Эдгар По в России

…Эдгар пришел в себя от того, что кто-то касался его лба чем-то холодным.

— Очнулся, — участливо проговорил мистер Шин, выжимая тряпку в тазик. — Слава те господи!

— Что со мной? — попытался спросить юноша, но губы были словно чужими. Приподняв голову, Эдгар попытался осмотреться, но подвели глаза — в них словно бы насыпали песка. Шелест выжимаемой тряпки показался ему шумом водопада, капли, бьющиеся о поверхность воды — грохотом прибоя, бьющим прямо в ухо.

— Обморок у вас был, молодой человек. Побледнели, на пол свалились. Эх, а я-то, старый дурак, вам еще и виски налил. Но кто бы знал?

— Где я?

— Так у меня дома, где же еще? Или вы решили, что в лавке? Так у меня дома книг не меньше, чем в лавке. Дом большой, но книг все равно больше, некуда ставить. Все, что продать не удается, сюда тащу.

Пожалуй, если бы Богдан Фаддеевич не сказал, что вокруг стоят и лежат книги, юноша бы не заметил. Теперь же, глаза словно бы обрели четкость и Эдгар сумел рассмотреть небольшой прикроватный стол, креслице, а вокруг все заставлено книгами. Книги на полках, книги на подоконнике, стопки книг на полу, а те, что грудились по углам, напоминали колонны. Не рухнуло бы это богатство, да не погребло бы под собой хозяина, вкупе с гостями.

Заботливо поправляя подушку, старый книжник поинтересовался:

— Падучая у вас давно приключилась?

— Падучая? — не понял Эдгар.

— Mal sacre, — уточнил Шин, но, видя, что речь благородных римлян ускользает от внимания юноши, пояснил: — Mal sacre, по латыни означает: "священная болезнь". Если по-научному, то эпилепсия.

— Эпилепсия? — растерянно переспросил По. — Не может быть!

Эпилепсией страдал один из его шотландских кузенов — как там его? Неважно, зато Эдгар помнил, как припадок выглядит со стороны — тело сотрясается в судорогах, бьется, а изо рта течет пена, язык высунут. Бр-рр.

— Все однажды бывает впервые, — вздохнул старик. — Не вы первый, не вы последний. Главное, чтобы рядом кто-нибудь был, чтобы зубы вам разжал и палку промеж них вставил. Ну, можно еще тряпку свернуть. Не видел, чтобы кто-то себе язык откусил — врать не стану, но прикусить можно. Эпилепсия, как говорят ученые-медикусы, проистекает из-за испуга, удара по голове, нервного истощения. Так что выбирайте, откуда она с вами приключилась…

Из чего выбирать? Испуги, страхи — сколько угодно, нервы ни к черту. Разве что ударов по голове не было. Хотя… Что-то там такое было. Кажется, лет в девять упал с изгороди, полежал немного — даже не понял, терял ли сознание? Дома об этом не говорил, боялся огорчить миссис Фрэнсис и услышать очередную отповедь от мистера Аллана. Подождите-ка, подождите, а совсем недавно, в кабаке? Осознав, что все причины наличествуют, Эдгар печально спросил:

— И что теперь мне делать?

— А ничего, — усмехнулся старик. — Не лечат такую болезнь. Я с докторами говорил, книги читал, но никто не может понять, отчего и почему она берется. Иной раз и причин никаких не нужно. Живет себе человек жизнью и живет. А потом вдруг ни с того, ни с сего, напрягается, бледнеет, валится в обморок и корчится в судорогах. Полежит час-другой, в себя придет, и опять как новенький. Греки с римлянами эпилепсию не болезнью считали, а даром богов. Дескать, душа с богами разговаривает.

— Читал, что припадки были у Ганнибала, у Юлия Цезаря, — начал вспоминать Эдгар, слегка успокоившись.

— Вот-вот, — обрадовался Шин. — Прибавьте сюда еще Александра Македонского и Петра Великого. Компания, я вам скажу, неплохая.

— И у Петра? — слегка удивился юноша. Но чему удивляться? Как же в России, да обойтись без Петра? Нахмурившись, поинтересовался: — А лорд Байрон?

— И он тоже, — авторитетно заверил Богдан Фаддеевич. — У лорда не только нога хромала, но еще и приступы были. Да, коли о Байроне заговорили… — спохватился Шин и отошел от постели.

Эдгар решил, что продавец книг сообщит, что последняя поэма лорда, о которой он позабыл, ушла в чужие руки (господину Шину нужно зарабатывать — он же книготорговец), приготовился сказать, что ему решительно все равно, но старик вернулся, взбалтывая что-то в высоком бокале.

— Вот, по рецепту Байрона составлено.

Эдгар посмотрел на содержимое — нечто беловато-желтое, напоминавшее детство, потянулся к бокалу, но поднять руки не сумел. Навалившаяся слабость впечатала голову в подушку, а руки отказались подчиняться (впору бы написать "стали каменными", но не хочется злоупотреблять штампами). Старик, правильно оценивший ситуацию, перелил "зелье" в поильник.

— Старый дурак — сразу не догадался, — снова посетовал мистер Шин, прикладывая носик к губам больного.

Глоток за глотком Эдгар выпил. Почмокав губами, вытаращил глаза:

— Здесь молоко с яйцом, а у Байрона…

— Завтрак лорда Байрона — крепкий чай, смешанный со взбитым яйцом. Я пробовал — гадость несусветная. Уж лучше сырые яйца и чай отдельно употреблять. Стал я делать яйцо с молоком — гораздо вкуснее. Получается омлет, только сырой. Но сырой омлет — некрасиво звучит. Гораздо лучше — завтрак Байрона! Можно бы яйцо с ликером смешать, но вам теперь ни ликера, ни вина, тем паче виски, пить нежелательно. Да что там, нежелательно — категорически нельзя!

— У моего… — задумался Эдгар, не зная — можно ли называть кузеном племянника мистера Аллена? Не решил, зато вспомнил имя страдальца: — У моего родича Джеймса тоже бывали приступы, так наш доктор прописал ему регулярно пить коньяк.

— Ох уж эти доктора, — рассмеялся Шин. — Если бы я докторов слушал — уже бы раз двадцать помер. А вот живехонек! Впрочем, молодой человек, вам выбирать. Государь наш, Петр Алексеевич, как сейчас помню — после припадка стакан водки выпивал да крякал. Но Петр Алексеевич — случай особый, простому человеку непонятный. Но мой вам совет — ни виски, ни вина — ни капли.

От принятого "завтрака Байрона" стало лучше. И кажется, прояснилась голова. Более того, у Эдгара начался приступ голода — яростного, волчьего.

— Мистер Шин, мне очень стыдно… Но нет ли у вас чего-то еще? Очень есть хочется.

— О, значит оживаете, — обрадовался старик. — Если больной идет на поправку — он хочет есть! Сейчас прикажу куриный бульон сварить. Вам, молодой человек, много нельзя — бульончик, сухарики. Пусть ваш желудок постепенно привыкает. Завтра можно что-нибудь посытнее, побольше.

После бульона и сухариков Эдгар снова почувствовал себя человеком. Осознал, что лежит он не просто так — в чистой ночной рубахе, на чистейшем белье. А на правой руке что-то не так… мешает. Да, повязка, закрывавшая сбитые до крови пальцы.

Наутро Эдгару По захотелось правильной американской еды — куска жареного мяса, уложенного на гору жареного картофеля, обильно политого томатным соусом, но после "завтрака Байрона" он получил рисовую кашу — вкуснейшую кашу, сваренную с медом и изюмом. Показалось, что от такой еды вернулись растраченные силы. Но старый Шин, взявший на себя обязанности сиделки, врача, а еще и любящего дедушки, отпускать американца не спешил. Видимо, старик еще не до конца растратил нежность и потребность заботиться о ком-то.

Старый книжник озаботился, чтобы вещи американца были доставлены из гостиницы, приведены в порядок — всё, что требовалось почистить — почищено, а нуждающееся в стирке — выстирано. Откуда-то появились накрахмаленные воротнички, теплые носки и чистые носовые платки. Книготорговец даже рассчитался с хозяином, и тот отчего-то взял гораздо меньше.

Эдгару же было решительно все равно, где ему жить. Он понимал одно — как только окрепнет и встанет на ноги, следует возвращаться домой. Он еще не знал, как будет возвращаться и где возьмет деньги, чтобы оплатить билеты. Это неважно. Главное, что возвращаться необходимо. Оставаться в России нельзя. В голове роилось множество тем, а заветная тетрадочка — подарок приемной матери, распухла от карандаша и уже не вмещает новых записей. Пора приводить в порядок эскизы стихов, наброски рассказов. Но сделать это он сможет только в Бостоне, Ричмонде. Вот только, как же быть теперь с тем домом, где спрятана жуткая коллекция доктора? Рассказать обо всем властям? Посоветоваться с мистером Шином? Или оставить все как есть и уехать? (Образ и даже имя женщины, которую он встретил и потерял, юноша старался гнать прочь из головы, пытаясь думать о чем-то другом. Не получалось…)