Страница 8 из 20
Ни одна из радиостанций, даже французская болтовня и звуки аккордеонов, не ловилась без помех на всем пути вдоль кромки андирондакских[12] хвойных лесов, состоявших из елей и скелетоподобных лиственниц, неподвижно восстававших из серой земли; иногда впереди на дороге возникала мешанина из оленьих ног и фосфоресцирующих глаз, он замечал их с достаточно далекого расстояния, чтобы успеть ударить по тормозам и одновременно нажать на клаксон, наблюдая, как олени уходят, и тревожась о тормозных шлангах и сношенных тормозных колодках. Мимо проплывали домики величиной не больше сарая для инструментов, над их сложенными из камней печными трубами вились струйки дыма; заколоченные деревянные дома; дорожные щиты с надписями: «Воронье гнездо», «Лагерь «Час отдыха», «Убежище», «Ущелье москитов», «Прогулка в сумерках»; мосты, под которыми стремительно неслась вода; гравийные дороги, изрытые выбоинами – не более чем борозды, проложенные через гущу деревьев, извилистые, петляющие, бегущие от реки Святого Лаврентия, находящейся в тридцати милях к северу. Непривычный вид этих мест, их пустынность придавали спокойствие его дыханию. Ничто здесь не имело к нему никакого отношения, ни минувшие события, ни чувство долга, ни семья не давили на него. Угрюмая земля, влажная, как внутренняя поверхность бадьи во время дождя. Стрелка уровня топлива клонилась вниз, и он начал высматривать заправочную станцию. Чем больше он удалялся от дома, тем, казалось, свободней ему дышалось.
Поздним утром он подъехал к «ловушке для туристов»[13] «Большая сосна», расположившейся в ожидании посетителей за длинным изгибом дороги. Он умирал от голода. Четыре или пять старых легковушек и грузовиков стояли здесь, видимо, так давно, что у них спустили шины. Длинный ряд павильонов венчали вывески: «Мокасины маленького индейца», «Арахисовая невеста», «Целебные подушки», «Изделия из кожи», «Продовольственные товары», «Сувениры», «Вы отдыхаете – мы меняем вам колеса», «Закусочная», «Бездонная чашка кофе за 5 центов», «Туалет», «Подарки и новинки», «Ремонт автомобилей», «Червяк и блесна», «Туристский домик». Обзор места был наполовину закрыт, но круглая верхушка бензоколонки отражала свет, пробивавшийся сквозь красный рекламный знак нефтегазовой компании «Тидол». Парковочная площадка была бугристой, как булыжная мостовая, изрытой заполненными грязью ямами и иссеченной колеями так, что напоминала стиральную доску. Имелся тут гаражный бокс с дверью, висевшей на перекошенных петлях и процарапавшей полукруг в гравии. Возле главного здания кто-то сложил штабель пиломатериалов.
Лоял вошел. Деревянная стойка, несколько табуретов, вручную обитых красной клеенкой, три кабинки, выкрашенные в цвет апельсинной кожуры. В воздухе стоял запах сигаретного дыма. Где-то играло радио: «Стрелой пронзило сердце мне, когда расстались мы». Позади прилавка были выставлены образцы мокасин, игольниц, разноцветных перьевых метелок для пыли с ручками, вырезанными в форме елки, брезентовые чехлы для защиты автомобильных радиаторов, фетровые вымпелы, деревянные дощечки с выжженными на них шутливыми высказываниями и девизами, зеленые наклейки на бампер с надписью «Эта машина побывала в Адирондаке», на стене висели головы животных и чучела окуня, щуки и восьмифунтовой форели с квадратными хвостовыми плавниками, на березовых колодах стояли чучела медведя, лося, оленя и дикобраза, размерами превосходящего любую из представленных тут же рысей с выгнутыми спинами, над дверной притолокой грузно ползла королевская змея, и повсюду были развешаны засиженные мухами фотографии мужчин в высоких, по колено, сапогах, со своими охотничьими трофеями.
– Чем могу? – раздраженно произнес женский голос. Его обладательница – толстая женщина со светлыми волосами, разделенными на косой пробор и закрепленными на затылке черным шелковым бантом – сидела в одной из кабинок, вальяжно развалившись в пространстве, предназначенном для троих. На ней поверх домашнего платья с рисунком из морских коньков был надет серый мужской свитер. Перед ней на тарелке лежал квадратный, разрезанный по диагонали на два треугольника сэндвич с куриным салатом, с краев тарелки свешивались полоски бекона, рядом стояли кофейник и сувенирная кружка и лежал открытый журнал. Лоял разглядел заголовок: «Телеграмма пришла тогда, когда у меня были отношения одновременно с двумя».
– Я бы хотел чашку кофе и сэндвич, если у вас найдется такой же, – он указал на ее тарелку большим пальцем.
– Эт-можно, – она поднялась на ноги, он увидел выглядывавшие из-под платья мятые штанины рабочих брюк и измазанные маслянистой грязью рабочие сапоги.
– А «Большая сосна» это вы и есть?
– Почти. Довольно большая, как видите. Миссис Большая сосна. Мистер Большая сосна[14] в Тихом океане, а я здесь, отгоняю медведей от закусочной и чиню машины – насколько это возможно без запасных частей и покрышек. Хлеб поджарить?
– Хорошо бы.
Она вынула открытую миску куриного салата из большого «Сервела»[15], дверца которого вокруг ручки была обесцвечена машинным маслом, шлепнула на гриль три ломтика бекона и положила поджаривать три куска белого хлеба, потом лопаткой прижала бекон к решетке, чтобы из него вытопилось сало. Снова открыла «Сервел», захватила головку латука, как шар для боулинга, оторвала несколько листков и бросила их на разделочную доску. Перевернула бекон, перевернула хлеб, прижала лопаткой. Принесла из кабинки кофейник, налила кофе в чашку с принтом «Сувенир из андирондакской «Большой сосны». Поддела лопаткой ломтик хлеба, зажаренный до узкой черной кромки по краю корки, сбросила его на тарелку, смазала острым майонезом, положила сверху половину латука, шлепнула на него прямо посередине ковшик куриного салата, прикрыла другим тостом, уложив его точно на место, как каменщик укладывает кирпич, снова шлепнула ложку майонеза, потом остаток латука и горячий бекон. Когда последний тост оказался на своем месте, она взяла нож и взглянула на Лояла.
– Наискосок или целиком?
– Целиком.
Она коротко кивнула, приложила нож параллельно краю сэндвича и обрезала подгоревшие корки, после чего достала из холодильника двухдюймовую бутылочку сливок и со стуком выставила все на стойку перед ним.
– Прошу. Не доверяю парням, которые любят наискосок, – это по-городскому. С вас пятьдесят пять.
Он выудил мелочь из кармана, потом сел и принялся за еду, стараясь не слишком набивать рот. Она вернулась к своему журналу, он услышал, как чиркнула спичка, потом долгий выдох, потом почувствовал запах дыма. Женщина была большая, но недурная.
– Чертовски хороший сэндвич, – сказал он. – А можно еще чашечку кофе?
– Угощайтесь, – ответила она, стукнув кофейником по своему столу в кабинке. Он подошел с чашкой, и она, придерживая руку, в которой он ее держал, налила ему еще кофе. Ее пальцы коснулись его пальцев.
Господи! Он же не мылся с… Он отступил было назад, но вспомнил про бензин. Набрав полный рот кофе, попытался расслабиться. Сел за стол напротив нее и чуть склонил голову набок.
– Жалко расставаться с хорошей компанией, – сказал он, – но нужно ехать.
– Куда вы направляетесь?
– На Запад. Решил сбежать с фермы, поступить на какой-нибудь военный завод и немного заработать.
– Я бы тоже хотела. Там хорошо зарабатывают. Даже женщины, им на сборочных линиях платят столько же, сколько мужчинам. Клепальщица Роузи[16]. Но я должна торчать здесь, пока Пайни не вернется, а тут и пяти машин за день не набирается. Уж поверьте, я бы с радостью зайцем запрыгнула к вам на заднее сиденье.
– Боюсь даже подумать, что бы сделал в этом случае мистер Большая сосна. Думаю, моя голова красовалась бы вон там, на стене, рядом с чучелом скунса. – Он почувствовал, как от нее пахнуло холодной кислинкой, словно от дерна из-под камней, и она рассмеялась, одарив его взглядом, но он вынырнул из-под него, подмигнув.
12
Адиро́ ндак – горный хребет на северо-востоке штата Нью-Йорк.
13
Туристическая гостиница, магазин, ресторан с сильно завышенными ценами, место, где «доят» туристов.
14
Фамилия хозяев Piney созвучна слову «сосна» – pine.
15
Газовый холодильник. Servel – американский производитель отопительного и охлаждающего оборудования, основанный в 1922 году.
16
«Клепальщица Роузи» – картина американского художника и иллюстратора Норманна Роквелла, написанная в 1943 году. Использовалась в качестве обложки журнала The Saturday Evening Post и в виде известного военного плаката.