Эдгар По в России

— А на самом деле?

— Чтобы стать англичанином, надо им родиться, — небрежно ответил Ишервуд, слегка зевая. — Туземцу никогда не стать похожим на британца. Но у вас, молодой человек, британо-шотландские корни. Аллан — шотландская фамилия?

— Это фамилия моего опекуна, — признался Эдгар, слегка покраснев. — Он родом из Шотландии.

— Прекрасно, — одобрил доктор. — Обожаю шотландских поэтов.

— Я тоже, — радостно подхватил По. — Я сам несколько лет жил в Шотландии, в Эршире.

— Вот как, — заинтересовался доктор. — В графстве Эршир? Не в Ирвине ли?

— Именно там, — кивнул Эдгар. — Мы прожили там пять лет, потому что у моего опекуна были торговые дела в Ирвине. Я пять лет учился в местной школе.

— Ирвин… — в который раз вздохнул доктор. — Прекрасный город, море.

— И старинный мост, — добавил Эдгар, вспоминая, как он стоял и смотрел на корабли, выходящие из реки в море.

— Я учился в Эдинбурге, — сообщил доктор. — А в Ирвине живет… жила моя бабушка. Она была англичанкой, но очень любила все шотландское. Когда я навещал ее, спрашивала — почему я не ношу килт?

— Я сам, пока жил в Шотландии, видел килт всего два или три раза, — задумчиво произнес Эдгар. — Странно…

— Килты были запрещены почти сорок лет, — сообщил доктор. — Их носили лишь горцы, потому что в горах трудно уследить, что носит человек — штаны или юбку. Ну, а когда их вновь разрешили, большинство шотландцев поняло, что брюки удобнее.

— А зачем было нужно запрещать килты? — не понял Эдгар. — Они кому-то помешали?

— Шотландцы выступали против законной власти. Поэтому им запретили иметь оружие и все, что с ним связано.

— Мне кажется, это довольно глупо, — покачал головой Эдгар.

— Запрет на ношение исходил от Королевского суда, — высокомерно отозвался Ишервуд.

Эдгар не понял — что имел в виду доктор, но снобизм англичанина начал его раздражать. Чтобы не вспылить, решил перевести разговор на другое.

— Мистер Ишервуд, как я понял, вы увлекаетесь поэзией. Не подскажете, кто в России сейчас самый влиятельный поэт?

— Самый влиятельный — господин Жуковский, — пожал плечами Ишервуд. — Он назначен учителем наследника престола, награжден орденами. С его мнением считается император и, соответственно, вынуждены считаться и все остальные. Конечно же, если Жуковский такой влиятельный вельможа, он может позволить себе хобби. Неважно, будут ли это стихи или коллекционирование старых камней.

— Нет, я имел в виду другое, — смутился По. — Я имею ввиду литературное влияние. Если, скажем, уместно такое сравнение — кого можно назвать русским Байроном?

Ишервуд посмотрел на юношу и затрясся от смеха.

— Откуда в России возьмутся Байроны? Невежественная страна, глупый народ. Моя кухарка до сих пор не может понять, что мясо следует жарить с кровью. Хаггис она называет "няней", а пудинг — запеканкой! Я живу в России уже двадцать лет. Все эти двадцать лет два раза в месяц я хожу покупать сигары в одну и ту же табачную лавку. Заметьте — хозяин не удосужился выучить ни одного слова по-английски!

— Но такого не может быть, чтобы в России не было литераторов, — не унимался По. — Вы сами мне говорили, что в России уважают поэтов. Помните, когда мы плыли с вами из Кронштадта? Ну, пишут же в газетах, наконец.

— Я не читаю русских газет, — отрезал доктор. — А про уважение к поэтам я говорил исключительно со слов своих русских знакомых. Мне вполне хватает Шекспира и Поупа, Байрона, наконец. Байрон был гений, которого невозможно превзойти! Все говорят о лорде Байроне — в Британии, во Франции, в Пруссии. Я уже начал привыкать, что о нем говорят и в невежественной России, но если о нем заговорили в Новом Свете, то это уже помешательство. Любой лентяй говорит о преследующем его роке, вместо того чтобы заняться достойным делом!

— Вы считаете, что представителям других национальностей писать стихи не следует? — процедил Эдгар сквозь зубы, осматривая кружку. Кажется, там оставалось еще изрядное количество пива…

— Не только стихи, но и прозу. Зачем американцам писать книги, если их проще везти из Англии? Всего каких-то сорок дней — и вы получаете настоящий шедевр — вместо дурных романов о жизни индейцев.

Я не жалею, что оскорбил доктора. Единственное, чего мне жаль, так это само пиво, которое следовало допить, а не плескать в его самодовольную физиономию. В лицо доктора можно было запустить и кружкой — она довольно массивна, вряд ли бы разбилась. Но что уж теперь… Пиво пролито, дверь в Английский клуб для меня закрыта. Осознаю, что в чем-то Ишервуд прав. Зачем американцам писать романы, да еще и посвящать их своей родине? У нас, в Америке, нет почвы для написания книг. Исторический материал скуден. Нет старинных замков, в которых столетия подряд томятся призраки прекрасных дам или их палачей; нет безумных поступков; безрассудства, дающего пример для горячих сердец. О чем же писать?! Об английских каторжниках, сосланных в Новый Свет? О гугенотах, вынужденных покидать Францию после отмены Нантского эдикта? Это вам не рыцари, идущие на подвиги ради Прекрасной Дамы или, в крайнем случае, на освобождение Гроба Господня от сарацин. Это всего-навсего люди, желающие спасти свои никчемные жизни или желающие обрести богатство.

Сегодня в Европе превозносят романы Джеймса Фенимора Купера. Его издают в Лондоне, Париже. Думаю, причина такой популярности — любопытство европейцев, в большей степени — англичан, в отношении их бывшей колонии. Персонажи мистера Купера — картоны. Описание природы — неправдоподобны, а диалоги героев приторны до смешного. Его индейцев легко отыскать в любом второразрядном романе. Простая подмена, когда седовласого благородного герцога превращают в благородного лысого индейца! А Ункас, юный герой, он же — последний из могикан? Этот индеец словно бы вышел из школы для проповедников! Мне приходилось видеть индейцев наяву, а не на страницах книг, чтобы сказать о том, что этот персонаж нереален!

Когда интерес европейцев к Америке иссякнет, то иссякнет и их интерес к Куперу. Что же тогда останется? Останется Америка. Останутся ее идеи.

Но что такое Америка? Я не знаю, когда я вернусь домой и вернусь ли вообще. Но знаю одно, что будь то в Бостоне, будь то в Ричмонде, за это время мало что изменится. Мои соотечественники будут гоняться за деньгами, а по улицам будут бродить свиньи, в грязи будут копошиться пьяные индейцы, столь любимые мистером Купером.

Идеи американского общества — это идеи, высказанные в свинарнике и разнесенные по свету.

Истина не всегда лежит на дне колодца. Иногда нужно посмотреть вверх. Почему я должен соответствовать представлениям об американской литературе? Почему я должен добиться славы, как американец? Как известно, местная слава приходит с большим опозданием. Да и нужна ли мне слава в Америке? Зачем терять время, покоряя литературный Олимп жалкой страны? На мой взгляд, нет ни американской литературы, ни английской, ни французской. Есть одна только — ВЕЛИКАЯ ЛИТЕРАТУРА!

P.S.

Я нашел в европейских — прежде всего французских, газетах сведения о русских поэтах. Встретил там имена уже известного мне Жуковского, нашел Гнедича — переводчика "Илиады" и другие. Пишут, что самым лучшим русским поэтом, кто мог бы сравниться с Байроном, был Николай Веневитинов (или Веневитинов?). Однако поэт скончался в двадцать два года, а на освободившийся пьедестал взошел Александр Пускин. Или Пушкин? Хозяин книжной лавки г-н Шин сообщил, что адрес Пушкина можно узнать в адресной книге. Книга была где-то в его лавке, но вот беда — не сыскать, потому что погребена под завалами более нужных книг. Говорит, что адресные книги обязаны быть в любой гостинице. Непременно поинтересуюсь у хозяина.

P.P.S.

Забавно, но мой хозяин знает адрес мистера Пушкина (да, именно так) без всякой адресной книги. Что это такое? Уважение и почитание к Пушкину со стороны обычных обывателей, или же в России так мало поэтов, что их знают не только по именам, но и по адресам?