обычно после бабушкиных замечаний в палате слышатся шаги, и хлопает дверь. Отец уходит. А я, открыв глаза, не понимаю, приснился мне разговор или отец действительно приходил. Спрашивать бабушку бессмысленно. Старая лиса никогда не скажет, если не захочет. Я с любовью смотрю на пожилую женщину, в одночасье ставшую мне единственной опорой. Прекрасно понимаю, что, не окажи она поддержку, Латифа с Искандером не решились бы в открытую выступить против отца. Да и кто посмеет укусить руку дающего. Бабушка же ничем не рискует. Папа очень привязан к матери и почитает ее как самого важного человека на Земле. А бабушка этим пользуется.