Проклятие ДНК

– Подумаешь, театр! – отмахнулась Эльза. – А что, улики против Ромы так уж неопровержимы? Ну да, лапал он дедовы сабли – так он приходил к нам домой и бывал в его кабинете, вот отпечатки и остались! Думаете, Луиза любила деда?

– Но ведь они прожили долгое время! – неожиданно вмешалась Ольга. – Не забывай, что Карл не вчера на ней женился, а больше десяти лет назад!

– Ну да, она еще молода, а дед старел – скажешь, нет? – возразила Эльза. – Думаешь, он удовлетворял ее в постели?

– Эля! – возмутилась Ольга, но девочка только поморщилась.

– Не будь ханжой, ма! – фыркнула она. – Дед был чуть ли не в два раза старше Луизы, она ему в дочери годилась – неужели непонятно, что рано или поздно она стала бы искать приключений на стороне?!

– Тебе что-то об этом известно? – спросил Логинов, почувствовав, что, возможно, в деле наметился прорыв.

– Мне? – растерялась школьница. – Да нет, не то чтобы… Это скорее предположение, понимаете?

– Никогда не говори того, в чем не уверена! – назидательно сказала Ольга, однако Эльза предпочла проигнорировать ее слова, как и все предыдущие реплики: судя по всему, дочь не уважает мать и относится к ней как к досадной помехе.

– Во всяком случае, – упрямо добавила девочка, – если можно подозревать Рому, то точно так же не стоит снимать подозрения с Луизы, ведь она – лицо заинтересованное!

– В каком смысле?

– Ну, она же должна получить все, верно? В смысле, наследство деда?

– Если ваш дед составил завещание, то наследование по закону не будет иметь места.

– Завещание? – Эльза казалась удивленной. – Разве дед болел?

– С чего вы взяли?

– Зачем писать завещание, если не собираешься умирать?

– Ну, Карлу было под семьдесят, а в таком возрасте каждый задумывается о том, кому достанется все, чем он владеет, – в особенности это касается людей состоятельных, у которых действительно есть что делить.

Судя по всему, на это Эльзе возразить было нечего, поэтому она сочла за лучшее промолчать. Однако хватило ее всего секунд на сорок.

– А про мое алиби вы узнать не желаете? – задала она неожиданный вопрос.

– Ты сказала, что была с братом в чьем-то доме…

– Ну да, и это может подтвердить куча народу! Правда, все были трезвые часов до восьми вечера, а потом…

– Эля, что ты такое несешь?! – неожиданно вспомнила о своих обязанностях Ольга. – Ты же обещала мне, что не станешь…

– Мам, это же день рождения! – огрызнулась девочка. – В любом случае я пила только пиво… ну, и немножко мартини.

– Мы обязательно опросим всех свидетелей, – с серьезным выражением на лице пообещал Логинов. – Адрес дома продиктуешь? И хорошо бы еще телефоны твоих друзей, которые присутствовали на вечеринке!

– Слава богу, что хоть я вне подозрений! – пробормотала Ольга, когда Эльза наконец удалилась в свою комнату в поисках учебника.

– Почему вы так уверены? – спросил Виктор.

– Да потому, что я не получаю ни малейшей выгоды от смерти Карла! – усмехнулась она. – Мы терпеть друг друга не могли, поэтому он ни за что не отписал бы мне даже ржавого гвоздя. А значит, мне не было резона ускорить его отправку на тот свет с целью получения наследства… Кроме того, мой муж неплохо зарабатывает и я ни в чем не нуждаюсь!

И снова Ольга думает лишь о себе: это ей нет нужды волноваться о деньгах, а ведь ее дети вынуждены жить в доме мачехи, с которой не ладят, так как проживание вместе с отчимом невозможно из-за сложившихся неприязненных отношений!

– Честно говоря, я затрудняюсь сказать, что произошло, – развел руками врач медицинского изолятора, приписанный к ИВС, в котором содержался Роман Вагнер. – Вернее, что произошло, известно, а вот почему Вагнер оказался на больничной койке…

– Что вы имеете в виду? – удивилась Лера. – Мне сказали, драка…

– Драка была, только вот ваш подозреваемый не принимал в ней участия.

– То есть напали не на него?

– Определенно нет! Двое поссорились из-за карточного выигрыша, завязалась потасовка, и у одного из них оказалась в руках заточка… Надо еще разобраться, как такое могло получиться!

– А Вагнер?

– Когда дежурный открыл дверь камеры, то обнаружил двоих мужчин на полу без сознания, а остальные наперебой уверяли, что ранен только один.

– Симуляция? – предположила Лера.

– Мне так не кажется, – покачал головой доктор. – У Вагнера нет физических повреждений, но я связался с его лечащим врачом из городской больницы… Он ведь побывал в аварии, вы знали?

Лера кивнула.

– Так вот, врач сообщил, что у Вагнера имеются множественные повреждения, ни одно из которых не угрожает жизни, однако все вкупе они могли привести к долговременной потере сознания. То, что он не притворялся, сомнению не подлежит – об этом говорят медицинские показатели, перечислением которых я не хочу вас утомлять.

– Понятно. Ну а как он сейчас себя чувствует?

– Пришел в себя, однако компьютерная томография не помешала бы… Только у нас здесь нет возможности ее провести – отсутствует оборудование.

– Я подумаю, что можно сделать. С ним можно пообщаться?

– Попробуйте, – пожал плечами доктор. – Вагнер, похоже, не из говорливых!

Вот и опять Лера находит Романа на больничной койке – кажется, это входит у него в привычку! Он лежал, отвернувшись к стене. Соседняя койка пустовала.

– Пострадавшего в драке пришлось перевезти в городскую больницу, – пояснил доктор. – У нас здесь нет возможности лечить такие серьезные травмы. Что ж, я, пожалуй, вас оставлю – беседуйте.

Когда он покинул помещение, Лера взяла единственный стул, стоявший у обшарпанной стенки, и поставила его рядом с койкой Вагнера.

– Гражданин Вагнер, как самочувствие? – нарочито зычно спросила она.

Тот немного полежал без движения, но потом все же повернулся на бок и посмотрел на Леру. Выглядел он не лучшим образом, отметила она: темные круги под глазами, губы как будто искусаны в кровь – что, черт подери, произошло, ведь доктор уверял ее, что физически Роман не пострадал!

– Нормально, – сухо ответил он. – Спасибо, что спросили.

Во второй фразе явственно прозвучал сарказм – что ж, значит, не так уж ему и худо! А чего он, собственно, хочет? Грохнул дедулю и ждет, что следователь станет с ним цацкаться?!

– Жалобы есть? – спросила она.

– Об этом же вроде адвокат должен спрашивать?

– Я так поняла, вы дали ему отвод.

– Правильно поняли.

– Почему?

– Потому что он настаивал, чтобы я признал вину. Я никого не убивал, поэтому не о чем говорить!

– Откуда вы знаете? Вы же ничего не помните, сами сказали!

– А это не имеет значения: я просто не мог этого сделать!

– Вы состоите на учете у психиатра?

– Не помню.

Лера почувствовала, что начинает закипать: не иначе, он издевается!

– Вы хотя бы понимаете, в чьем убийстве вас подозревают?

– Я знаю, что в убийстве отца, – так сказал первый следователь.

– Вы вообще ничего не помните, даже свою предыдущую жизнь?

– Как это – предыдущую?

– Карл Вагнер вас усыновил.

– Правда?

Глядя на лицо Романа, Лера не могла понять, врет он или говорит правду.

– Хорошо, а что произошло в камере – это-то вы вряд ли забыли?

– Не забыл. Два мужика подрались, один вытащил нож… вернее, заточку. Вот и все, что я запомнил.

– Доктор говорит, вы отключились.

– Видимо, да.

– Но вас же не трогали?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

– Доктор сказал, что это, возможно, из-за травмы, полученной в аварии.

Разговаривая с Вагнером, Лера спрашивала себя, что у него может быть за психиатрический диагноз? Несмотря на потерю памяти, реальную или мнимую, Роман вовсе не казался ненормальным. Напротив, речь его была грамотной, выговор – четким и правильным, он не запинался, не подыскивал слова и во время беседы спокойно смотрел ей в глаза, не пытаясь отводить взгляд, даже когда Лера задавала неудобные вопросы.