Страница 4 из 7
Как-то раз, когда я наблюдал за огнем, ко мне подбежал глухонемой Виталик – юродивый маленький мужичок лет сорока, как Герасим, только Герасим был сильный и большой, а Виталик – маленький и жалкий.
– М-м, му, му, му, – мычал он, размахивая руками, жестикулируя и показывая на пламя, видимо, рассказывая какую-то волнующую историю.
– Ого. Правда? Ничего себе, – говорю.
Ничего из его мычания я, конечно, не понял.
Начальник открыл маленькую дверь в огромный ангар.
– Ох, сюда мы лет пять уже не заходили. Вот вы там первые и будете.
Я слышал, что когда люди только начинали исследовать египетские гробницы, их, дураков, спустя какое-то время начала косить смертельная хворь. Винили, конечно, проклятия фараонов, в чьи погребения забрались без спроса, а на самом деле там тысячелетиями жила злая плесень, которая попала в легкие исследователей, из-за чего бесславно окончились их далеко не бессмысленные жизни. Моя-то жизнь будет проще, чем у них, но есть вероятность, что и я из этого ангара не выйду. Сдохнем мы от пыли и плесени, что здесь годами жила и поедала дерево, и положат нас в гробы местного производства, и, что самое страшное, в школу в сентябре мы уже не пойдем. А насколько я знаю свою учительницу по математике Наталью Геннадьевну, такая причина для нее не является уважительной.
А ведь я уже начал планировать начать учиться так хорошо, чтобы вообще больше никогда руками не работать. Перестать прогуливать, перестать исправлять двойки в дневнике и вырывать страницы из тетради. Алгебру я буду учить, клянусь. Лишь бы только не работать на заводе или промоутером, не таскать бревна с детьми божьими Андреем и Пашей, не мыть машину отца, а если мыть, то просто так, а не за деньги. И уж точно не рвать траву для кроликов. Хочу носить форму и даже рубашку буду в брюки заправлять, клянусь, лишь бы не эту спецодежду вонючую.
В ангаре загорелись лампы над потолком. Внутри наваленные горы ДСП – древесно-стружечных плит. Гора плит была с меня ростом.
– Мальчики, нужно, чтобы вы все это разломали, вынесли отсюда, освободили ангар и свезли на сожжение.
Начальник выдал нам две большие кувалды и перчатки – такие, с пупырышками на ладонях, чтобы не скользили. Но они обычно все равно скользят, и приходится работать голыми руками. Если бы через полчаса кто-нибудь зашел на этот склад, то ничего не смог бы разглядеть через густые облака древесной пыли, а если бы и смог, то увидел двух скачущих по горам ДСП парней, под музыку крушащих кувалдами доски. У меня, например, в наушниках играл Slipknot, чтобы работать с большей злостью. И потом бы этот человек запер за собой дверь и больше никогда сюда не возвращался.
По дороге на вторую работу я встречал и других промоутеров – таких же ребят, как я. Несчастные глупые распространители рекламы кофеен, пиццерий, колбасных магазинов и сетей бытовой техники протягивают свои бумажки и натужно улыбаются. Кто-то глуп настолько, что даже улыбается искренне, прыгает перед прохожими. Я беру бумажки у каждого из них в знак солидарности. А потом, конечно, выбрасываю их в ту же переполненную урну, как и все.
К концу августа я надел оранжевую футболку в последний раз и раздал последнюю пачку флаеров. Это был бесконечно долгий день, день зарплаты. Что я куплю на эти деньги? Может, куплю новый ноутбук. Может, одежду или телефон. Я мысленно складывал купюру к купюре. К вечеру я спустился в бар за получкой.
– Так, по нашей таблице, – протянул рыжий менеджер с бородкой, – мы должны тебе 5400 рублей.
– Не понял, – говорю, – там же тысяч восемь набежало.
– Прости, мне жаль, но денег на промоутеров пришло меньше, чем полагалось, а промоутеров, наоборот, больше.
Он виновато улыбнулся. Знал, что я у них даже не прописан по документам. Меня в очередной раз наебали.
Последний день на заводе был солнечным, но долгим. Время тянулось невыносимо. Задание дали простое, символическое: подмести пол в пропахших лаком мастерских да перетащить ящики из одного помещения в другое. Даже испачкаться не успели. Потом мы долго болтались без дела, а после присоединились к обеду других работников. Не поесть – просто попрощаться. Ели они за неотесанным столом в своей подсобке, которая служила и раздевалкой, и обеденной комнатой. Здесь, как и везде, пахло потом и деревом.
– Блин, – говорит Андрей брату, – суп забыл разогреть.
– Ладно, времени уже нет, так пожрем.
Я смотрел, как они хлещут ледяной суп с торчащей из тарелки куриной ногой. Глухонемой Виталик сидел по правую руку от меня и жевал свою котлету. Увидев, что его пакет с колбасой и корочками хлеба слишком близко ко мне, он испуганно придвинул его к себе, чтобы я не украл.
– Ну что, Рома, – жуя куриную ногу, спросил Андрей, – че делать будешь теперь?
– Ну а что мне делать еще, в школу обратно. Я думаю, что хрен я теперь буду плохо учиться, нет. Простите, но я сюда не вернусь.
– Правильно все! Конечно, учиться надо, надо. Учеба – это, ну, важно. Вот мы с Пашей учились кое-как, и чего, и где? Этот наш Кольцов нам типа зарплату платит, а я знаешь, как это назову? Знаешь?
– Как?
– Говно! 7500 в месяц, 7500! Что на них сделаешь? И за такой труд! За газ заплати, за воду заплати, а еще «копейку» нашу постоянно ремонтировать надо, на что? Вот Паша недавно из больницы, ему бревно на ногу упало, стоит того эта работа, а? 7500! Вот ты, сколько ты тут получаешь?
– В месяц?
– Да.
– Четыре тысячи.
Я соврал, конечно. В месяц я получал три тысячи рублей. Итого шесть за два месяца. Итого 11400 вместе с другой зарплатой.
В бухгалтерии мне выдали последнюю получку, которую я бережно положил в нагрудный карман. Начальник предложил довезти меня до остановки. В первый раз я преодолевал эту дорогу на машине. В салоне пахло искусственной кожей и освежителем «Елочка».
– Ну чего, Рома, ты в каком классе сейчас?
– В девятый пойду.
– Экзамены, значит?
– Ага.
– Эх, а скоро и ЕГЭ, и университет. Чем вообще заниматься будешь, решил, куда поступать?
– Давно уже.
– И куда?
– На журналистику.
Кто же знал, что так в итоге и произойдет.
Сентябрь. Я был даже рад вернуться к школьной форме, такой приятной и чистой, и снова ходить по этим светлым коридорам. Вокруг все эти напомаженные ребята и девчонки, которые пальцем о палец в своей жизни не ударили. Полученной зарплаты и небольшой финансовой помощи хватило, чтобы купить ноутбук. Прозвенел звонок.
– Так, ребята, первое задание в этом году, – улыбнулась учительница, – просто написать, как вы провели это лето. Даю вам минут двадцать, потом вызываю к доске.
Я огляделся вокруг. Девочки были загорелые и сильно повзрослевшие. Удивительно, как человек может год не меняться, а потом преобразиться за три месяца отсутствия. У некоторых уже начала расти грудь. Через двадцать минут к доске вышла Полина – одна из самых обеспеченных детей в классе. Вся смуглая после каникул, с заплетенными в цветную косичку волосами.
– Как я провела лето. Я летала в Египет со своей лучшей подружкой Мариной. Вы ее знаете. Мы там очень вкусно кушали и много отдыхали.
От чего вы отдыхали, интересно…
– … мы катались на верблюдах, видели пирамиды, носили длинные парео…
– Что такое парео?
– Платья такие воздушные. Из еды мне особенно понравилось…
Не надо, пожалуйста.
– …крабы, свежие фрукты, разная рыба… Мы много плавали в море с аквалангами, море там такое прозрачное, видели разных рыб в этом море. Это было хорошее лето.
– Спасибо, Полина, вот и первая пятерка. Символическая, конечно. Кто еще хочет рассказать про свое лето?
Я поднимаю руку с мозолями на ладони.
Снова на заводе