Страница 12 из 21
Он уступил мне дорогу, провожая взглядом до тех пор, пока я не скрылась под аркой, ведущей с торговой площади. Меня так и подмывало оглянуться, чтобы показать Габриэлю де Феррер язык. Тоже мне, учитель хороших манер выискался. Но приглашение на бал пришлось как нельзя кстати, ведь меня давно интересовали владения семьи де Феррер, а именно их замок на озере.
Попасть туда было непросто. Мешали голые отвесные скалы, на которых он был возведен. Если и существовал тайный проход в толще камня, то его отлично замаскировали. Конечно, со временем я бы все равно на него наткнулась, однако замок слишком хорошо охраняли, даже для родового дворянского гнезда. И не только магией. Раз в две минуты прибрежный лес и пляж обходили до зубов вооруженные патрули с теми самыми собачками, что повстречались нам с сеньором Ёсиком в день моего приезда в Валенсир. Засекли меня сразу, да я и не пряталась. Проверяла на бдительность. И сдавалось мне, что не зря. Ведь не бывает дыма без огня, а дела без тела. Вот его я и хотела найти. Не зря же местные упорно твердили, что все беды, сиречь разбросанные по округе изуродованные трупы, дело рук обитателей замка. Собственно, здесь и назревал закономерный вопрос: а на фига оно мне было надо? Вот уж не знаю, но интуиция настойчиво твердила, что именно туда-то мне и нужно. Зачем – не знаю, но скучно не будет, а ведь привычного "веселья" мне как раз и не хватало.
Сеньор Фидел встретил меня дежурной улыбкой, но как-то сразу стало ясно, что радостью здесь и не пахнет. Настолько безыскусно он попытался спровадить меня из города под предлогом неимения свободных комнат. Я оборвала его вежливое блеяние пятью золотыми аргументами и не менее дежурной ухмылкой. После чего поднялась на второй этаж, в свою прежнюю комнату. Время перевалило за третий час, а ведь мне еще предстояло подготовиться.
Я скептически осмотрела себя в напольном зеркале. Стиль деревенской травницы меня устраивал. Легкий загар, румянец на щеках, растрепавшиеся волосы, свободная одежда. Что и говорить, свежа, словно роза, но вид не светский. Для бала не гожусь. М-да, проблемка.
Стук в дверь прервал мои невеселые думы.
– Сеньорита Виринея? – донесся знакомый голосок. – Можно мне войти? У меня для вас посылка от дона Габриэля!
Однако быстро же он справился. Аж подозрительно. Я открыла дверь рывком, осмотрела узкий коридор и втянула горничную внутрь. В руках Мартита держала большую прямоугольную картонную коробку, перевязанную черной шелковой лентой.
– Положи на кровать, – сказала я, и Мартита прошествовала мимом меня с явным облегчением, неся коробку на вытянутых руках, будто та была блюдом с драконьим навозом. Она аккуратно уложила ее на покрывало и отступила в сторону, заинтересованно поглядывая на меня из-под ресниц. Оставалось узнать, есть ли у Габриэля де Феррер вкус. Я медленно распустила роскошный бант и сняла крышку с тисненой золотой надписью "Кристо де Ребьен". Ну надо же, какая щедрость. Наряд от именитого дизайнера для "невоспитанной" дикарки. Многообещающее начало, нечего сказать.
– Вели согреть воды, да поживее, – попросила я, желая увидеть содержимое коробки исключительно в одиночестве. – И принеси, пожалуйста, ледяного розового вина в запечатанной бутылке.
– Слушаюсь. – Горничная выбежала из комнаты с самым разочарованным видом.
Я же осторожно развернула полупрозрачную бумагу в лучших традициях дорогих столичных магазинов… и невольно вздохнула от восхищения. Алый шелк невесомо проскользнул сквозь пальцы, открывая уложенные на дно коробки бархатные и в тон платью туфли на умопомрачительной серебряной шпильке. Хм, ладно. Вот вымоюсь и примерю.
Минут через пять под руководством шустрой Мартиты двое плечистых молодцов наполнили купальную бадью в комнате парующей водой. Сама горничная поставила на стол поднос с вином и фруктами. Я откупорила запотевшую бутылку, плеснула себе вина и отправила девушку в парфюмерную лавочку с запиской для хозяина. Сама же забралась в воду, попивая из бокала и щедро натираясь мылом с ароматом магнолии. Подумать было о чем, однако не думалось вовсе. Уж не знаю, что было тому причиной: сладость вина или же моя привычная самонадеянность, но предстоящее мероприятие меня вообще никак не заботило, ибо планировать, не зная броду, было бесполезно. Но и идти на поводу у Габриэля де Феррер, чтобы он там себе не решил, я так легко не собиралась. Танцы танцами, а способ осмотреться в замке я все равно найду. Чтобы это не значило. К возвращению Мартиты я была чиста, аки младенец, почти весела и даже немного подшофе, что только укрепило мою веру в правильность того, что я собиралась сделать.
Пока я вкушала персик, горничная ловко соорудила на моей голове нечто элегантное из кос и локонов, открывающее шею и спину. Дело оставалось за малым. Надеть платье и сунуть ноги в туфли, потому как подходящего под него белья у меня все равно не было. Обернулась я к зеркалу уже под восхищенное оханье, всплеснувшей рукам девушки.
Платье было "голое". Хотя и не имело декольте, а длинные рукава заканчивались высокими манжетами с двумя рядами рубиновых пуговиц каждая. Тем не менее шелк струился по телу, подчеркивая все, что можно было выставить напоказ. Налюбовавшись собой спереди, я повернулась к зеркалу спиной и не тихо выругалась. Вырез на спине впечатлял, едва прикрывая поясницу. Так вот как я выглядела глазами Габриэля де Феррер. Хороша обезьянка, ничего не скажешь. Впрочем, если бы блондин не желал привнести в этот вечер элемент неожиданности, разве бы стал тогда присылать наряд, способный к эмпатической трансформации?
Подернувшись легкой дымкой, платье превратилось в нечто совсем иное, намного более созвучное моему настроению. Я придирчиво осмотрела себя в зеркале. Да, вот так было гораздо лучше. Алый шелк уступил место черной облегающей кружевной юбке со шлейфом и кожаному корсету, расшитому черными же камнями. На плечах мягко замерцала кружевная накидка с длинными узкими рукавами и высоким жестким воротником, напоминающим ошейник с шипами. Готично, но со вкусом. Немного туши, несколько легких мазков красной помады в тон туфель, колючие брызги духов, туда, где бьется пульс…
Под окном загрохотали колеса, и Мартита свесилась из окна, чтобы посмотреть. Я же с удивлением обнаружила вызолоченное закатом небо.
– Внизу карета с графским гербом.
Ну что ж, игра началась. Я бросила последний взгляд в зеркало и покинула комнату. Спустилась вниз, наслаждаясь томно-сладким ароматом спелых валенсирских слив, вполуха выслушала поток "искренних", как и сам господин Фидел, комплиментов и вышла на улицу. Карета, запряженная четверкой изящных вороных коней, нетерпеливо приплясывающих на месте, ждала у входа. Ко мне тут же подскочил худенький паренек в красной бархатной ливрее. Он распахнул передо мной дверцу с графским гербом – могучим черным дубом на красном щите под золотым венцом с жемчугом, и помог забраться внутрь, аккуратно уложив шлейф платья на полу. Дверца захлопнулась, и карета плавно покатилась по пустынным улицам Овьерро. Когда мы миновали городские ворота, вокруг потянулся наполненный сумерками лес.
А на соседнем сидении меня ждал еще один сюрприз. Небольшой прямоугольный футляр из полированного дерева. Я отщелкнула изящный серебряный замочек и откинула крышку. Внутри на кремовой атласной подушечке лежала изумительная “коломбина”. Маска была маленьким произведением ювелирного искусства – тончайшей ажурной вязью белого золота, усыпанной черными рубинами. Я повертела эту красоту в руках, полюбовалась на мерцание камней и переливы бархатных завязок в тон и положила обратно до заветного часа.
Итак, Габриэль де Феррер продолжал украшать свою обезьянку. Только для чего?
Я откинулась на сиденье, наслаждаясь покоем и мерным покачиванием кареты, изредка улыбаясь некоторым мыслям. Это было затишье перед бурей.
Глава 3. У реки два берега
Еще один долгий день неумолимо клонился к закату. Уходящее за горизонт солнце позолотило дорогу и пышные розмариновые заросли, заполонившие обочины. Справа единой грядой тянулся дубовый лес, такой мощный и дремучий, что за верхушками деревьев с трудом угадывались остроконечные горы. Слева серебрились оливковые рощи и томно колыхались тяжелые ветви поспевающих слив. Воздух пах травами, раскаленной землей и пылью. А еще солью, что навевало отвратительные мысли.