Жаркие летние ночи

– Ваши девки сами на меня вешаются. Если им с вами не интересно, это не моя проблема, – парировал Костя, рефлекторно приняв более устойчивую позу – что-то ему подсказывало, что деревенские "помогут" ему в любом случае.

По ним было видно, что ту самую бутылку невнятной жижи они уже распили, разогнав кровь в собственных жилах.

– Борзый, ты, Москва. Борзый и смазливый. А у нас ни тех, ни других не любят, – сказал Витя, сплюнув себе под ноги и расплылся в противной улыбке. – Но ты не переживай. Мы тебе поможем. Морду поправим, заодно и борзости поубавится. Да, пацаны?

– Это мы завсегда! Без проблем! – отозвался нестройных хор голосов.

Костя переводил взгляд с одного на другого, руки сами собой сжались в кулаки. Не то, чтобы он был частым участником уличных драк, да и любых других, но постоять за себя умел – отец позаботился. И пасовать просто так, пусть его сейчас и собирались избивать пятеро, он не собирался. Только Полароид с плеча снял и осторожно положил на низкий внешний подоконник, выбрав местечко почище.

Как Костя и предполагал, никакой дуэли и быть не могло. Навалились все разом, и поначалу ему удалось уклониться от летящего в лицо кулака, и самому атаковать, но потом все смешалось. Какое-то время он стоял на ногах, отбиваясь и раздавая затрещины, но потом кто-то пнул его под колени и он упал. Сцепились, кажется, с Витей, покатились по земле, и неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы не подоспел местный участковый. То ли звезды так сошлись, то ли девки позвали, но драку по итогу разняли.

Костя поднялся, из разбитого носа и губ лилась кровь, но он просто так не сдался. Все пятеро щеголяли кто ссадинами, кто синяками. Витя держался за ребра и утирал с лица кровь вперемешку с соплями.

– Почему я не удивлен, – сказал участковый, оглядывая компанию. – Прошу в отделение, товарищи. Шагом марш.

Вздохнув, Костя снял с пояса клетчатую рубашку, которая перекочевала туда во время танцев, и утерся ею – все равно больше было нечем.

Деревенская гоп-компания уже пыталась уболтать участкового, а Костя молча шел следом за ними, одной рукой придерживая рубашку, а другой Полароид. Ему пришло в голову, что сивуха-таки сыграла ему на руку – координации бойцам явно не доставало.

Идти было не далеко – пункт милиции находился практически в том же здании, что и клуб – в небольшой пристройке к нему, и даже был оборудован клеткой для временного содержания для особо буйных. Бывать в нем Косте, конечно, не приходилось, но он помнил, как еще в прежние времена дед с бабушкой обсуждали, как муж некоей Степановны опять ночевал в той самой клетке после очередного пьяного дебоша.

Кабинет дополнял абсолютно пустой письменный стол, кондовый сейф с облупившейся традиционно зеленой краской, и графин с водой на нем.

– Берем двойные листочки, пишем чистосердечное, все как обычно, – сказал участковый, когда все они разместились в кабинете. Кто-то пытался договориться, кто-то канючил, кто-то сопел и принялся покорно писать, что произошло. Наконец, участковый посмотрел на Костю и прищурился.

– Ты что ли внук Пантелеймоновых? Не успел приехать, уже нашел приключения себе на жо.. кхм..голову? – спросил милиционер.

– Они сами меня нашли… – Костя покосился на деревенских, – приключения ваши.

Свой листочек он тоже придвинул и стал писать, как все было, утаивать ему было нечего.

Участковый, лысеющий мужчина лет сорока, приподнялся и потянул носом.

– Не забудьте написать, что, когда и сколько употребляли, – посоветовал он.

– Я не пил! – тут же сказал Костя, совершенно не желая добавлять себе отягчающих обстоятельств.

Легковерным участковый не был, так что подошел к Косте и наклонился.

– Дыхни, – велел он, и Костя послушно подышал в его направлении. Сивухой не пахло.

– Понятно, вопросов нет, жертва нападения, – сказал он. В отделение вдруг вломилась толпа девчонок.

– Товарищ сержант, мы можем дать свидетельские эти самые… – самая бойкая забыла слово. – Ну короче, рассказать, че там как было, если надо.

– Так, спокойно, барышни! – участковый поднял руку вверх. – Базар не устраиваем. Что, примчались хахалей своих отмазывать?

Этих парней и девушек он знал с самого их детства и искренне считал, что некоторым из них меры принудительного воздействия пошли бы на пользу. И ему не хотелось, чтобы вся компания объединилась против москвича.

– Ну, вообще, мы пришли сказать, что не московский пацанчик драку начал, – сказала еще одна. – Так что он тут, правда, не виноват.

Дело приняло интересный оборот, в итоге разбирательство затянулось до глубокой ночи. Точнее, до раннего утра – когда Костя вышел из отделения, уже занимался рассвет.

Голова у него раскалывалась, и после драки, и после галдежа, который время от времени вспыхивал во время дознания – женская и мужская стороны деревенской молодежи припомнили друг другу все прегрешения. В итоге сержанту даже пришлось пригрозить парням, что без разбирательств составит протоколы на всю компанию, если у кого-то из девушек после всех этих событий появятся следы побоев.

– Эй, Москва, ты заглядывай на танцы-то, – рядом с закурившим на углу отделения Костей появилась одна из его защитниц, вроде, Светлана.

Правда, по тому, как она нападала на одного из парней, Костя понял, что ей важнее не его защитить, а своего хахаля, как выразился участковый, уесть. В том же была и причина приглашения, как ему казалось.

Костя не ответил ей, только неопределенно махнул рукой и двинулся в сторону дома. На танцы он, естественно, больше ходить не собирался. Настроение у него было испорчено, он вдруг особенно сильно осознал, как выделяется на общем фоне, а опускаться до уровня деревенской шпаны он не собирался.

Потихоньку вернувшись домой, он дал себя обнюхать встрепенувшемуся было Полкану и пошел отмываться от засохшей крови, стараясь не сильно греметь умывальником. Рубашку тоже пришлось замочить в холодной воде, ее было банально жалко. Зеркало отразило начавшую опухать бровь, отек, переползающий на левый глаз, расквашенные губы. Одно радовало – нос ему сломать не успели.

Голова трещала, так что он потихоньку шуровал в аптечке, пытаясь найти обезболивающее. Разжившись таблеткой цитрамона, он поднялся к себе наверх и попытался уснуть, а проснулся через несколько часов, когда хлопнули калиткой, и Костя услышал бодрый голос участкового. Ему вообще что ли сон не нужен был?

– Товарищ сержант, утречко доброе! Чегой-та вы к нам? – услышал он деда и понял, что сейчас события ночи станут достоянием общественности. Если уже не стали, учитывая скорость распространения новостей по деревне.

– И вам не хворать, Дмитрий Петрович, – поздоровался участковый. – Да вот, к внуку вашему пришел. Слыхали, чего наши лихачи вечером вчера отчебучили.

Ответа деда Костя не услышал, но понял, что тот еще не знает, судя по тому, что сержант начал обстоятельный рассказ. При этом они переместились на веранду, где бабушка сделала им чай, сладости всякие выставила. Костя понял это по доносящимся до его мансарды звукам.

– Вот я и хотел попросить вашего внука, чтобы он заявление написал на удальцов наших, – завершил свой рассказ участковый.

Вздохнув, Костя поднялся и стал натягивать шорты, рассматривая свою колоритную физиономию в небольшом зеркале. С одной стороны, участкового он понимал, а с другой, ощутил себя какой-то разменной монетой. Света вон вчера хотела им воспользоваться, чтобы ревность вызвать, участковый – чтобы призвать нарушителей к порядку.

– Как будто других методов нет, в самом деле, – ворчливо поделился он с Семеном, покачивавшим толстым пушистым хвостом из-под тюля на окне.

– Батюшки, Костя! – Бабуля схватилась за сердце, когда увидела внука, спустившегося на веранду. – Да как же так, миленький?

– Все окей, ба, уже не болит, – соврал Костя, но расстраивать бабушку еще сильнее не хотел. Дед тоже присвистнул, увидев его закрывшийся глаз.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».