Почтовые открытки

– Это точно, – подхватил Уиннер. – Тонули и задыхались в грязи, а осенью плуг выкапывал их на поверхность, как какое-нибудь старое бревно.

Уиннер шутил. Индеец сидел сзади молча, прикуривая одну сигарету от другой.

К концу утра они увидели, как позади них, на юго-востоке стали собираться грозовые облака. В районе полудня Лоял заехал на заправочную станцию «Тексако» в Литтл-Фоллс.

– Полный бак? – спросил служащий, протирая лобовое стекло мокрой тряпкой. У него были слишком короткие руки, чтобы дотянуться до середины стекла, рубаха вылезла из-за пояса, обнажив волосатый живот, пересеченный грязными складками.

– Да. И проверьте масло и воду.

Лоял дал ему пятерку, но прежде чем он успел сесть за руль, моряк попросил его задержаться на минутку, открыл дверцу и вышел.

– Слушайте, я сбегаю в кафе вон там, напротив, куплю какой-нибудь жратвы. Так мы сэкономим время, сжуем по сэндвичу с ветчиной и запьем пивом прямо на ходу. Сейчас принесу. Это будет мой вклад.

Он перебежал дорогу и заскочил в кафе, выходившее витриной на улицу. На вывеске значилось «Одинокий орел», а под буквами на стекле были нарисованы орел и аэроплан, летящие на закат.

Лоял с индейцем несколько минут ждали, стоя у колонки, но когда на заправку въехал грузовик, Лоял отогнал свою машину на улицу и припарковался так, чтобы Уиннер, выйдя из кафе, их увидел. Они сидели в молчании. Спустя какое-то время индеец открыл свой чемоданчик, достал блокнот и, быстро перелистав несколько страниц, стал что-то писать.

– Какого черта он там так долго возится? Он уже полчаса покупает эти несчастные сэндвичи, – пробормотал Лоял.

Индеец перевернул страницу.

– Он слинял. Я видел, что через минуту после того, как вошел в центральную дверь, он вышел из боковой. И нырнул в улицу.

– Вы хотите сказать, что мы тут сидим его ждем, а он сбежал? Господи Иисусе, почему же вы раньше ничего не сказали?

– Я думал, что вы его тоже видели, но у вас есть свои причины стоять здесь.

Лоял вышел из машины и пересек улицу. О том, что оставил ключ в замке зажигания, вспомнил только тогда, когда был уже внутри кафе. Он тут же выскочил обратно, но машина стояла на месте и индеец по-прежнему сидел в ней на заднем сиденье. Лоял вернулся в кафе. Худой мужчина с искривленными в презрительной ухмылке губами за стойкой резал пирог. Его густые волосы были разделены слева на косой пробор почти у самого уха, остальная копна высилась на макушке а-ля Помпадур. Большие стеклянные глаза были настолько бледно-голубыми, что казались бесцветными. Он держал в руке зубчатый нож с отломленным кончиком лезвия. Под стеклянным колпаком громоздилась пирамида завернутых в целлофан сэндвичей – красные полоски ветчины, что-то серое, наверное, тунец.

– Минут пятнадцать-двадцать назад сюда входил моряк? – спросил Лоял, оборачиваясь, чтобы проверить, на месте ли машина с индейцем. – Крупный такой, грузный парень. Зовут Уиннер.

– Какой-то моряк входил, имени я не знаю, на что оно мне. И сразу вышел через другую дверь. Люди часто срезают тут дорогу. Я повесил табличку «Выхода нет», но толку никакого. Они все равно шастают. Мне это уже осточертело. Как будто шоссе проходит прямо через мое кафе, только никто ничего не покупает. Сегодня же заколочу проклятую дверь.

Лоял посмотрел в окно. Индеец продолжал сидеть в машине. Лоял решил избавиться от него при первой же возможности.

– Вот так подвозишь человека, а он сваливает, не сказав ни слова. Какого черта? Дайте мне два сэндвича. Один с ветчиной, один с тунцом.

– С тунцом нет. Есть с куриным салатом.

– Ладно. Дайте один такой, один другой. И два куска пирога. «Доктор Пеппер» есть?

Он накормит индейца, а потом избавится от него. Тогда тот на него не обидится.

Тощий вытер руки о фартук и медленно положил бутерброды в белый пакет. Куски пирога завернул в вощеную бумагу. Потом звякнул своим старым разукрашенным кассовым аппаратом, который, как подумалось Лоялу, стоял там со времен Вудро Вильсона.

– За все доллар семьдесят.

Лоял сунул руку за деньгами в правый карман брюк и в этот момент понял, почему слинял матрос Уиннер.

– Сукин сын стибрил мои деньги. Ограбил меня, черт его подери!

Тощий вынул из пакета завернутые куски пирога, сэндвичи и, не глядя на Лояла, пожал плечами.

Индеец по-прежнему сидел на заднем сиденье, опустив голову, поглощенный чтением.

Выйдя на тротуар, Лоял несколько раз обшарил все карманы в поисках толстого рулона денег – более шестисот долларов, скопленных им за зиму, весь его запас для начала новой жизни, все его дорожные деньги. Но их не было. Он сел в машину и откинулся на спинку кресла. Индеец поднял голову.

– Знаете, что он сделал? Этот матрос. Обчистил мои карманы. Сбежал со всеми моими деньгами. Должно быть, вытащил их сразу после того, как я расплатился за бензин. За эти деньги я горбатился на вонючей фабрике всю зиму.

После минутной паузы индеец сказал:

– Никогда не держите в кармане больше пятерки. Никогда не храните все деньги в одном месте.

– Ну, не такой уж я дурак. Он не все забрал. У меня в ботинке есть еще сотня, но все остальное он украл. Я мог бы год прожить на то, что он унес. – Подняв голову, он посмотрел вдоль улицы в том направлении, куда, по словам индейца, свалил Уиннер. – Во всяком случае, я знаю, где его искать. Он сказал, что едет домой, в маленькое местечко рядом с Ваденой, Лиф-Фоллс. Там живет его жена.

– Вы имеете в виду Лиф-Ривер, – уточнил индеец. – Но он не оттуда. Разве вы не слышали, как он говорит? Он не местный. Мне он сказал, что едет повидаться со своей девушкой в Северную Дакоту. Якобы она ему написала, что тяжело больна, но он подозревает, что она просто залетела, и хочет проверить. Так он сказал мне.

– Вор и брехло, – ответил Лоял. – Готов поспорить на что угодно, он и во флоте-то никогда не служил. Наверное, украл у кого-нибудь морскую форму. Если я его найду, он никогда больше никому не соврет, потому что я вырву его поганый язык. И мозги вытащу через нос. – Он завел машину и стал медленно ездить по улицам Литтл-Фоллс, останавливаясь, забегая в магазины, в бар «Черная шляпа», продуктовые лавки и спрашивая у всех, не видел ли кто моряка. Индеец сидел на заднем сиденье, переложив указательным пальцем страницу в блокноте. Становилось все жарче. Тротуары постепенно пустели, люди прятались в спасительной тени, сидели на кухонных стульях или старых кушетках, застеленных вылинявшими покрывалами.

Улицы превратились в пустые проселки. В конце короткого переулка они увидели щит с надписью «Парк Линдберг». Лоял завел машину под деревья, выключил мотор, откинул голову назад и закрыл глаза. Ноги и руки у него отекли. По лицу из-под волос на висках струился пот. Ветер дул и дул. В осиновой рощице деревья раскачивались, шипя, словно морской прибой на прибрежной гальке. Индеец запел.

– Вам это кажется забавным? – заорал на него Лоял. – Вы считаете, что человек, которого ограбили и который пытается вернуть свои деньги, – это повод для песен?

– Я пою Дружескую песнь. В ней говорится: «Небо благоволит моей песне». Я хочу быть в ладу с небом. Посмотрите вон туда. – Он указал на юго-восток, где небо потемнело, как синяк, и было испещрено лиловыми пятнами, похожими на гниль в персике. Лоял вышел из машины. Спустя минуту индеец, продолжая тихо напевать, последовал за ним. С осин срывались зеленые мокрые шелковистые листья. Индеец поймал несколько на лету, мягких, как перчаточная кожа, и растер между пальцами.

Пока они стояли, глядя на небо, амплитуда порывов ветра все возрастала. Тучи сгустились, и их изнанку начали пробивать шарики цвета дынной мякоти. Им на головы вместе с градом посыпались мелкие ветки, а в мокрой траве под ногами что-то закопошилось с упорством обреченного. Оказалось – летучая мышь, видимо, раненая, она скрежетала своими игольчатыми зубами. Град сбил ее на землю, он жалил им руки, молотил по крыше машины, как гравий.

– Поглядите туда, – сказал индеец, указывая на самую темную тучу. Из нее свисал чудовищный хобот. Послышался оглушительный рев, и они задохнулись от мощного порыва желтого воздуха.