Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 11

В какой-то момент воспитательный процесс перерос в склоку между родителями, благодаря которой они, хлопнув дверью, удалились на кухню, продолжая выяснять отношения. Но ребенок уже ничего не слышал, он уснул, не обращая внимания на обжигающую боль по всему телу… Сегодня был очень тяжелый день.

Совершенно неправильно помещать ребенка в ситуацию, с которой он никаким образом не может справиться. Винить его в том, что недостаточно воспитан, хоть и отсутствие каких-либо манер зачастую не его вина. Мы рассказываем детям как нам плохо и трудно, взращивая у них чувство вины за происходящее, вместо того чтобы защищать. Манипулируем состоянием здоровья. Это все вселяет в него животный страх, который в дальнейшем проявляется в виде синдрома жертвы или же, наоборот, в неконтролируемой агрессии. Кто-то переполняется тревожностью, а есть и те, которых охватывает чувство гиперответственности, приносящее не меньше проблем. Период зависимости очень важен для становления психики. Но так ли просто в какой-то момент остановиться, выдохнуть и понять для себя кто взрослый а кто ребенок и насколько сильно их не сформированное сознание нуждается в поддержке?!

ГЛАВА 6. УПУЩЕНИЕ

Во многих матерях живет глубокая ярость на мир, которую они могут бессознательно проецировать на детей самым утонченным образом. Но на самом деле эта ярость направлена не на детей. Ее причина – патриархальная культура, требующая от женщин жертвовать всем и вычерпывать себя до дна ради того, чтобы стать матерью.

                                   Из книги «Обретение внутренней матери»

Чувствительность и ранимость Андрея, так явно граничащие с его замкнутостью, в подростковом возрасте только усугубились. Близких отношений ни в школе, ни в каких-либо других слоях общества он так и не завел. Парень был высоким не по годам, поэтому несуразная сутулость стала неотъемлемой частью его образа. Вытянутое лицо обрамляли густые черные брови, изо всех сил пытающиеся отвлечь на себя внимание от красных гноящихся прыщей, заполнявших лицо школьника. Одноклассники изредка кидали издевки в его адрес, но по большей степени просто не акцентировались на нем, будто удовлетворяя негласную просьбу товарища.

Андрей часто витал в своих мыслях, а еще чаще просто погружал сознание в тишину, словно отключался от такого чужого для него мира.

– Волоков! Чего вылупился? Катька нравится? – прокричал Сашка Козлов. Он был самым популярным парнем в классе, так хорошо соответствующий своей фамилии, просто обожающий самоутверждаться за счет других, а в особенности благодаря такому нескладному Андрею.

Козлов медленно провел ладонью по голым ногам девушки и со звоном шлепнул по ягодицам, обтянутым едва закрывающей их кожаной юбкой. Девушка смущенно засмеялась.

– Она всем нравится! А будешь и дальше так пялиться, твои глаза окажутся в твоей же заднице. Понял? – с насмешкой, поправляя упавшую на лоб прядь волос, произнес одноклассник.

Кожаная куртка, стильная прическа и джинсы – он был олицетворением моды и интересов того времени. Играл на гитаре в собственной рок-группе, с которой даже время от времени выступал на школьных концертах. А еще у парня был личный гараж, доставшийся в наследство после смерти отца. В нем проводилось большинство репетиций и посиделок. Самые красивые девчонки и популярные парни, только лучшие из лучших были удостоены привилегии появиться в этом кругу. Поговаривали, ребята знали, где достать на такие тусовки алкоголь и уж тем более сигареты.

– О Боже! Не лезь к нему, не то, того и гляди, долговязого опять вырвет! Я этого больше не выдержу! – произнесла Катя, закатывая глаза и обращаясь ко все еще державшему на ее заднице руку Саше.

Андрей наконец отвел взгляд. Смущение неприятно заскрежетало где-то внизу живота. Он побледнел, схватил в руки ранец и стремительно направился в сторону двери под сопровождающий его смех. Самые изощренные изображали звуки подкатывающей к горлу тошноты. Но подросток уже в привычной ему манере ничего не слышал. С самого раннего детства парень умело приспособился превращать адресованные ему оскорбления во что-то обезличенное и лишенное смысла, в то, что не имело к нему никакого отношения.

Проблемы с неконтролируемой рвотой со времен учебы в первом классе так и не оставляли мальчика, став его визитной карточкой среди учащихся. Дети могли не знать имени, но каждый был осведомлен об изъяне сверстника. Они считали своим долгом объявить об этом в неприятной форме. Кто-то сопровождал громким смехом и издевками, а кто-то с улыбкой шептал на ухо стоящему рядом. Окружение всем видом демонстрировало парню его ничтожность, тем самым укрепляя уверенность школьника в том, что он никому не нужен. А подросток, в свою очередь, ненавидел каждого из них. Большую неприязнь вызывали подростки такого же возраста, как и он – его враги, так ловко втаптывающие в грязь то малое, что от него осталось.





Некоторые боятся монстров, которые живут под кроватью, кто-то пауков или замкнутого пространства. Под страхами Андрея таилось что то большее, сильнее чем злость. То, что впоследствии обязательно должно было вылиться через край и поглотить в себя так никем и не понятого ребенка.

Придя домой, школьник обнаружил мать в слезах, казалось, каждое его возвращение в это место не сулило ничего хорошего. Не желая знать причину этой драмы, он спешно направился в сторону комнаты.

– Ты даже не поинтересуешься, что у меня произошло? – услышал почти добравшийся до своей крепости подросток, будто камнем брошенный ему в спину вопрос и молча обернулся. – Животное! Ты еще хуже, чем твой папаша! Но он хоть в чем-то был прав – я воспитала звереныша, неблагодарную и бесчувственную скотину.

Женщине уже не нужно было его сочувствие и уж тем более ответы на произнесенную пламенную речь.

– Уйди с глаз моих! – завершила она, переключив внимание на телевизор и, видимо, уже выплеснув тот негатив, который накопила за это время.

Парень наконец-то был свободен от неприятного и бессмысленного разговора и мог со спокойной совестью и чувством выполненного долга отправиться ужинать и делать уроки. Из еды в холодильнике его ждали разваренные, слипшиеся макароны и банка лечо, покрывшегося в середине белой, плотной коркой. Подросток замер, разглядывая содержимое.

– Жри, что дают! – он вздрогнул от голоса Елизаветы Григорьевной, неожиданно появившейся за его спиной.

Спорить с женщиной не было ни настроения, ни сил, ребенок только с недоумением смотрел в ее сторону.

– Что вылупился? Уроки делать собираешься или нет? Я вообще сомневаюсь, заслуживаешь ли ты еды с таким отношением. Должна же быть хоть малейшая благодарность! Но нет, от тебя и этого не дождешься!

Андрей закрыл дверь холодильника и отправился в комнату, мамаша же, не желая заканчивать монолог, последовала за ним.

– А ну-ка, дай мне дневник. Что-то я давненько не слышала о твоих успехах в школе! Наверное, двоек нахватал кучу?! Ты же по нормальному не можешь! – вцепившись в ранец, не останавливаясь, продолжала родительница.

Парень же продолжал молча наблюдать за ее действиями, просто не видя смысла даже пытаться поддержать разговор. От мысли, что напротив расписания уроков за вчерашний день красуется тройка, ученика бросило в дрожь, ладони покрылись липким потом. Но резкий удар дневником по лицу мгновенно привел его в чувство.

– Это что такое? Я тебя спрашиваю! – последовал еще один шлепок, а за ним еще несколько в область носа.